– Не знаю почему, но я выбираю Париж, – ответил Ганичкин.
– Я почему-то не сомневался в вашем благоразумии! – воскликнул Зуб. – В таком случае давайте сразу же перейдем к делу. Что вы можете мне рассказать, чего я не знаю? Разумеется, информацией мы с вами обменяемся, но вы первый!..
Ганичкин окончательно решил включиться в игру. Он обстоятельно рассказал Зубу про исчезновение Балцетиса и его хозяйки.
– Я не сомневаюсь, что ночью в нас стрелял именно он, – закончил экс-ротмистр свою историю. – У него были на это причины. Откуда-то он знает про цели нашего приезда, а стало быть, и про бриллианты. Но теперь его и след простыл, а здешние пинкертоны не торопятся искать. Может быть, вы будете удачливее? В ваших кругах сведения о таких делах распространяются быстро. Ведь у вас есть свои глаза и уши во всех районах города, не так ли?
– Разумеется, – кивнул Зуб. – То, что вы рассказали, действительно интересно. Выходит, кто-то из местного ГПУ тоже знал про бриллианты и все эти годы помалкивал? Очень, очень любопытно! Ну что же, мы попробуем узнать, какова его судьба. Настолько ли она печальна, как это представляется на первый взгляд? Положитесь на меня. Если он труп, мы скоро его найдем, если жив и затаился в какой-нибудь норе, мы туда влезем. Нужно только время. Городок невелик, хотя надо признать, тайн тут чересчур много для такого захолустья.
– Тайны… – задумчиво повторил Ганичкин и с любопытством уставился на Зуба. – А вы и на фронте, выходит, побывали? На чьей же, позвольте спросить, стороне?
– В сущности, я всегда шел своей, одинокой тропой, – засмеялся Зуб. – Хотя время от времени приходилось вставать под чьи-то знамена. В наши дни это обычное дело, если хочешь остаться в мире живых. Но я мечтаю о том дне, когда красивый поезд доставит меня куда-нибудь под своды берлинского вокзала. Я сойду на перрон в шелковой белой рубахе, с сигарой в зубах. Сверкающий автомобиль помчит меня в лучшую гостиницу. Я буду легко сорить деньгами… Ах, Алексей Петрович, все последние годы только эта мечта давала мне силы жить! Не будь ее, я давно свел бы счеты со своей бессмысленной жизнью. Эта страна больна безумием.
– Мне кажется, вы были одним из тех, кто помогал ей заболеть, – сказал Ганичкин.
– Вы правы, – вздохнул Зуб. – Но что поделать? Ошибки молодости бурной…
– Все-таки на чьей стороне вы сражались?
– Я обязательно вам расскажу, – пообещал Зуб. – Но не сейчас. Пожалуй, теперь нужно заняться вашим пропавшим чекистом. Я должен дать задание своим верным помощникам. Убежден, что к завтрашнему утру мы уже будем знать, где он затаился. Прощайте! – Он очень быстро поднялся и взялся за ручку двери.
– А где мы встретимся? – встрепенулся Ганичкин.
– Не волнуйтесь, я сам вас найду, – ухмыльнулся Зуб и в ту же секунду исчез за дверью.
Алексей Петрович подождал немного и вышел из дома. Вокруг царила тишина, стояли цветущие вишни. Нигде не шелохнулась ни одна ветка. Ганичкин на всякий случай больно ущипнул себя за ухо.
– Нет, этот человек определенно мне не приснился, – пробормотал он себе под нос. – Однако какой сюрприз! Вологодская губерния!
Глава 11
На подъезде к монастырю Егоров затормозил так резко, что автомобиль слегка развернуло и подбросило на кочке. Захрустел гравий, что-то стукнуло в днище, и все стихло. Чуднов на заднем сиденье хихикнул.
– За малым в колдобину не влетели, – несколько смущенно пробормотал Егоров. – Не приметил сразу. Все хорошая дорога была, а тут на тебе!..
Он вылез из машины, неодобрительно покачал головой, глядя на разбитую дорогу под колесами, потом согнулся в три погибели и принялся ревизовать свой запыленный, воняющий бензином агрегат. Сидорчук тоже выбрался на волю и медленно пошел по направлению к монастырю. Наверное, ехать дальше и в самом деле не стоило. Последние тридцать метров дороги представляли собой ужасное зрелище. Судя по всему, здесь когда-то шел жаркий бой, и дорожное покрытие в нескольких местах было разворочено взрывами. Сквозь гравий пробивалась жесткая трава и молодой кустарник. Белая стена монастыря была вся исклевана пулями, ворота снесены. Место казалось совершенно безлюдным.
