Оба кадиллака остановились. Особы королевской крови вышли, ступая обутыми в дорогую кожу ногами по битому стеклу, мусору и засохшим собачьим какашкам. Телохранитель что-то шепнул принцу. Тот кивнул и двинулся к подъезду, постукивая тростью. Хуан Карлос II щелкнул пальцами правой руки, и вышколенный слуга тут же вложил в вышеозначенную руку испанскую пятиструнку. Король забренчал на гитаре и приятным тенором запел, чуть перевирая мотив:
Я сошлья с ума, я сошлья с умаМнье нужьна она, мнье нужьна она,Мнье! Нужьна она-а!!
Принц Чарльз замер, положив холеные пальцы на дверную ручку. Лене показалось, что даже с четвертого этажа она услышала, как скрипнули его зубы. Принц поудобнее перехватил трость и четким шагом двинулся к заливающемуся соловьем монарху.
Дальнейшие события развивались как бы сразу в нескольких местах.
На переднем плане король Испании Хуан Карлос II, несмотря на некоторое изумление от внезапной боли в ягодичной области, ловко парировал гитарой трость принца Чарльза. Чуть сзади и правее, сберегая дыхание, точными и красивыми движениями дрались телохранители. Основной же шум производили секретарши, дравшиеся сумочками. Летела помада, хрустели под ногами зеркальца. Было ясно, что близок миг, когда сумочки окончательно утратят свои боевые качества и женщины вцепятся друг другу в волосы. Кадиллаки нарезали круги по двору, грубо подрезая друг друга; водители размахивали монтировками и что-то кричали; из салонов высовывались переводчики, что-то оравшие по-немецки. В центре двора за столиком для доминошников сидели дворецкий принца Чарльза и личный слуга Хуана Карлоса. Они чинно цедили «Дом Периньон» и изредка передвигали шахматные фигуры; отметим для истории, что угощал дворецкий, а шахматы достал слуга. Вокруг них скорбной толпой стояли старушки из окрестных домов.
— Ну Ленка, ну шалава, — сказала баба Нюра из первого подъезда.
— И не стыдно ей, на третьем-то месяце, — сказала баба Аня из третьего.
— На четвертом, — поправила тетя Валя, приехавшая к Петраковым.
— Всегда так, — хором подытожили бабки. — Самые хорошие мужики шалавам достаются.
В этот миг Хуан Карлос крепко получил тростью по голове. Из рассеченного лба потекла кровь. Он осерчал и выхватил кортик. Лена ахнула и кинулась к дверям.
* * *
Когда Елена выбежала во двор, все уже кончилось. Хуан Карлос с осуждающим видом нарезал свой белоснежный китель на бинты. Рядом виноватой глыбой возвышался принц Чарльз. Заботливо отряхивали друг друга телохранители, с профессиональным интересом оценивали повреждения водители. Лишь секретарши продолжали шумно драться. Их старались не замечать.
— Стойте! — запоздало крикнула Лена. Секретарши замерли, огляделись и, натянуто улыбаясь, начали причесываться, считать затяжки, словом, приводить себя в порядок. Хуан Карлос встал на правое колено и начал судорожно хлопать себя по карманам. Принц Чарльз нахмурился, щелкнул пальцами, и неведомо как только что находившийся у доминошного стола дворецкий деликатным движением вложил в руку принца маленькую, обтянутую черным бархатом коробочку. Принц Чарльз открыл коробочку и протянул её Елене. Лена, не веря себе, посмотрела и увидела кольцо с во-от таким вот бриллиантом.
Это был момент полного и безоговорочного счастья. Такой миг выпадает женщине раз в тысячу лет. Прошли какие-то секунды (или минуты?). Лена вздохнула и поняла, что все это время она не дышала. Заныла грудь. Стало ясно, что счастья может быть слишком много.
— Нет. Я так не могу.
Забормотали переводчики.
— Вы хорошие, вы лучше всех. Но я хочу, чтоб моего сына воспитывал его настоящий отец. — Лена по очереди поглядела на мужчин. — Давайте останемся друзьями.
Принц Чарльз что-то сказал по-английски.
— Бльядь, — старательно выговаривая сонанты, машинально перевел переводчик. Принц развернулся, с силой запулил коробочку в небо и пошел к кадиллаку. Из коробочки вылетело кольцо и, сверкая бриллиантовыми гранями, полетело в небо отдельно. Какая-то ворона, по виду явная москвичка, ловко подхватила блестящую штучку и стала стремительно удаляться в сторону столицы.
Хуан Карлос II перестал хлопать себя по карманам и сделал вид, что завязывает шнурки. Потом он встал, отряхнул колени и, насвистывая что-то легкомысленное, пошел к изрядно побитому белому кадиллаку. С головой, густо обмотанной белокительными бинтами, он был похож на гордого раджу, обманутого подлыми англичанами.
