капризной слабовольной королевы.
Чем больше он знакомится, с лондонским придворным и политическим миром, чем больше он наблюдает политиков, церковников и ученых, тем больше он проникается мрачной мизантропией и неудовлетворенностью такими привычными понятиями, как наука, — религия и государство.
Наука для Свифта — «бедлам мечтателей, узких и химерических мозгов, которые занимаются тем, что противоречат друг другу, изобретают гипотезы, провозглашаемые ими громким голосом, как непреложные истины».
«Религия объединяет толпу; энтузиастов, бормочущих фразы, — которых они не понимают, придающих значение святости или нечестия рукавам одежды или положения тела, обожающих риторические фигуры, как великие тайны, расточающих на религиозные преследования и коленопреклонения избыток бараньего и свирепого безумия».
В не менее мрачных красках характеризует Свифт государство. «Это — стадо идиотов, отдающих свою кровь, и свои богатства на служение капризам и расчетам господина в карете, из уважения к этой карете, которую они же ему дали». В этих словах вылилась вся сила мрачного, бьющего через край презрения Свифта к окружающему его обществу. Горечь накопившейся злобы и тяжелое сознание своего превосходства были мощными рычагами для той борьбы, в которую он бросался, очертя голову.
При помощи своих памфлетов Свифт очень быстро стал силой. Дворянство, духовенство, министры пользовались его едким и не продажным пером и страшились его.
Но невзирая на свое влияние и на свою силу Свифт не мог добиться власти. Поль сен Виктор, написавший мрачный, но блестящий этюд о Свифте, правильно говорит, что Свифт был из тех, кого партии поддерживают, но не возвышают.
2
Биографы Свифта, старающиеся изобразить его в первый период его политической деятельности убежденным вигом, делают, конечно, коренную ошибку. Он поддержал вигов в момент их раздоров с ториями по вопросу о раздаче земель в Ирландии, потому что ему казалось, что справедливость на их стороне. Затем он сблизился со многими из вигских вождей, ему льстило, что министры заискивают перед ним, стараются завоевать его внимание.
Но когда ему пришлось по-настоящему столкнуться с политикой вигов, он разочаровался в них раз и навсегда.
Он приезжал в Лондон ходатаем от ирландского духовенства. Дело шло о снятии налога на первые фрукты («первинки») и об отмене десятины, взимавшейся в королевскую казну с приходских земель.
Несомненно его делегировали в Лондон потому, что знали, что вигские министры заискивают перед ларакорским священником. Тысячи фунтов стерлингов, издавна взимавшиеся в виде этих налогов с духовенства, по постановлению парламента присвоены были королю и служили для раздачи наград придворным фаворитам.
В 1704 г. королева Анна сняла эти налоги с английского духовенства, и ирландские церковники также захотели получить эту льготу.
С февраля 1708 г. до апреля 1709 г. Свифт хлопочет перед вигским правительством Годольфина об этой льготе для ирландского духовенства. Он пускает в ход все свое красноречие для того, чтобы изобразить в самом непривлекательном виде нищету ирландского духовенства. Он доказывает, что снятие этих налогов необходимо для того, чтобы правительство и королева могли завоевать расположение ирландского духовенства, имевшего значительное влияние на порабощенное англичанами население.
Свифт безуспешно обращался и к министрам, и к другим влиятельным людям. Он получал обещания, его задабривали милыми словами, приветливыми улыбками, но ничего не делали для него.
Наконец, он получил прямой отказ от Годольфина. Королева не была склонна пойти на уступки. Оца не хотела отказаться от этих доходов, не веря в то, что такими милостями можно расположить ирландское духовенство.
Свифт был раздражен таким отношением к себе со стороны вигских друзей. Не такой благодарности ждал он от тех, кого выручал в минуту опасности.
Между тем Свифт чувствовал, что положение вигов непрочно, потому что королева больше склонялась к ториям, и что только ее долголетняя личная привязанность к герцогине Марльборо, жене вига, мешает ей свергнуть вигское министерство.
Он предпринял шаги к тому, чтобы обратить на себя внимание королевы. Но он старался, чтобы его правоверный трактат о христианстве попал в ее руки, то он при помощи своих друзей хочет добиться согласия на предоставление ему хорошего поста.
Ничего не выходит из всех этих домоганий. Королева хранит непреодолимое отвращение к автору «Сказки о бочке», считая его по наущених своих фаворитов отъявленным безбожником.
Не без заднего умысла убрать опасного памфлетиста подальше от Лондона вигские друзья хотят предоставить ему место секретаря при венском посольстве или сделать его епископом в североамериканской колонии Виргинии.
Но даже и эти планы обречены на провал.
Все больше отходит Свифт от вигов. Присмотревшись ближе к их церковной политике, он раздражен заигрыванием вигов с диссентерами. И он уже выступает в печати с высказываниями, явно противоречащими точке зрения вигов на диссентеров.
Виги чувствуют, что теряют влиятельного друга. Лорд Сомерс, лорд Галифакс все еще дают всевозможные обещания Свифту. Он уже не верит им и не верит в них. Теневые стороны вигов, этих ставленников английских денежных мешков, все четче выступают перед Свифтом. В один из своих приездов в Лондон он пишет с предельной откровенностью в дневнике: «Все виги были в восхищении, что видят меня, они тонут и хотели бы уцепиться за меня как за сук; их вельможи сочиняли мне неловкие похвалы. Хорошо их жалкое покаяние в собственной глупости.» И с яростью он продолжает: «Пускай околевают и гниют неблагодарные собаки; прежде чем уехать отсюда, я заставлю их раскаяться в их поведении…»
Все признаки предстоящего падения вигов были уже налицо. Постепенно, но последовательно королева Анна смещала вигов в главнейших учреждениях, заменяя их ториями. Военные неудачи английской армии, стратегические ошибки герцога Марльборо лишь содействовали перемене отношения королевы Анны к вигскому правительству. Лэди Марльборо впала в немилость у королевы Анны и была отстранена от двора. Интриги лидеров ториев Гарлея и Сент-Джона возымели свое действие.
Новая фаворитка королевы, лэди Мэшэм, неустанно интриговала в пользу своих друзей ториев.
Свифт был достаточно дальновиден, чтобы почувствовать остроту создавшегося положения. Он выпустил анонимный памфлет. «Мысли члена английской церкви о религии и правительстве». Здесь он пытается найти платформу блока между двумя враждующими партиями. Но его советы оказались неприемлемыми в данный момент. Несколько обновленное министерство уже не удовлетворяло общественное мнение правящих кругов.
Свифт покидает Лондон, усталый от распрей и интриг, ничего де добившийся, ничего не успевший ни для себя, ни для тех бедняков, за которых он хлопотал.
Он бежит в Ларакор, свой старый деревенский приход. Довольно политики. Он не ждет от нее ничего хорошего.
Скромная церковь, маленький садик, дружба Стеллы — все это быть может и дает некоторое успокоение. Успокоение ненадежное, временное.
Досада кипит в его сердце. «Испорченность господствующих классов», признается Свифт, «пожирает его плоть
