Довольный Штур только руки поднял, как бы сдаваясь перед авторитетом двух полных имперских генералов.
– Представление непременно будет уже завтра, господа. Вы его увезете с собой к императору. А сейчас я всех прошу вернуться в павильон, где автор этих новых полевых укреплений прочитает нам свой доклад. Надеюсь, что он будет краткий, и на обед мы не опоздаем, – и при этом Штур выразительно посмотрел на майора Вахрумку. – А после обеда для вас приготовлен сюрприз… Какой, сейчас не скажу – сами увидите.
Доклад прошел на ура. Вахрумка уложился в двадцать минут и сорвал генеральские аплодисменты, а также заключительные уверения какого-то инженер – полковника (как подсказали – из штаба Западного фронта), что теперь война с Республикой, временно перешедшая в позиционную фазу, получит новое дыхание.
– Ибо сохранение личного состава в траншеях это сохранение рабочих в тылу, следовательно – произойдет повышение нашего экономического и военного потенциала. Ибо нынешние войны, как бы нам от этого не становилось грустно, выигрывают не столько солдаты, сколько заводы и транспорт. Даже самый стойкий солдат с самым совершенным пулеметом не выиграет битву, если ему вовремя не подвезут патроны, – закончил он свою речь.
Наглядные пособия, изготовленные в моем бюро, пришлись очень даже в кассу. И мысленно я себе поставил плюсик по службе. По крайней мере, выдержал экзамен на руководителя структурного подразделения. До этого я служил в штабе как бы в аванс.
Потом для высоких чинов был банкет в павильоне, а нас покормили на полигонной кухне, чем мои мажоры были очень недовольны. Пришлось им напомнить, что солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. А для банкетного стола с генералами они все, несмотря на высокопоставленную родню, рылом не вышли, то есть чинами.
– Так что служите и обрящете, – закончил я свое нравоучение. – И учтите, вам еще павильон, где доклад делался от грязи отмывать, что полковники сапогами нанесли.
О – о–о – о–о! такого охудения в глазах человеков я дано не видел. Даже если на это выделят полигонных помогальников, то я откажусь – пусть мажоры грязной тряпкой елозят… в габардине. Им полезно.
За время генеральского банкета, полигонная обслуга, заклеив обрывками газет «ранения» манекенов вновь расставила тех по позициям, едва успев по времени, когда слегка поддавшая коньяка сытая и добрая высокая комиссия вновь нарисовалась на орудийных позициях.
– Ну и где ваш сюрприз? – спросил генерал артиллерии Штура.
Тот вытянул за цепочку из нагрудного кармана кителя плоские золотые часы, щелкнул крышкой, с удовольствием прослушал пять музыкальных тактов, и лишь потом ответил.
– Да с минуту на минуту ожидается. С запада. Отсюда хорошо будет видно. Проявите воинское терпение, господа.
И точно через пять минут на фоне кучерявых облаков сначала появилась хорошо различимая точка, которая по мере увеличения превращалась в розовый дирижабль полужесткой конструкции.
Плавно спустившись на две сотни метров от земли, дирижабль прошел над опытовыми позициями и сбросил на каждую по два десятка шариков. И вскоре над позициями раздалось два десятка взрывов.
– Вот чего только для убийства человека не придумают, а на скотину один нож, – озадаченно произнес генерал пехоты.
– Впечатляет? – спросил генерал Штур.
– Да не то слово. Выходит теперь и окопы нам не помогут?
После бомбардировки дирижабль отошел к дальнему восточному углу полигона и сбросил у мачты причальный конец, обильно полив с неба водой подбежавших к канату полигонных помогальников.
Я сразу своих чертежников погнал, чтобы они, взяв у полигонной обслуги шесты, отметили на разбомбленной позиции самые крайние попадания по центрам воронок. А потом промерили рулеткой расстояние между ними. И все записали и зарисовали. С каждой воронкой.
– Ты что-то задумал, фельдфебель, признавайся, – навис надо мной Вахрумка, незаметно отойдя от генералов, и глядя на то, как мои мажоры бегут по полигону.
– Так точно, господин инженер – майор, хочу доказать неэффективность такого бомбометания на ваши позиции, – прогнулся я перед непосредственным начальством.
– Это ты здорово придумал, хвалю, – заулыбался инженер, который как оказалось, также ничего не знал о сюрпризе генерала Штура. – А почему ты думаешь, что бомбардировка с воздуха оказалась неэффективной? Отсюда же ничего не видно.
