Как она оказалась в вагончике? Чья она? Случайно ли попала туда или чей-то родственник сфотографирован с Юркиным дядей? Чей? Кто? Скорей бы уж утро! Вот ахнет завтра Детеныш, когда узнает про фотографию, вот обрадуется!
Однако утром я передумал: стоит ли волновать человека, пока мне самому ничего не ясно? Вот схожу к строителям, разузнаю все толком — тогда. Дорога на вахту не длинная — восемь-девять километров. Я рассчитал так, чтобы поспеть к часу, когда строителей привезут обедать. Пришел чуть раньше. Первым, кого встретил, был Толян Рагозин. Он сидел в тени крайнего вагончика и со смаком курил, увидал меня, от удивления даже вскочил и зажал в кулак сигарету.
— Не бойся, — сказал я усмехнувшись. — Не пойду доносить твоему отцу.
— А я и не боюсь, — несколько смущенно произнес Толян и сунул в рот сигарету. — Ты чего сюда?
Меня будто какой бес подтолкнул, брякнул:
— Горючку принес. Симочке и Вове. Очень просили вчера.
Чего угодно я ожидал от Толяна: изумления, улыбки, насмешки, но он отнесся к моим словам вполне серьезно.
— Правильно сделал. Они — хорошие мужики. С ними стоит иметь дело. Особенно с Симочкой. Коронный парень.
— Чем это?
— Услужишь ему — заработаешь. Тебе-то деньги во как нужны. Не дурак — понимаю. Мать в больнице, пахана нет. А я видал, какие курю? — Толян вынул из кармана семидесятикопеечную пачку сигарет «Космос». — Вот так. А на Игоря ты тогда зря кинулся. Парень он что надо. Это он надоумил и помог Симочке, ну и мне, конечно, устроить дело. Бизнес.
Ого, подумал я, Толян и — бизнес! Не иначе Игорево слово, а может, и Симочкино. Я уже было открыл рот, чтобы спросить, что за дело помог устроить Игорь, как надо услужить Симочке, чтобы покупать такие дорогие сигареты и почему он сидит здесь, но Толян опередил. Он подозрительно оглядел меня с ног до головы.
— А где у тебя горючка?
— Какая горючка?
— Ну, для Вовы и Симочки.
— А! — сказал я беспечно. — Сусликам споил, пока шел. Гляжу — стоят, бедняги, свистят грустно. Ну я и угостил их, чтобы им жилось веселей.
Рагозин понял — я его разыграл. Но моя шутка не показалась ему остроумной.
— Идиот! Гляди, помалкивай о нашем разговоре. Худо будет.
— Ладно, не пугай. А тебе советую: брось ты этого Симочку, а то навыслуживаешься на свою голову.
Толян хмуро сказал:
— Не твоя забота. Мотай.
Я пошел к кухне, где гомонили две поварихи и переливал воду из конной водовозки в бачки старик с редкой седой бородой.
Строители приехали на своем голубом потрепанном автобусе. Я искал глазами Вадима. Но его не было. Зато Вова и Симочка были тут как тут, соскочили на землю первыми. Они о чем-то тихо перемолвились и быстро пошагали, но не к столовой, а к вагончику, где их поджидал Рагозин.
Симочка случайно обернулся и увидел меня, ахнул, будто от великой радости.
— Кого вижу! Привет, привет, мой юный друг. Не нас ли с Вовой пришел поприветствовать в торжественный момент нашего явления к обеду? Нет?!
Симочка широко развел руками — так огорчил его мой ответ. Строители тем временем не спеша умывались, рассаживались за длинным столом под тентом. Где же Вадим? Тут я услышал треск мотора и оглянулся: к вахте стремительно мчался мотоцикл с коляской. Поравнявшись со мной, он остановился. Мотоциклист сдвинул на шлем очки и на меня глянули знакомые карие приветливые глаза.
— Вадим! — бросился я к нему. — Это чей такой?
— Как чей? Мой.
— Ух, ты!.. Хорошая машинка.
— Хочешь, научу ездить?
— Еще бы!
— Приходи по выходным, всю степь обкатаем. А сейчас зачем прибежал? Лучше бы к вечеру, после работы. Сегодня бы и начали.
Слова Вадима вернули меня к моим заботам.
— По делу я…
— Выкладывай.
— Такая тут штука… Кто вон в том вагончике живет? Нет, нет, во втором справа?
— Наши мастера, прораб… А в чем дело?
— Я вчера видел там фотографию. На стенке она висит… Мне бы узнать: чья она. Очень надо…
Вадим улыбнулся.
— Задачка нетрудная. Вон они все обитатели вагончика. А фотография принадлежит мастеру Бачурину.
Я заторопился глазами вдоль стола.
— Это которому?
— Крайний, с усами. Да ты его знаешь. Он вчера вас встречал на нашем участке — Алексей Степанович.
— Да ну?! Так я побегу.
Однако Вадим остановил меня.
