Мужчина подошел к нам. Валерий Федорович познакомил:
— Алексей Степанович, мастер участка. Алексей Степанович широко улыбнулся:
— Мы тут договорились… Словом, ребятки, кто желает поглядеть, как управляются наши механизаторы, ну и познакомиться с ними поближе, бегите по машинам. Какая кому по душе.
Кто-то из ребят выкрикнул «ура», и все разбежались по участку. Я рванул к бульдозеру, который стоял далеко впереди остальных. Бульдозерист, молодой парень в полосатой тельняшке и берете десантника на чубатой голове, словно поджидал меня, еще издали заулыбался, поблескивая белыми зубами.
— Давай, давай, подлетыш, — крикнул он весело. — Жарь быстрее, работу держишь.
Когда я подбежал, он протянул мне руку и я вмиг очутился в кабине.
Парень оглядел меня карими, приветливыми глазами.
— Ну, что, будем знакомиться, подлетыш?
Я даже немного обиделся.
— Почему «подлетыш»? Я — Костя Брыскин.
— Оттого и подлетыш, что Костя Брыскин. Иначе бы звали Константином… как отчество?
— Петрович.
— Вот, звали бы тогда Константином Петровичем, ясно? Ну не дуйся, не дуйся. Это у меня такое любимое словечко. Подлетыш — молодая птица, которая еще не встала на крыло. Другими словами: еще не может хорошо летать. Ты тоже пока не можешь, верно? На папкиной шее сидишь…
— У меня нет папки, — неожиданно для самого себя сказал я. И расстроился: зачем?
Парень крякнул, промычал что-то, потом торопливо заговорил:
— А меня Вадимом зовут. Я, брат, тоже без отца рос… Ну что, двинули?
Я кивнул.
Бульдозер сразу же взревел, дернулся и стал осторожно пятиться вниз. Вадим, поглядывая назад, выкрикивал:
— Братья-сестры есть? Видал — нету! А у меня два братана да сестренка. Из-за них десятилетку не закончил, в эспетэушку пошел. Чтобы профессию получить. Маме помогать…
— В какую эспетэушку? — не понял я. Вадим укоризненно глянул на меня, но тут же снова обернулся назад.
— СПТУ. Сельское профессионально-техническое училище. Или не слыхал о таких?
— Слыхал.
— А спрашиваешь!.. Училище мелиорации закончил. Бульдозер перестал пятиться и вдруг рванул вперед, начав глухо рычать и подрагивать: видимо, захватил толстый слой земли.
— А что это — мелиорация?
— Ну, даешь, подлетыш!.. Мелиорация — такая отрасль сельского хозяйства… Ну, как тебе объяснить? Словом, задача ее — напоить землю водой. Или поубавить, где ее через край. Понял?
Я отрицательно помотал головой.
— Ну как же!.. — огорчился Вадим. — Вот наш канал для чего? Чтоб привести в нашу степь воду, чтобы полить ее, напоить досыта. Это и есть мелиорация. Всякие водохранилища, оросительные системы — тоже мелиорация. А для чего? Чтобы вся степь живой стала, колосилась хлебами, пахла цветами… Теперь понял?
— Понял.
— Ну и молодец.
Вадим улыбнулся и на какое-то время задумался, потом обернулся, спросил вдруг:
— Вишен хочешь?
Я удивился и чуточку растерялся.
— Хочу. А что, есть?
— Будут. — Вадим широко провел рукой, указывая на степь. — Тут будут. Вокруг, через шесть-семь лет. И яблони, и груши, и сливы… До отвала с тобой наедимся, а?
Я рассмеялся.
— Ха, да через семь лет моего духа здесь не будет, не то что…
— Убежишь?
— Укачу.
— Куда же это?
Я беспечно махнул рукой.
— А хоть куда! Надоела мне жарища да пыль. Ни речки, ни леса. Пусть живут здесь те, кому все это нравится. Вадим бросил на меня искоса быстрый взгляд.
— Вон ты какой…
— Какой? — вздернулся я, почувствовав в его тоне что-то обидное.
Вадим сосредоточенно двигал рычагами, разворачивая бульдозер, выровнял его, произнес, кивнув влево:
— Видишь вон те круглые кустики?
— Перекати-поле, что ли?
— Их. Тоже вот сидят на родной земле, растут, цветут, а сами поджидают случая, чтобы сорваться с корня и катить неизвестно куда. Гонит их ветер иной раз за сотни километров, пока они не застрянут где-нибудь, да так и останутся там, пока не сгниют…
— Я не перекати-поле.
— Понятное дело… Но мысли-то какие: «укачу», «надоело», «пусть другие тут живут»… Чуешь, а?
Я не ответил. Ну и разговор получился! Хоть открывай дверцу и выпрыгивай из кабины.
Вадим, не дождавшись ответа, тоже примолк, переключив все внимание на работу. Машина слушалась его, как живая: она то резво разворачивалась, то отступала, то, опустив нож, устремлялась вперед, гоня перед собой огромный земляной вал. Я засмотрелся на Вадима — так спокойно, ловко и красиво работал он. Даже обида прошла.