– Осмелюсь пояснить, господин инженер – майор, просто я внимательно смотрел, как летят эти шарики к земле. С большим рассеиванием от воображаемой вертикали. Эти… гм – гм… на дирижабле, посчитали, что кидают свои снаряды в безвоздушном пространстве, а воздух имеет разную плотность на разной высоте. Это я вам как горец утверждаю по собственному опыту. Я часто видел, как камни в горах падают. Вы, прежде чем допускать летунов к своим позициям потребуйте от них указать на плане точное место, в которое они целились. Думаю, обнаружиться много сюрпризов и для них.
– Резонно, – покачал головой Вахрумка. – Вот… бегут уже летуны докладывать об своих успехах.
К передней гондоле дирижабля прислонили лестницу, по которой спустились три офицера в черной коже и вполне себе привычных для меня фуражках с белым верхом и мелкой рысцой побежали к батарейной позиции. Где наверняка сверху заметили генералов.
Когда они подошли на расстояние, что можно было разглядеть их лица, то я не выдержал и засмеялся.
Вахрумка посмотрел на меня с некоторым удивлением.
– Кругом знакомые все лица, господин инженер – майор, – пояснил я свое поведение. – Крайне левого не припоминаете?
Вахрумка не стал ломать свои глаза и посмотрел в бинокль. Хмыкнул пару раз и сказал мне, понижая голос.
– Его сиятельство собственной персоной… И уже лейтенант… Интересно. За какие такие заслуги его произвели раньше срока?
– Наверное, за вовремя украденную идею, – ляпнул я и осекся: язык мой – враг мой.
Вахрумка посмотрел на меня и ничего не сказал, только покачал осуждающе головой. Или мне так показалось.
– Когда ты успел ему подкинуть идею кидать бомбы с дирижаблей?
– Еще на перевале, господин инженер – майор, помните, над нами точно такой дирижабль проплывал. Еще вся работа в батальоне тогда встала.
– Да припоминаю что-то… Но при чем тут граф?
– Вот тогда я и подумал, что с такого грузоподъемного аппарата можно легко разбомбить все наши позиции, что мы настроили на перевале. И высказал это вслух. А рядом со мной кроме этого юнкера никого не было тогда.
– Подойдем поближе, фельдфебель, послушаем этих хвастунов.
– Господин инженер – майор, осмелюсь спросить: а в королевской армии свои дирижабли есть?
– Опять что-то придумал? – Весь его вид показывал: за что мне это наказание?
– Есть идеи, только я бы не хотел, чтобы слава досталась графу. Лучше уж нашему королевству.
– Есть у нас пара разведывательных аэростатов с одновинтовой машиной для корректировки огня артиллерии, но они намного меньше этого аппарата. И грузоподъемность у них слабая. Дирижабль не может поднять в воздух вес больше половины собственного веса… – и тут инженера что-то озарило. – Есть еще один недостроенный… Сугубо экспериментальный… Но с начала войны на него перестали отпускать субсидии…
– А можно мне будет на него посмотреть?
– Все. Молчи, фельдфебель. Все разговоры такие потом, – оборвал меня Вахрумка, потому что мы уже подошли к свите.
Летуны гордо отчитались перед генералами об «уничтожении полевых объектов бомбардировкой с воздуха, что является абсолютной новинкой в военном деле и может быть с успехом использовано против превосходящего врага для остановки его наступления».
Но тут вылез вредный Вахрумка и попросил летунов показать на плане, куда они целились, когда бросали свои бомбы. Вахрумку поддержали генералы и капитан – старший из команды дирижабля, нехотя начертил на его схеме три кружочка.
– А вы с большей высоты бомбить можете, капитан? – спросил его генерал артиллерии. – А то на таком расстоянии с такой высотой цели я собью ваш пузырь с третьего шрапнельного выстрела. С этой вот позиции, – он похлопал рукой в перчатке по казеннику трофейной пушки. – Две сотни метров как раз подходящая высота для срабатывания вышибного заряда.
– Осмелюсь доложить господин генерал, – отчитался покрасневший капитан, – с большей высоты бомбить полевые позиции можно, но соответственно вырастает рассеивание падающих снарядов и падает точность бомбометания.
– А если по вашему аппарату, капитан, залпом выстрелит целая рота, а то и батальон. Что тогда? – это уже генерал пехоты вставил свои пять копеек. – С двухсот метров даже косорукие солдаты по такой большой цели не промажут.
