– Так точно, все ясно, господин инженер – лейтенант.
– Не торопись, я еще повышение в звании тебе в книжку не вписал, – и адъютант снова взялся за перо и, склонив голову к плечу, выводил тушью ровные строчки.
Звание. Указ. Номер. Число.
– Вот… Теперь ты полноправный фельдфебель и можешь «строить» встречных солдат на улице по собственной прихоти, – коротко хохотнул адъютант. – И это… почему орден до сих пор приколот на булавке?
– Осмелюсь пояснить, господин инженер – лейтенант; как повесил его на эту грудь сам король, так и ношу, – ответил я.
– Кобчик, – усмехнулся адъютант. – Я тебя умнее считал. Неужели ты думал что король будет тебе орденскую ленточку в торжественной обстановке самолично пришивать?
И адъютант генерала Штура звонко захохотал, видимо представив себе такую картинку.
– Булавка тут для скорости и удобства короля. Но не тебя… Так что пришей.
– Осмелюсь спросить господина лейтенанта, – спросил любопытный Йозе. – Теперь нам каждый раз перешивать орден с мундира на мундир. То есть с парадного на полевой… и обратно?
– Нет. Зайдешь к ювелиру, закажешь себе дубликат и пришьешь его на полевой китель. В таком случае его и утратить не будет жалко. А на парадном мундире у тебя останется настоящий орден, хранящий в себе тепло щедрых августейших рук.
Чувствовалось, что адъютанту скучно в отсутствие большого начальства, и он с удовольствием играл роль нашего учителя в дебрях униформологии.
– Теперь другие бумаги… – протянул адъютант. – Литера при вас?
Лесовики синхронно кивнули.
– Вот вам две плацкарты до места. Негоже нашим кавалерам по дорогам империи в теплушках бедствовать.
На стол легли два маленьких картонных прямоугольника.
– Не забудьте в кассе их прокомпостировать. И сдать коменданту станции назначения.
Плацкарты исчезли в карманах лесовиков.
– А тебе, Кобчик, увольнительная на двое полных суток. Начиная с сегодняшнего утра, – на стол лег розовый листочек с печатью размером с солдатскую книжку. – Гуляй, заслужил. Утром третьего дня к восьми часам как штык на первом этаже штаба в отделе инженер – майора Вахрумки. Озадачивать тебя по службе теперь будет он. Если кто другой из офицеров попытается тебя припахать – посылай всех… к Вахрумке, – улыбнулся он.
Он глядел нас по очереди, как будто увидел в первый раз. И как на плацу скомандовал.
– Ну?.. Что стоите тут болванами? Свободны.
Мы еще выходили из приемной, а адъютант уже про нас забыл и самозабвенно крутил ручку телефона, что стоял на его столе в полированной деревянной коробке.
Выйдя из штаба под тень деревьев от разжаревшего солнца, мы хором заявили.
– Пива хочу.
И хором же рассмеялись.
Да погудели мы вчера в борделе. Даже почти забыли, зачем туда пришли. Но Йозе напомнил. Так что мы там и заночевали, а с утра сразу в штаб приперлись.
– Господа военные, – раздалось от штабного крыльца тонким фальцетом по – имперски. – Господа военные, я вас все утро разыскиваю по поручению министра двора.
Гладко выбритый человек в светло – коричневой, почти бежевой тройке и шоколадного цвета велюровом котелке на голове быстрым шагом приближался к нам. Под мышкой он зажимал стопку картонок.
– И что вам от нас надо? – недовольным голосом высказался Кароль.
– Я вам должен передать фотографические снимки с награждения, – он протянул нам картонные папки, вынув их из-под мышки. – А за сим позвольте мне откланяться.
– Погоди, – попридержал я его за локоть. – Мы тебя угостим за хлопоты пивом, если ты нам покажешь, где тут есть хороший прохладный погребок с этим напитком приемлемого качества.
– Вам, просто пиво или пиво с сосисками и кнедликами?
– Креветки тоже подойдут, – кивнул я головой.
– Креветок в городе летом нет, только зимой подвозят. Раки есть живые. Отварят по первому требованию.
– Веди, Вергилий и не будь Сусаниным, – сказал я по – русски, но мужик меня понял.
В полутемном прохладном погребке мы не только власть напились светлого пива со свежевареными раками, но фотографии внимательно рассмотрели.
Фотографии были на диво… Четкие и ракурс точный: и короля хорошо видно, как он нам кресты на грудь вешает, и наши рожи не смазаны. Это по отдельности. Вторая фортка для всех одинаковая – все награждаемые в рядок стоят: и мы, и генералы! И размер фоток соответствующий – 30 на 20 сантиметров. Вставляй в рамку и вешай на стену, чтоб соседей жаба прихватывала от того, что… Уровень-то какой, уровень!
