газете, но было стойкое ощущение, будто я прекрасно знаю всю ее подноготную. Каждый вечер за ужином папа потчевал нас рассказами обо всей кухне Newsday. Редакторы, авторы… мне казалось, я знаю их как свои пять пальцев. В моей памяти было живо все – запах мягких карандашей и ластиков, щелканье пишущих машинок и телетайпов, застоявшийся кофе и сигаретный дым, шутки и споры, алкоголики (в издательском мире их пруд пруди). Отец был потрясающим рассказчиком. Он имитировал колоритный южный акцент, поведение мрачных и злобных клерков, а позднее, по мере расширения связей, секретарей и высшего руководства.
В определенный момент он захотел обучить меня редактировать материалы для статей и писать заголовки. А я заявил, что не нуждаюсь в подобных навыках, на что отец возразил, дескать, хороший писатель должен быть хорошим редактором. Писателем стать в одночасье невозможно, говаривал он, но любой талант следует оттачивать и совершенствовать за счет умения редактировать самого себя. По его глубокому убеждению, данное правило применимо и к намерению сделать карьеру ученого или юриста (он лелеял надежду, что я-таки сверну с этого скверного пути). Юристы и ученые нередко оказываются кошмарными писателями, заявлял отец. Умение редактировать и распознавать хорошие и плохие тексты весьма значимо для любой сферы, какую бы я ни выбрал.
Нехотя я последовал его совету. В течение нескольких недель летом он приносил домой растровые распечатки газетных статей с рваными полосками, свисающими по сторонам. Мы устраивались за кухонным столом, и отец терпеливо учил меня редактировать статьи, что подразумевало анализ истории и выявление недостающих звеньев, четкое и последовательное изложение, выстраивание и, самое главное, распознавание хорошего текста и сопротивление желанию копаться в нем, если он не требует изменений.
Пришлось много трудиться, зато теперь я владею умением, за которое платят реальные деньги. Когда я откликнулся на ту вакансию в Hartford Courant и посетил редакцию с целью выполнения теста, полученные навыки позволили мне получить работу по совместительству.
Вчерашний выпускник колледжа, я стал полноправным сотрудником газеты, хотя и не в том виде, который пришелся бы по нраву моему отцу. Я заявлялся в офис с длинными волосами и бородой, в джинсах, фланелевой рубашке и сандалиях, выполнял свою работу и уходил. Работая по совместительству, я практически не участвовал в закулисной жизни газеты, хотя мне и довелось повстречаться с великими журналистами, которые впоследствии на долгие годы стали моими коллегами в New York Times, и редактором по имени Джим, который вместе со своей – тогда еще будущей – женой Кристин стал моим близким другом. Там же я получил один из самых мудрых советов в моей жизни. И дал его мне сотрудник предпенсионного возраста. Я задал ему невинный вопрос касательно политической принадлежности кого-то из правительственных чиновников низшего ранга. И ответ услышал далеко не сразу.
«Вот что, молодой человек, – наконец произнес он, – никогда не слушайте сидящих рядом безмозглых идиотов».
Где бы я ни оказался, всегда помнил эти слова. Не полагайся на то, что говорят другие, может быть, они намного глупее тебя. Все проверяй сам!
В начале 1980-х годов сам Хартфорд являл собой довольно-таки стремное место, весьма похожее на Балтимор из сериала «Прослушка». После закрытия баров редакторы перемещались под эстакаду автомагистрали I-84 попить пива. Тем не менее у меня сохранилось пару приятных воспоминаний об этом городе. «Хэлс Аквариус», своего рода ресторан «Сильвияс», только в северной части Хартфорда, место постоянных сборищ черных политиков и прекрасное место для южных завтраков с острыми сосисками и кукурузной кашей. И ужин в итальянском заведении «Карбонс».
Это казалось невероятным, но однажды я выиграл конкурс заголовков – «Опасность сизигии лишена весомости».
Каков же был приз? Ужин на двоих в ресторане по моему выбору. Естественно, мы с моей девушкой выбрали ресторан, который считали лучшим и самым дорогим в городе, «Карбонс», и прилично покутили, насколько были способны два двадцатидвухлетних человека, но все равно мучились чувством вины: салат «Цезарь», карбонара с феттучини, телятина и, конечно же, вино. Не помню даже, какое именно вино мы заказали, но трапеза оказалась чудесной и вкусной, а мы ощущали себя взрослыми и избалованными, пока не пришло время вручить чек моему редактору. Тот обалдел от такой экстравагантности (сумма превышала 100 долларов), однако оплатил безоговорочно. А на что он рассчитывал? Что я пойду в McDonald’s? Так я получил второй мудрый урок за время моего краткого пребывания в Courant: лучше просить прощения, чем разрешения.
Решив покинуть Техасский университет и имея за плечами несколько месяцев опыта работы в газете, я стал рассылать резюме в газеты по всей стране. Меня по-прежнему не будоражила карьера в журналистике. Я вообще тогда не задумывался о карьере. Если бы у меня имелся опыт в строительстве, я искал бы работу по дроблению камней. Мне просто хотелось иметь в кармане какие-то деньги. Пусть у меня не было в Остине никаких связей, мне нравилось здесь жить и хотелось бы остаться. Однако идея работать в Austin American-Statesman (прозванной в этих краях American Spaceman) оскорбляла даже меня. Газета была столь плоха, что многие жители предпочитали читать университетскую студенческую газету, Daily Texan, хотя ту и называли Daily Toxin, переваривать ее было так же сложно. Может быть, я и не хотел стать журналистом, но у меня имелись личные стандарты.
Как ни удивительно, но я получил предложение от Chicago Sun-Times. Какая удача! Резюме я отправлял в разные места, газеты в таких городах, как Миннеаполис и Канзас-Сити, Сакраменто и Даллас, не утруждали себя ответами. Но Чикаго? Чудесный город, таящий множество возможностей для изучения.
Прежде я никогда не бывал в Чикаго. Но фанател по блюзу, а переезд из Остина в Чикаго напоминал перебежки по клубам субботним вечером. Однако не только это; Чикаго располагался в центре «пояса барбекю», но, отточив свой вкус в Техасе, я не был готов отказываться от барбекю. По сути, только после переезда я понял, что Чикаго – это чудесный город ресторанов. Позднее, перебравшись в Нью-Йорк, я частенько говорил людям, что в Чикаго столько же хороших ресторанов, сколько и в Нью-Йорке, но намного меньше плохих. Разумеется, это не относилось к заведениям верхнего ценового сегмента, но для юноши, недавно начавшего самостоятельно зарабатывать, в Чикаго имелся шикарный выбор приличных недорогих мест.
Каким-то волшебным образом мне удалось снять очаровательную квартиру, лофт в дюплексе по адресу 2800 Норт-Берлинг-стрит. Как человек, проживший почти тридцать лет на Манхэттене, вынужден с грустью признать, что это была самая чудесная квартира из всех, где мне
