Просто в вашем организме есть тяга к счастью, любви и продолжению рода. Она выглядит как смесь дофамина, окситоцина, серотонина, эндорфина, кортизола, эстрогена и еще много чего.
Любая здоровая женщина, если это не патология и не психологический слом, хочет детей. Так говорят гормоны! Это как чувство голода. Как желание траха…
«Да боже ты мой! Ты опять? Опять ты за это слово?»
– Прости. Назовем это желанием продолжения рода. Так вот… желание продолжения рода. Это не выведешь, не сотрешь, не забудешь.
В общем, за небольшую сумму я заказываю в маленьком рекламном агентстве плакат для «своего магазина детских товаров». На нем милейший малыш тянул ручки к камере, которая его снимала, и улыбался. Ниже была надпись: «МАМА РИМИАРИЯ».
Таково было чудное название моего магазина. Мало ли безумных предпринимателей. Есть же «Дочки-сыночки», «чулочки-носочки» и прочий рифмованный бред.
И вот в назначенный час на углу крутого поворота у выезда с офисной стоянки уровня G (что довольно иронично) я вешаю только что отпечатанный постер с милым малышом и переклеенными буквами. Теперь малыш тянул ручки под словами «МАМА МАРИЯ» (что довольно иронично).
Естественно, Маша здесь просто должна будет притормозить и отвлечься. На секунды всего лишь, но мне этого вполне хватит.
И вот он – назначенный день!
Мария уходит с работы в девятнадцать тридцать, ибо не имеет права уйти раньше сотрудников, но с пяти часов просто сидит в социальных сетях.
В девятнадцать двадцать я клею на угол поворота мой плакат.
На мне бейсболка с длинным козырьком, изрядно поношенная куртка, джинсы, кроссовки и салатовый светоотражающий жилет.
С утра мне пришлось выпить около четырех литров воды, поэтому глаза слегка заплыли. Глоток водки и соответствующий запах изо рта говорил о том, что жизнь моя идет под уклон.
Я стою за углом около плаката Мамы Марии и жду.
Вот послышался стук каблуков по бетону, вот пиликнула сигнализация, вот она села в машину и, скорее всего, смотрится в зеркало заднего вида, вот завелась, вот поехала, двадцать секунд, двадцать пять, должна заметить плакат – выхожу.
Меня тут же протаскивает по капоту и отшвыривает к правой стороне. Я падаю, перекатывaюсь и вижу, что «Мерседес» не тормозит. Естественно, она хочет уехать. Зачем ей лишние проблемы.
Как можно театральнее достаю из кармана смартфон и, высоко подняв руку, начинаю снимать отъезжающую машину.
«Мерс» резко бьет по тормозам, Мария, видимо, заметила съемку. Мария молодец! Мария умница! Она знает статью об «Оставлении в опасности» а также ПДД РФ, пункт 2.5 – Общие обязанности водителей при ДТП. Она подготовлена. Она следит за репутацией, когда ее снимают.
Открывается дверь, Мария выходит и не знает, что в этом закутке поворота камеры не берут, соответственно для всех, кто будет смотреть записи, она все еще едет.
Итак, Маша выходит из машины. Она сбила человека, поэтому о плакате даже не вспоминает. Она видит оплывшую испитую рожу, и ее глаза выражают гадливость, как будто ей пришлось взять в руки навозного жука. Еще пару шагов, и вдруг она узнаёт меня.
Выражение ее лица меняется. Какая удача! Конечно! Вот ее шанс доказать мне, что я ничтожество. Что моя жизнь ничего не стоит. Вот хорошая возможность еще раз поставить себя выше кого-то.
– Привет! – говорит Мария. – С тобой все хорошо?
– Ах ты ж, ежики-великомученики, – отвечаю я. – Уважаемая госпожа, вы, по ходу, мне ногу сломали. А потом хотели свалить по-быстрому? Но телефон-то у меня с камерой. Он все снимает.
– Ты меня не узнаешь? – отвечает Мария.
– Нет, уважаемая, – говорю я. – Я здесь месяц всего работаю. Всех еще не удалось запомнить, но факт остается фактом, вы свалить хотели, сбив человека. Не волнуйтесь, у меня все записано. А лучше дайте пятьсот рублей на лечение, и полюбовно разойдемся.
– Дурында, – говорит Маша, чувствуя, что вот сейчас-то она потешит чувство собственного величия по полной программе, – давай так. Я тебе тысячу, ты со мной едешь в травмпункт, там делаем рентген, и если твои кости целы и серьезных повреждений нет, то все забыто.
– Хорошо, – говорю я и, следуя разрешению Марии, сажусь на переднее сиденье.
«Мерседес» плавно трогается, и моя задница утопает в перфорированной белой коже. Гребаные богатые суки! Ну да ладно, Маша это заслужила. Она заработала это своим умом и беспринципностью, а я своим умом и беспринципностью лишу ее всего этого. Кви про кво, как говорил доктор Лектор. Кви про кво.
– Как твои дела? – спрашивает Мария. Ей нужно было с чего-то начать свое победоносное шествие.
– Да так… – нехотя отвечаю я. – По-разному.
– И что тебя привело на стоянку работать?
– Как-то не везет, – отвечаю я.
Мы уже выехали с парковки и сейчас ехали по улице, что вела вокруг бизнес-центра. Машин в этот час было мало, пешеходов еще меньше.
– Так ты не помнишь меня? – говорит Маша, игриво скосив глаза в зеркало заднего вида, где помимо дороги отражалась и она сама. Она любовалась собой. Она хозяйка положения. Она богиня. Она королева. Она сущность самого бытия. Она уверена, что сейчас я вспомню ее и пойму, как ничтожно мое положение и как высока ее позиция.
– Нет, – говорю я, достаю из кармана шокер, даю разряд ей в шею, перехватываю руль и аккуратно паркуюсь.
Дальше у меня есть порядка пяти минут, чтобы сорвать плакат и забрать его с собой. Потом есть минут пятнадцать, чтобы довести Машу до моего убежища, связать, заткнуть рот и отогнать «Мерседес» куда-нибудь за МКАД. Есть еще вариант вколоть ей мой наркотик, так она дольше проваляется в коматозе, но я пока в нем не уверен.
Итак, все очень быстро и просто. Словно отдельные действия.
Срываю плакат Мамы Марии.
Ботинки по бетону парковки.
Ботинки по асфальту дороги.
Кнопка зажигания «Мерседеса».
Окна домов.
Армированный скотч.
Руки Марии за спиной.
Кляп во рту Марии.
Ботинки по асфальту дороги.
Кнопка зажигания «Мерседеса».
Широкое шоссе.
Узкое ответвление