Вадим повернул ко мне свое загорелое, слегка припорошенное пылью лицо:
— Ну что, отошел маленько? Я не сдержался, засмеялся:
— Отошел!
Вот ведь какой — все замечает, все понимает!
— А я, брат, отсюда — никуда! — произнес он раздумчиво. — Столько работы! Говорят, собираются еще один канал строить, там, севернее, где-то у Бурлы.
И подмигнул мне дружелюбно, совсем по-свойски, будто мы были с ним давно знакомы.
— Вот так-то, подлетыш, дорогой мой Костя Брыскин. Сбежать — штука нехитрая.
В это время мы увидели на высоком ворохе земли Алексея Степановича. Он махал рукой.
— Все, — сказал Вадим, останавливая бульдозер. — Вас созывают. — Хлопнул меня по плечу. — Давай газуй, а будет время — приходи в гости. На вахту. Мы теперь с вами как-никак соседи.
Я кивнул.
— И ты приходи к нам. Ко мне. Некоторые ваши уже давно бывают в Ключах.
— Кто такие?
— Фамилий не знаю. Одного зовут Вова, другого Симочка. Скреперисты-бульдозеристы.
Вадим засмеялся:
— Ну, звонари… Вон один скреперист работает, — ткнул он пальцем куда-то назад.
Я выглянул: там медленно взад-вперед ползал неуклюжий каток, утрамбовывая дорогу.
— Это — Симочка. А Вова укладывает полиэтиленовую пленку… Часто бывают?
— Да будто бы нет. Видел два раза. Симочку. Недавно. С какой-то сумкой. Тяжелой.
Вадим вдруг насторожился.
— С тяжелой? Как узнал?
— Да разве не видно? Нес, едва по земле не волок. А что?
Тут раздались нетерпеливые автомобильные гудки. Я заторопился:
— Побежал… До свидания, Вадим.
— Так приходи.
— Обязательно. Может, на той неделе… В общем, как выберу время.
Однако судьба распорядилась иначе: я прибежал уже на другой день.
Ехали мы к поселку строителей полные впечатлений. Буланка не закрывала рот, восхищалась увиденным, слышалось ее знаменитое «ой, как романти-и-ично!». Эвка сидела у кабины рядом с Колькой Денисовым и с интересом листала его альбом. Пока нам готовили обещанные Георгием Демьяновичем пельмени, Валерий Федорович показывал вахту. Так строители называют свой временный поселок. Он весь состоит из колесных вагончиков: несколько спальных, красный уголок, столовая, магазинчик и даже баня.
Мы быстро обегали безлюдную вахту, осмотрели все, что было возможно, заглянули в каждый вагончик, но ничего особенного в них не увидели. Лишь одно бросалось в глаза — чистота; ни одной койки не заправленной, у окон тумбочки, покрытые белыми салфетками, на них кое-где даже полевые цветы в стаканчиках. И всюду пучочки белесого степного полынка — для запаха.
— Ну все, ребятки, — сказал Микрофоныч, — идемте, нас приглашают к столу.
Прямо на воздухе, под тентом, стояли накрытые столы. А я замешкался. Уже было совсем начал спускаться по небольшой лесенке, да глаза вдруг остановились на фотографии, что висела над одной из коек. Небольшая серенькая фотография, но что-то в ней было такое, что я тут же убрал ногу со ступеньки и вернулся в вагончик. Вернулся и замер в изумлении: на меня глядели три улыбающихся солдата. Двое крайних были в фуражках с лихими чубами и усиками, третий, средний, — в пилотке, а на груди его блестела медаль…
Не может быть! Неужели дядя Максим? Точно — он! И сомневаться нечего. Но как попала эта карточка сюда, на стройку, в этот тесный вагончик, пахнущий полынком?.. Кто повесил ее тут?
Я почти не притронулся к «фирменным» пельменям — аппетит пропал.
Глава двадцать третья
Загадка проясняется
Я долго не мог уснуть — заново переживал нашу экскурсию. Все, что увидел за день, все, что слышал, вдруг нахлынуло на меня, начисто отогнав сон. Но какие бы мысли ни толкались в моей голове, я не переставал думать о серенькой фотографии с тремя молодыми улыбающимися солдатами…
Как она оказалась в вагончике? Чья она? Случайно ли попала туда или чей-то родственник сфотографирован с Юркиным дядей? Чей? Кто? Скорей бы уж утро! Вот ахнет завтра Детеныш, когда узнает про фотографию, вот обрадуется!
Однако утром я передумал: стоит ли волновать человека, пока мне самому ничего не ясно? Вот схожу к строителям, разузнаю все толком — тогда. Дорога на вахту не длинная — восемь-девять километров. Я рассчитал так, чтобы поспеть к часу, когда строителей привезут обедать. Пришел чуть раньше. Первым, кого встретил, был Толян Рагозин. Он сидел в тени крайнего вагончика и со смаком курил, увидал меня, от удивления даже вскочил и зажал в кулак сигарету.
