И цветы, и шмели, и трава, и колосья…
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,И лазурь, и полуденный зной…Срок настанет — господь сына блудного спросит:«Был ли счастлив ты в жизни земной?»
И забуду я все — вспомню только вот этиПолевые пути меж колосьев и трав —И от сладостных слез не успею ответить,К милосердным коленям припав.
14 июля 1918
ДЕТСТВО
Чем жарче день, тем сладостней в боруДышать сухим смолистым ароматом,И весело мне было поутруБродить по этим солнечным палатам!
Повсюду блеск, повсюду яркий свет,Песок — как шелк… Прильну к сосне корявойИ чувствую: мне только десять лет,А ствол — гигант, тяжелый, величавый.
Кора груба, морщиниста, красна,Но как тепла, как солнцем вся прогрета!И кажется, что пахнет не сосна,А зной и сухость солнечного лета.
ЗВЕЗДА МОРЕЙ, МАРИЯ
На диких берегах БретаниБушуют зимние ветры.Пустую в ветре и туманеРыбачьи черные дворы.
Печально поднят лик мадонныВ часовне старой. Дождь сечет,С ее заржавленной короныНа ризу белую течет.
Единая, земному горюПричастная! Ты, что далаСвое святое имя Морю!Ночь тяжела для нас была.
Огнями звездными над намиПылал морозный ураган.Крутыми черными волнамиХодил гудящий океан.
Рукой, от стужи онемелой,Я правил парус корабля.Но ты сама, в одежде белой,Сошла и стала у руля.
И креп я духом, маловерный,И в блеске звездной синевыТуманный нимб, как отблеск серный,Сиял округ твоей главы.
1920
ИЗГНАНИЕ
Темнеют, свищут сумерки в пустыне.Поля и океан…Кто утолит в пустыне, на чужбинеБоль крестных ран?
Гляжу вперед, на черное РаспятьеСреди дорог —
И простирает скорбные объятьяПочивший Бог.
1920, Бретань
ПРИ СВЕЧЕ
Голубое основанье,Золотое острие…Вспоминаю зимний вечер,Детство раннее мое.
Заслонив свечу рукою,Снова вижу, как во мнеЖизнь рубиновою кровьюНежно светит на огне.
Голубое основанье,Золотое острие…Сердцем помню только детство:Все другое — не мое.
ПАХАРЬ
Легко и бледно небо голубое,Поля в весенней дымке. Влажный парВзрезаю я — и лезут на подвоиПласты земли, бесценный божий дар.
По борозде спеша за сошниками,Я оставляю мягкие следы, —Так хорошо разутыми ногамиСтупать на бархат теплой борозды!
В лилово-синем море черноземаЗатерян я. И далеко за мной,Где тусклый блеск лежит на кровле дома,Струится первый зной.
ПОСЛЕ ПОЛОВОДЬЯ
Прошли дожди, апрель теплеет.Всю ночь — туман, а поутруВесенний воздух точно млеетИ мягкой дымкою синеетВ далеких просеках в бору.
И тихо дремлет бор зеленый.И в серебре лесных озер —Еще стройней его колонны,Еще свежее сосен кроныИ нежных лиственниц узор!
РОДНИК
В глуши лесной, в глуши зеленой,Всегда тенистой и сырой,В крутом овраге под горойБьет из камней родник студеный:
Кипит, играет и спешит,Крутясь хрустальными клубами,И под ветвистыми дубамиСтеклом расплавленным бежит.
А небеса и лес нагорныйГлядят, задумавшись в тиши,Как в светлой влаге голышиДрожат мозаикой узорной.
НА ХУТОРЕ
Свечи нагорели, долог зимний вечер…Сел ты на лежанку, поднял тихий взгляд —И звучит гитара удалью печальнойПесне беззаботной, старой песне в лад.
«Где ты закатилось, счастье золотое?Кто тебя развеял по чистым полям?Не взойти над степью солнышку с заката,Нет пути-дороги к невозвратным дням!»
Свечи нагорели, долог зимний вечер…Брови ты приподнял, грустен тихий взгляд…Не судья тебе я за грехи былого!Не воротишь жизни прожитой назад!
КАНАРЕЙКА
На родине она зеленая….
Брэм
Канарейку из-за моряПривезли, и вот онаЗолотая стала с горя,Тесной клеткой пленена.
Птицей вольной, изумруднойУж не будешь, — как ни пойПро далекий остров чудныйНад трактирную толпой!
10 мая 1921
ВХОД В ИЕРУСАЛИМ
«Осанна! Осанна! ГрядиВо имя Господне!»И с яростным хрипом в груди,С огнем преисподнейВ сверкающих гнойных глазах,Вздувая все жилы на шее,Вопя все грознее,Калека кидается в прахНа колени,Пробившись сквозь шумный народ,Ощеривши рот,Щербатый и в пене,И руки раскинув с мольбой —О мщеньи, о мщеньи,О пире кровавом для всех обойденных судьбой —И Ты, Всеблагой, Свете тихий вечерний,Ты грядешь посреди обманувшейся черни,Преклоняя свой горестный взор,Ты вступаешь на кротком ослятиВ роковые врата — на позор,На пропятье!
29 июля 1922
СИРИУС
Где ты, звезда моя заветная,Венец небесной красоты?Очарованье безответноеСнегов и лунной высоты?
Где вы, скитания полночныеВ равнинах светлых и нагих,Надежды, думы непорочныеДалеких юных лет моих?
Пылай, играй стоцветной силою,Неугасимая звезда,Над дальнею моей могилою,Забытой богом навсегда!
22 августа 1922
Зачем пленяет старая могила…
Зачем пленяет старая могилаБлаженными мечтами о былом?Зачем зеленым клонится челомТа ива, что могилу осенила,Так горестно, так нежно и светло,Как будто все, что было и прошло,Уже познало радость воскресеньяИ в лоне всепрощения, забвеньяНебесными цветами поросло?
25 августа 1922
В полночный час я встану и взгляну…
В полночный час я встану и взглянуНа бледную высокую луну,И на залив под нею, и на горы,Мерцающие снегом вдалеке…Внизу вода чуть блещет на песке,А дальше муть, свинцовые просторы,Холодный и туманный океан…
Познал я, как ничтожно и не новоПустое человеческое слово,Познал надежд и радостей обман,Тщету любви и терпкую разлукуС последними, немногими, кто мил,Кто близостью своею облегчилНенужную для мира боль и муку,И эти одинокие часыБезмолвного полуночного бденья,Презрения к земле и отчужденьяОт всей земной бессмысленной красы.
25 августа 1922
Мечты любви моей весенней…
Мечты любви моей весенней,Мечты на утре дней моихТолпились — как стада оленейУ заповедных вод речных:
Малейший звук в зеленой чаще —И вся их чуткая краса,Весь сон блаженный и дрожащийУж мчался молнией в леса!
26 августа 1922
Шепнуть заклятие при блеске
Шепнуть заклятие при блескеЗвезды падучей я успел,Да что изменит наш удел?Все те же топи, перелески,Все та же полночь, дичь и глушь…А если б даже Божья силаИ помогла, осуществилаНадежды наших темных душ,То что с того?Уж нет возвратаК тому, чем жили мы когда-то,Потерь не счесть, не позабыть,Пощечин от солдат ПилатаНичем не смыть — и не простить,Как не простить ни мук, ни крови,Ни содроганий на крестеВсех убиенных во Христе,Как не принять грядущей новиВ ее отвратной наготе.
28 августа 1922
ДЖОРДАНО БРУНО