* * *
В полпервого ночи в дверь постучали. Лена открыла. На пороге стоял пьяный и счастливый биологический отец её ребенка по имени Василий.
— Ленк, — сказал он. — А давай мы с тобой знаешь что?
— Поженимся? — спросила Елена.
— Нет! — сказал Василий. — Кредит возьмем. А потом поженимся.
Остаток ночи они просидели на кухне. Вася в который уже раз объяснял Лене, что у него будет сын. Лена смотрела в окно на ночной двор и улыбалась.
Рассказ про Дж. К. Р.
Мужчина и женщина сидели друг напротив друга. Была глубокая ночь, время, когда хочется говорить, понизив голос. Но двое собеседников вовсе не думали понижать голос. Дочь женщины гостила у бабушки, а покой соседей их не волновал.
— Я верю в Бога, — твердо сказала женщина. — Да, верю.
— Я знаю, Кэт, — мужчина улыбался. — И вовсе не собираюсь с вами спорить.
Он понизил голос:
— Более того, признайте, Кэт, я ведь прекрасное доказательство Его существования.
— Не называйте меня так, — сказала женщина.
Улыбка мужчины стала еще шире.
— Кэт, — произнес он, — вы же называете меня Сатаной. Хотя мне это неприятно.
Температура в комнате ощутимо понизилась.
— Простите, — сказала женщина.
— Пустяки, — ответил Сатана. — Вернемся к нашей беседе.
Кэт кивнула.
— Поскольку вы уже убедились в моих возможностях и полномочиях, — женщина поёжилась; Сатана как будто этого не заметил, — то мы можем говорить предметно. Суть нашей беседы стара, как мир. Я делаю предложение. Вы его принимаете.
— Или не принимаю, — тихо сказала женщина. Сатана усмехнулся.
— То есть это я нарисовал эту идиотскую пентаграмму, — он кивнул на пол, — и проделал ряд эээ… действий, столь же, надо сказать, неаппетитных, сколь и ненужных. То есть это мне что-то нужно от вас, и именно я пребываю в отчаянии и надежде. Так?
Кэт опустила голову.
— Нет, — прошептала она, — нет.
— Ну что ж, рад, что вы это понимаете. Итак, моё предложение. Оно тоже старо как мир. За последнюю пару тысяч лет не изменилась даже его формулировка.
Кэт подняла лицо. Слегка раскосые глаза ее собеседника глядели прямо ей в душу.
— Милая Кэт. Вы получаете от меня всё, что вы захотите, в обмен на то, что у вас получается лучше всего.
Кэт несколько секунд смотрела в его глаза.
— Я… — сказала она, запинаясь, — я… не смогу преподавать?
Сатана удивленно откинулся, затем громко, от души расхохотался.
— Девочка моя, — сказал он, отсмеявшись, — ну кто вам сказал, что вы хороший преподаватель?
Женщина немедленно ощетинилась.
— У меня есть диплом. Могу показать.
Похоже было, что Сатана опять собирался рассмеяться, но вместо этого он сказал:
— Нет, преподавание здесь не при чём.
— Тогда что?
Сатана повернулся, выпростал ноги из-под стола, закинул одну на другую и оперся подбородком на кулак.
— Ну, к примеру, мне было бы очень любопытно узнать, — сказал он, — что случилось дальше с Храбрым Зайчиком и его друзьями.
Кэт резко выпрямилась, губы ее сжались в узкую нить.
— Вы… вы дьявол, — сказала она наконец.
Сатана пожал плечами.
— Трудно что-либо возразить.
И продолжил:
— Ну или не с Храбрым Зайчиком. С кем угодно.
Некоторое время стояла тишина, затем Кэт медленно произнесла:
— Но ведь это обычные сказки. Любая мать сочинит сотню таких и даже лучше.
— А вот это, милая моя Кэт, — сказал Сатана без улыбки, — предоставьте уж решать мне.
— Простите, — снова сказала она.
— Далеко не любая мать, — он как будто не слышал, — записывает эти сказки. Далеко не любая мать решится вызвать Сатану. Ну и далеко не любой матери Сатана сделает такое предложение.
— Да, — сказала женщина. — Я поняла.
— Ну, теперь давайте к деталям.
— Я хочу стать самой богатой женщиной в мире, — быстро сказала Кэт, — но только чтобы никто от этого не пострадал. Никто. Вообще.
Сатана задумчиво пошевелил бровями, как бы прикидывая что-то в уме.
— Ну, в общем, да, — сказал он, — приемлемо. Конечно, чтобы никто не пострадал — так не получится, но! — он предупреждающе выставил ладонь, — все пострадавшие будут виноваты полностью сами. И даже вам самой не в чем будет себя упрекнуть. Так пойдет?
