«ничего не означает» –
где состоять, но затем беседа приняла более острый характер. Я высказал т. Троскунову в ходе этой беседы то, что думал о его плохом отношении к работникам редакции, в частности к художнику Л.Б. Каплану. Тов. Троскунов очень рассердился, хотя ничего непозволительного в этой беседе я не допустил, но через два дня после этого я был откомандирован.
Я не прошу восстановить меня на работе в газете «Красная Армия» – там мне было очень тяжело, особенно после отъезда с фронта тов. Гришаева, который ближайшим образом занимался вопросами работы газеты. Но я прошу подвергнуть проверке положения, изложенные в характеристике, подписанной тов. Троскуновым.
Я утверждаю, что это – документ, составленный на основе личной неприязни ко мне, и он несправедлив.
Старший батальонный комиссар А. Твардовский.
16. V А.Т. – М.И. Москва – Чистополь
…Вчера я послал тебе телеграмму с радостным известием относительно Ирины Евдокимовны и Вовика… Получено в Союзе писателей письмо из одного партизанского отряда, действующего в Смоленской области. В нем сказано буквально (по памяти привожу тебе этот абзац): «Передайте т. Твардовскому, что партизанами найдена в одной из деревень такого-то р-на (места мои, даже названия деревень знакомые!) его теща такая-то и сын (!) Вовочка. Им оказана медицинская помощь, они живы, здоровы и переведены нами по распоряжению комиссара отряда в безопасное место, где и находятся сейчас вне всякой опасности». Дальше смутно сказано что-то относительно их возможной эвакуации в другое место. Во всяком случае о них там позаботились. Сообщение это заканчивается словами, от которых я и сейчас плачу: «Нам было приятно позаботиться о родных нашего дорогого земляка поэта Твардовского». Это пишут люди, которые… – да что там говорить! – это так хорошо и благородно, и радостно, что лучше не говорить ничего, чем что-нибудь… О чем еще я мог бы мечтать – это услышать что-нибудь и о своих стариках и сестрах…
Немного о делах…Написал объяснительную записку, прямо и резко опровергающую наветы «характеристики». Сижу, работаю, жду… Вчера закончил обработку «Легенды» («Баллады о Москве»). Завтра она могла бы пойти в «Известиях», но, во-первых, в обстановке первых дней в Москве и когда она была еще та «Легенда», я пообещал ее «Красноармейцу», а во-вторых, мне еще хочется что-то в ней довести. Полной радости она мне так и не принесла…
17. V А.Т. – М.И. Москва – Чистополь
…Вот напечатана «Баллада». То, что сокращено, – сокращено с моего ведома и согласия, лучше даже сказать, мною самим по предложению редакции.
Кроме трех строк, которые они сами (может быть, цензор) выбросили ночью. Это из строфы, которую ты обнаружишь, – она четырехстрочная. А выброшено: «еще стоим – боец в бойца, но без подмоги до конца – не устоим, – покосит…» Бог с ней. В книжке восстановим. Появление новой большой штуки в большой газете хорошо для меня, но вещь меня не радует.
Сегодня начинаю и считаю первоочередной задачей писать «Партизанам Смоленщины» – этакое послание в стихах. Оно, вероятно, появится в «Правде». Начал его писать в связи с тем, что возникла нужда выступить по радио для партизан Смоленщины. Оттуда, как мне сказали, были такие просьбы – чтоб я выступил. Что получится – не знаю, хочется получше сделать.
…Второй день – настоящая весна, май, улицы, бульвары заполнены людьми, одетыми по-летнему, детьми, няньками. Случайно проходил нашим Могильцевским – цветет тополь у соседнего дома, все так, как будто я готовлюсь к весенним экзаменам, а ты катаешь коляску с ребенком. Только еще тише и не так густо в Плотниковом пахнет от булочной… Наверно, сделав послание партизанам, не ожидая «решений судьбы», попрошусь поехать на «свой» фронт. Чистополь, наверно, придется отложить…
27. V А.Т. – М.И. Москва – Чистополь (с оказией)
…Я сегодня не могу сказать, что со мной будет завтра. Вдруг позвонят и прикажут садиться в поезд «Красноармейская правда», которая может убыть со дня на день. Меня туда настойчиво сватают, так как А. Сурков переходит в «Красную звезду». Правда, в «Красной звезде» идет какая-то речь и обо мне самом. Но так как я сам туда не суюсь, инициативу не проявляю, то ничего покамест не слышно. А в этой газете, передовой по очерку, статье и фельетону, не хватает только солидного поэта. Но все это сказать Ортенбергу должен не я, а кто-то со стороны. Может быть, это сделает Вася Гроссман по приезде своем, если не будет поздно… в том смысле… что меня могут уже «предписать» куда-нибудь…
…В недавнем докладе на парторганизации Сурков заявил, что стоило появиться Твардовскому в Москве, как появилась новая и особая линия в поэзии Отечественной войны…
3. VI
Справка:
Выдана старшему батальонному комиссару т. Твардовскому А.Т. в том, что ему разрешено выехать в г. Чистополь по семейным обстоятельствам. Срок отпуска с 4 июня по 10 июня 1942 г.
Зам. начальника управления кадрами ГлавПУРККА полковой комиссар Баев.
3 июня 1942 г.
4. VI
Отъезд из Москвы в Чистополь.
5–10.VI
Пребывание в Чистополе.
12. VI А.Т. – М.И. Москва – Чистополь (телеграмма)
Прибыл двенадцатого самолетом
18. VI Р.Т.
Чистополь, дорога. Повесть Гроссмана. Письма, ожидавшие в Москве. Назначение опять во фронтовую. Поездка с бригадным. Сплошное огорчение и радостная находка – возвращение к мысли о продолжении поэмы о Василии Теркине. Как война самое себя отодвинула! Не заговори Слободской о своей мысли написать такую книгу – не пришло бы в голову вернуться к финским наброскам. А тут уж стало обидно. Я два года назад задумал и начал то, что людям теперь только пришло. Там же сказал Слободскому, что книга такая мною начата и что известные отрывки – ее главы.
Когда задумал написать послание партизанам Смоленщины, начал было:
Едва листок из пухлой почки,
Зубчатый, выглянул на свет,
Прислали мне лесною почтой
Места родимые привет.
Мои места – Починки, Глинки,
Загорье, Птахина гора.
И все дорожки и тропинки
В верховье старого Днепра.
И не мог продолжать, почувствовал, как далеко это от темы и размером, и интонацией.
Но в «Партизанам Смоленщины» много полых мест и не все, совсем не все сказано, что хотелось бы. Начал что-то похожее:
Ветром, что ли, подунуло
С тех печальных полей.
Что там с ней, как подумаю,
Стороною моей?
С той негромкой краиною
Над Днепром, над Десной,
С тою русской старинною
Стороною лесной?
Неужели