Сидорчук обернулся. Городок, залитый солнцем, утопавший в зелени и цветах, выглядел мирным и сонным. Но это умиротворяющее зрелище ничуть не радовало Егора Тимофеевича. Дела шли все хуже и хуже. Он впадал во все большую мрачность и постепенно терял свою обычную решительность. Последней каплей стал обыск в доме, где жил теперь обыватель Баранов. Именно там Сидорчук некогда оставил на попечение старого товарища ящик с бриллиантами.
Обыск ничего не дал. Москвичи вместе с людьми Черницкого обшарили жилище сверху донизу, но не нашли ничего, кроме потрепанного офицерского мундира с погонами подпоручика. Он, завернутый в парусину, лежал в тайнике под полом. Нынешнему хозяину дома было неведомо, как данная вещица туда попала. Для него самого это оказалось крайне неприятным сюрпризом. К счастью, ни Черницкий, ни Сидорчук не стали требовать объяснений. Им и без того было ясно, что никакого отношения к малахольному Баранову находка не имеет. Но больше в доме ничего подозрительного не было – ни бриллиантов, ни оружия, ни документов.
Сидорчуку не хотелось больше видеть никого из местных жителей. Он решил отправиться в какое-нибудь уединенное место, чтобы хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. Заброшенный монастырь подходил для этого лучше всего. Обитатели городка старались туда не заглядывать. Слишком много тяжелых воспоминаний было связано у них с монастырем.
Говорили, что в самом начале Гражданской войны здесь были расстреляны монахи, не успевшие сбежать. Потом некоторое время в развалинах прятались дезертиры, резавшие по ночам запоздалых прохожих. Именно здесь разыгралось сражение небольшого гарнизона Веснянска с превосходящими силами белых. Красноармейцы, взятые в плен, были расстреляны и похоронены в общей могиле на территории монастыря. Жутковатое место.
Но Сидорчук не боялся мертвых. Религиозные штучки на него не действовали. Ему надо было убедиться, что в монастыре нет живых людей. Нежелательные свидетели куда опаснее мертвецов! Да и осмотреться заранее не мешало, чтобы не плутать ночью среди камней и крестов. При этом он, само собой, вспомнил про Ганичкина и покрыл его в уме последними словами.
При ближайшем рассмотрении монастырь выглядел куда внушительнее, чем представлялось издали. Когда-то здесь царила чинная, размеренная жизнь, подчиненная своим законам, непонятным Сидорчуку. Это был как бы город в городе. Жилища, хозяйственные постройки, часовни, церковь, погост. Многочисленная братия в черных одеяниях возносила молитвы, занималась хозяйством.
Теперь эта территория пребывала в страшном запустении, была изрыта ямами, завалена мусором и заросла бурьяном. В главном здании сорваны двери, выбиты окна, стены покрылись копотью, крыша зияла прорехами. Покосившийся церковный купол уже давно лишился креста. Они были повалены и на маленьком монастырском кладбище. Здесь тоже остались следы боя. Среди камней можно было без труда отыскать винтовочные гильзы, позеленевшие от времени. Вокруг могил в изобилии цвели одуванчики, весело сверкая на солнце живым золотом.
Сидорчук в одиночку обошел развалины и нигде не обнаружил присутствия человека. Тем не менее он и этим остался недоволен. Ему казалось, что Ганичкин мудрит. Вся эта конспирация, ночные встречи на кладбище, переодевания – просто глупая игра, целью которой было набить себе цену. Он поступил бы иначе. Арестовал бы всех подозрительных, кто мог знать хотя бы что-то, посадил под арест, на хлеб и воду, и допрашивал до тех пор, пока кто-нибудь не заговорил бы. Но начальство в Москве считало иначе. Егор Тимофеевич уважал руководство, но сейчас был уверен в том, что и оно заблуждается. Ничего этот жандарм не найдет. Правда, и он сам ни черта пока не разыскал, кроме старого офицерского мундира. Чей он, кстати?
Сидорчук задумался. Постнов исключается. Женщина, с которой он жил? Егор напряг память и припомнил, что как будто бы был какой-то разговор про брата-офицера. Еще карточка фотографическая в комнате стояла. Если брат вернулся…
Да, вот этим и нужно заняться. Допросить с пристрастием всех без исключения. Если тут появлялся офицер, соседи обязательно должны были заметить его. Офицер – это враг! Он вполне мог убить Постнова, захватить бриллианты и сбежать вместе с сестричкой. Да, она тоже в этом замешана. Нанесла предательский удар в спину.
Сидорчук даже чуть повеселел, придумав такую версию. В ней все сходилось, не оставалось места для загадок. Но радость была недолгой. Егор Тимофеевич сообразил, что если неизвестный офицер сбежал с бриллиантами, то настичь его по прошествии стольких лет вряд ли удастся. Выходило, что Постнова, старого товарища, самоотверженного революционера, уже нет на свете.