– Так что если захотите сделать себе парадный фотографический портрет или даже дагерротип, то милости прошу ко мне в ателье, – вкрадчиво ворковал фотограф, раздавая нам визитные карточки, на которых кроме адреса значилось «Данко Шибз. Фотографический художник. Поставщик двора его королевского величества». – Могу даже раскрасить карточки анилиновыми красителями. От натуры не отличите.
– Не – е–е… Мы сегодня уезжаем, – Кароль отерев с усов пивную пену, отодвинул от себя карточку.
– Когда уезжаете?
– В три часа поезд.
– Так еще у вас уйма времени, – обрадовался фотограф. – А моя студия расположена на соседней улице. Буквально два шага. Много времени не займет. Парадный портрет в парадной форме. Или на фоне задника, изображающего битву со взрывами. А вы с саблей, поднимаете солдат в атаку… Солдаты на заднем плане. Как?
– Сабли нет, – огорченно произнес Йозе.
– Саблю я вам дам, – убежденно произнес фотограф.
– Скажи главное, – втерся я в разговор, ополаскивая руки в чаше с лимоном от липкого мяса раков. – Сколько это нам будет стоить?
Данко посмотрел на блюдо с красными раковыми панцирями и разгрызенными клешнями, что-то прикинул и ответил.
– Только для вас… Просто парадный портрет всего полтора серебряных кройцера, а постановочный – пять. С использованием реквизита – шесть с половиной. Если оставите адрес, то я перешлю вам карточки, куда скажете. Тут цена увеличится только на почтовый тариф, не больше.
– Да ну еще такие деньжищи тратить, – возмутился Кароль. – И так вчера на шлюх по золотому выбросили.
– Кароль, – обратился я к нему. – Вот представь себе, приходит к тебе домой налоговый инспектор, или еще какая шишка из волости с претензиями,… а у тебя на стене твой парадный портрет с орденом на груди. Рядом фотография как этот орден тебе вручает САМ король. И еще дальше как ты стоишь среди генералов… Так вот без большого парадного портрета они могут на эти фотки, где твоя голова чуть больше ногтя и внимания не обратить… А большой парадный портрет сразу их внимание привлечет и заставит остальные карточки внимательно рассмотреть. Впечатлятся они до той самой черты, что их сзади делит и охудеют… Какие люди тебя знают! А!?
И добил его последним аргументом.
– Платишь всего один раз, а память тебе на всю оставшуюся жизнь! И не только тебе, а даже внукам и правнукам.
– Ладно, допиваем пиво и пошли. Не будем время терять, – решился Кароль. – Значит, говоришь полтора кройцера с пересылкой? – Кароль ткнул указательным пальцем в грудь фотографического художника.
Йозе только радостно подпрыгнул на лавке.
Много времени фотографирование действительно не заняло.
– Чуть повернитесь вправо…
– Глаза в объектив…
– Сделайте умное лицо…
– Сейчас вылетит птичка!
Так и хотелось мне пошутить над Йозе, типа, не делай, паря, умного лица – ты будущий ефрейтор. Но я сдержался.
Заодно мы с Йозе заказали переслать нам карточки уже в рамках – в ателье был приличный выбор с любовью сделанных остекленных рамок, как из ценных пород дерева, так и просто отбеленных. Только Кароль заявил.
– Я сам себе рамки сделаю. Стусло дома есть.
Адреса для фотографа писал я со слов лесовиков. И на имперском, и на рецком. Сам я отослал свои фотки на гору Бадон. А куда еще?
Да, совсем забыл… Перед позированием взял я у Данко шило и вставил в петлицы фельдфебельские звездочки. Пусть Оле погордится.
Последний вагон поезда уносил моих друзей в центр империи, и мне стало немного грустно от расставания. Стою теперь в полном одиночестве в суетящейся вокзальной толпе. Все же проверенные были ребята и в походе, и в бою. Даже в борделе.
В борделе особенно. Тюль. Бархат. Ковры. Полированная бронза. Чуть приглушенный свет. Любые напитки. Закуска без ограничений. Чистое постельное белье и вполне приличные девочки, не старухи, но и не малолетки… И на внешность привлекательные. Камасутру они не читали, но работали с огоньком. Только дорого для солдата – спускать за ночь целый золотой. Но воспоминания приятные. Думается мне, что гвардейский фельдфебель над нами так посмеялся, отправив в самое дорогое заведение города. Спасибо ему. Но второй раз посещать этот пафосный дом терпимости жаба расход не подписывает.
