ДЖОРДАНО БРУНО
«Ковчег под предводительством осла —Вот мир людей. Живите во Вселенной.Земля — вертеп обмана, лжи и зла.Живите красотою неизменной.
Ты, мать-земля, душе моей близка —И далека. Люблю я смех и радость,Но в радости моей — всегда тоска,В тоске всегда — таинственная сладость!»
И вот он посох странника берет:Простите, келий сумрачные своды!Его душа, всем чуждая, живетТеперь одним: дыханием свободы.
«Вы все рабы. Царь вашей веры — Зверь:Я свергну трон слепой и мрачной веры.Вы в капище: я распахну вам дверьНа блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы
Ни бездне бездн, ни жизни грани нет.Мы остановим солнце Птоломея —И вихрь миров, несметный сонм планет,Пред нами развернется, пламенея!»
И он дерзнул на все — вплоть до небес.Но разрушенье — жажда созиданья,И, разрушая, жаждал он чудес —Божественной гармонии Созданья.
Глаза сияют, дерзкая мечтаВ мир откровений радостных уносит.Лишь в истине — и цель и красота.Но тем сильнее сердце жизни просит.
«Ты, девочка! ты, с ангельским лицом,Поющая над старой звонкой лютней!Я мог твоим быть другом и отцом…Но я один. Нет в мире бесприютней!
Высоко нес я стяг своей любви.Но есть другие радости, другие:Оледенив желания свои,Я только твой, познание — софия!»
И вот опять он странник. И опятьГлядит он вдаль. Глаза блестят, но строгоЕго лицо. Враги, вам не понять,Что бог есть Свет. И он умрет за бога.
«Мир — бездна бездн. И каждый атом в немПроникнут богом — жизнью, красотою.Живя и умирая, мы живемЕдиною, всемирною Душою.
Ты, с лютнею! Мечты твоих очейНе эту ль Жизнь и Радость отражали?Ты, солнце! вы, созвездия ночей!Вы только этой Радостью дышали».
И маленький тревожный человекС блестящим взглядом, ярким и холодным,Идет в огонь. «Умерший в рабский векБессмертием венчается — в свободном!
Я умираю — ибо так хочу.Развей, палач, развей мой прах, презренный!Привет Вселенной, Солнцу! Палачу!—Он мысль мою развеет по Вселенной!»
ДРЕВНИЙ ОБРАЗ
Она стоит в серебряном венце,С закрытыми глазами. Ни кровинкиНет в голубом младенческом лицеИ ручки — как иссохшие тростинки.За нею кипарисы на холмах,Небесный град, лепящийся к утесу,Под ним же Смерть: на корточках, впотьмах,Оскалив череп, точит косу.Но ангелы ликуют в вышине:Бессильны, Смерть, твои угрозы!И облака в предутреннем огнеЦветут и округляются, как розы.
25 сентября 1919—1924
ДЕНЬ ПАМЯТИ ПЕТРА
«Красуйся, град Петров, и стойНеколебимо, как Россия…»
О, если б узы гробовыеХоть на единый миг земнойПоэт и Царь расторгли ныне!Где Град Петра? И чьей рукойЕго краса, его твердыниИ алтари разорены?
Хлябь, хаос — царство Сатаны,Губящего слепой стихией.И вот дохнул он над Россией,Восстал на Божий строй и лад —И скрыл пучиной окаяннойВеликий и священный Град,Петром и Пушкиным созданный.
И все ж придет, придет пораИ воскресенья и деянья,Прозрения и покаянья.Россия! Помни же Петра.Петр значит Камень. Сын ГосподнийНа Камени созиждет храмИ скажет: «Лишь Петру я дамВладычество над преисподней».
28 января 1925
Только камни, пески, да нагие холмы…
Только камни, пески, да нагие холмы,Да сквозь тучи летящая в небе луна, —Для кого эта ночь? Только ветер, да мы,Да крутая и злая морская волна.