— Погоди, дай поесть человеку. Кстати, и нам не мешает пообедать. Как смотришь?
Я слегка струсил.
— Еще вдруг кто попрет, скажет: «Этот-то чего сюда прилез?..»
Вадим захохотал.
— Ну чудак! За кого ты нас принимаешь? Строители — народ гостеприимный.
Мы откатили мотоцикл в сторонку, умылись и сели почти рядом с Алексеем Степановичем. Никто меня не прогонял, никто даже косо не глянул в мою сторону, наоборот, все угощали наперебой.
Нам подали уже компот, когда заявились Симочка и Вова. У Вовы лицо было багровым, глаза покраснели, а под ними набрякли мешки. Симочкины же щеки повяли и пожелтели, словно осенние листья, на губах застыла длинная неживая улыбка. Они сели с краешку, тихие, стараясь не привлекать к себе внимания, и принялись торопливо хлебать борщ.
Кто-то засмеялся:
— Уже нагорючились!
— Наш авангард!
Вова не поднял головы от стола, будто и не слышал, Симочка же откликнулся:
— Господа, прошу не отвлекать рабочий класс от основной жизненной операции — приема пищи, ибо, как говорил некий известный ученый…
— Ладно, цыц, рабочий класс, — грубо прервал Симочку пожилой строитель, что сидел против меня. — Кажется, скоро придет конец нашему терпению…
Симочка до самого конца обеда больше не произнес ни слова.
Строители вставали из-за стола, расходились, кто к своим вагончикам, кто просто покурить…
Поднялся и Бачурин, глянул на часы, куда-то было заторопился, Вадим остановил его:
— Алексей Степанович, минуточку! Тут к вам гость.
— Что за гость? Где?
Вадим приобнял меня за плечи.
— А вот, Костя Брыскин. Из соседнего села. Из Ключей.
Я смущенно поздоровался. Бачурин кивнул и с любопытством оглядел меня.
— Я слушаю.
Под его внимательным взглядом я еще больше засмущался.
— Вчера, это самое, мы были у вас в гостях и я увидел фотокарточку… Над вашей койкой… Вот и решил, это самое, может, думаю, узнаю что про Юркиного дядю.
Бачурин и Вадим засмеялись. Вадим сказал:
— Да, подлетыш, сразу видно, что из тебя не получится оратор.
А Бачурин добавил:
— Ты, парень, не волнуйся. И не торопись. Никто не гонит. Немного успокоился и рассказал про Детеныша, про его дядю Максима, имя которого почему-то пока решили не ставить в списки для памятника, дескать, он не погиб, а пропал без вести. А это, мол, еще не известно, что такое…
Бачурин вежливо, но твердо остановил меня:
— Не пойму: я-то тут при чем?
— Вот те на! — выкрикнул я ошалело. — Ну как же, у вас же фотокарточка висит! Точь-в-точь, как дома у Юрки Снопкова. Три солдата и все улыбаются. А тот, что посередине в пилотке и с медалью, и есть Юркин дядя Максим.
Я никогда не думал, что люди могут так мгновенно и сильно бледнеть. Не успел я договорить, как Бачурин стал белее белого, его светлые усы показались даже темными.
— Погоди, не части!.. — глухо произнес он и так ухватил меня за плечо, что я даже слегка присел. — Погоди, как звали его, этого твоего дядю?
— Не моего — Юркиного. Максим. Максим его звали. Петушков. Он добровольцем ушел воевать. Стихи писал…
— Не может быть… — едва выдохнул Бачурин и оглядел нас так, словно в первый раз видел. — Это же… Это же… Потом вдруг повернулся к Вадиму:
— Заводи мотоцикл. Сбегаем в Ключи, время еще есть. Успеем.
Вадим, должно быть, так и ничего не понял во всей этой истории, потому что недоуменно пожал плечами, однако расспрашивать не стал, пошел к мотоциклу.
Вскоре мы уже катили по нашей «главной» улице. Вот что значит техника! Это не пешком шлепать.
Через минуту мы уже остановились возле усадьбы Снопковых. Бачурин спрыгнул с мотоцикла и, не дожидаясь нас, вошел во двор. Я бросился за ним.
Дома был один Детеныш. Он сидел возле сенок, чистил картошку, недовольный и сердитый. В последний год ему особенно достается: две старшие сестры одна за другой повыходили замуж, а третья, Санька, уехала в Барнаул поступать учиться в педагогический институт. Теперь все домашние дела перешли на Детеныша. Оттого он еще сильнее страдает и нервничает.
Увидав меня с двумя неизвестными мужчинами, Детеныш осторожно положил в кастрюлю нож, поднялся и медленно вытер руки о штаны.
— Здравствуй, хозяин, — сказал Бачурин. — Можно в гости?
— Можно, — неуверенно произнес Детеныш, забыв поздороваться, и вопросительно глянул на меня. Я подмигнул ему, подтолкнул к дверям. Мы вошли в дом. Бачурин быстро огляделся.