Но и ветер — зачем он так мечет ее?И она — отчего столько ярости в ней?Ты покрепче прижмись ко мне, сердце мое!Ты мне собственной жизни милей и родней.
Я и нашей любви никогда не пойму:Для чего и куда увела она прочьНас с тобой ото всех в эту буйную ночь?Но господь так велел — и я верю ему.
1926
НОЧНАЯ ПРОГУЛКА
Смотрит луна на поляны лесныеИ на руины собора сквозные.В мертвом аббатстве два желтых скелетаБродят в недвижности лунного света:Дама и рыцарь, склонившийся к даме(Череп безносый и череп безглазый):«Это сближает нас — то, что мы с вамиОба скончались от Черной Заразы.Я из десятого века, — решаюсьПолюбопытствовать: вы из какого?»И отвечает она, оскаляясь:«Ах, как вы молоды! Я из шестого».
1947
Порой среди забот и жизненного шума
Порой среди забот и жизненного шумаВнезапно набежит мучительная думаИ гонит образ твой из горестной души,Но только лишь останусь я в тиши,Спокойной мыслью ничем не возмутимый,Твой отражаю лик, желанный и любимый.
Если б только можно было
Если б только можно былоОдного себя любить,Если б прошлое забыть, —Все, что ты уже забыла,
Не смущал бы, не страшилВечный сумрак вечной ночи:Утомившееся очиЯ бы с радостью закрыл!
Океаниды
В полдневный зной, когда на щебень,На валуны прибрежных скал,Кипя, встает за гребнем гребень,Крутясь, идет за валом вал, —
Когда изгиб прибоя блещетЗеркально-вогнутой грядойИ в нем сияет и трепещетОт гребня отблеск золотой, —
Как весел ты, о буйный хохот,Звенящий смех Океанид,[9]Под этот влажный шумный грохотЛетящих в пене на гранит!
Как звучно море под скаламиДробит на солнце зеркалаИ в пене, вместе с зеркалами,Клубит их белые тела!
У берегов Малой Азии
Здесь царство Амазонок. Были дикиИх буйные забавы. Много днейЗвучали здесь их радостные кликиИ ржание купавшихся коней.
Но век наш — миг. И кто укажет ныне,Где на пески ступала их нога?Не ветер ли среди морской пустыни?Не эти ли нагие берега?
Давно унес, развеял ветер южныйИх голоса от этих берегов:Давно слизал, размыл прибой жемчужныйС сырых песков следы подков:
АТЛАНТ
И долго, долго шли мы плоскогорьем,Меж диких скал — все выше, выше, к небу,По спутанным кустарникам, в тумане,То закрывавшем солнце, то, как дым,По ветру проносившемся над нами —И вдруг обрыв, бездонное пространствоИ глубоко в пространстве — необъятный,Туманно восходящий к горизонтуСвоей воздушно-зыбкою равнинойЛилово-сизый южный Океан!И сатана спросил, остановившись:«Ты веришь ли в предания, в легенды?»
Еще был март, и только что мы вышлиНа высший из утесов над обрывом,Навстречу нам пахнуло зимней бурей,И увидал я с горной высоты,Что пышность южных красок в ОкеанеЕе дыханьем мглистым смягченаИ что в горах, к востоку уходящихИзлучиной хребтов своих, белеют,Сквозь тусклость отдаления, снега —Заоблачные царственные кряжиВ холодных вечных саванах своих.И Дух спросил: «Ты веришь ли в Атланта?»
Крепясь, стоял я на скале, и ветерСорвать меня пытался, проносясьС звенящим завываньем в низкорослых,Измятых, искривленных бурей соснах,И доносил из глубины глухойШирокий шум, шум Вечности, протяжныйШум дальних волн: И, как орел, впервыеВзмахнувший из родимого гнездаНад ширью Океана, был я счастливИ упоен твоею первозданнойНепостижимой силою, Атлант![10]«О да, титан, я верил, жадно верил».
Примечания