Пускай о рыцарях и паладинах
Пускай о рыцарях и паладинахДругие менестрели нам поют,Описывая в выспренних картинахТуманный, зыбкий мир своих причуд:А я пою тебя, твои ресницыИ блеск очей смешливых, – чтоб любой,Кто в будущие времена родится,Увидеть и прельститься мог тобой.
Самуил Даниэль. Гравюра Томаса Коксона, 1609 г.
Мои стихи – столпы и укрепленья,Воздвигнутые мною на земле,Чтоб сохранить твой образ от забвеньяНаперекор векам и смертной мгле.Пускай свидетельствуют строки эти,Что я любил, что ты жила на свете.
Майкл Дрейтон
(1563–1631)
Родился в графстве Уорквикшир, окончил обычную грамматическую школу; университетского образования он не имел. В юные годы служил пажом в доме сэра Генри Гудьера, друга Филипа Сидни, где увлекся поэзией и попросил своего наставника «научить его, как стать поэтом». Младшей дочери Гудьеров Анне (в замужестве леди Рейнсворт) ретроспективно посвящен цикл сонетов «Идея» (1593). Это была любовь на всю жизнь; утратив надежды на счастье с Анной, Дрейтон так и не женился. После смерти сэра Генри в 1595 году Дрейтон на какое-то время приобрел покровительство Люси Харингтон, графини Бедфорд, но через несколько лет потерял ее благосклонность и вместе с тем надежды войти в круг придворных поэтов Иакова I, при дворе которого леди Бедфорд была самой блестящей и влиятельной дамой. Как и Даниэль, Дрейтон был профессиональным поэтом. Ему принадлежат многочисленные сочинения в стихах: баллады, оды, поэмы, послания, волшебные сказки.
Майкл Дрейтон. Гравюра Уильяма Хоула, начало XVII в.
Прощание
Итак, прощай; раз нету пути назад,В последний раз обнимемся, дружок.А я – я рад, клянусь, всем сердцем рад,Что так легко освободиться смог.
Перечеркнем заветные словаИ, коль случайно встретимся с тобой,Не выдадим и словом, что живаХотя б частица от любви былой.
Теперь, когда надежда все слабейИ страсть едва ль дотянет до утраИ вера на колени перед нейСтановится у смертного одра,
Лишь пожелай – и ты спасти б моглаБольную, – как она ни тяжела.
Сэр Эдвард Дайер
(Ум. 1607)
Об Эдварде Дайере известно немного. Он был другом Филипа Сидни, который завещал разделить свои книги между Фулком Гревилем и Дайером. Джордж Путенхэм в своем «Искусстве английской поэзии» называет его в числе лучших придворных поэтов царствования Елизаветы I. Он пользовался покровительством графа Лейстера, фаворита королевы, выполнял поручения на континенте и, хотя особенных успехов не достиг, был назначен канцлером Ордена Подвязки в 1596 году. Сохранилось очень немного его стихов. Звездный час Дайера настал в 1943 году, когда Алден Брук предложил его в кандидаты на звание Шекспира на основании одной строки из шекспировского сонета CXI, где есть фраза «the dyer’s hand»: «рука красильщика» или, если угодно, «рука Дайера».
Сонет
Когда принес на землю ПрометейЦветок огня, невиданный дотоле,Сатир беспечный в простоте своейЕго поцеловал – и взвыл от боли!И поскакал со всех козлиных ногДомой, скуля и жалуясь, – покудаЛесной ручей не остудил ожогПрекрасного, но мстительного чуда.Вот так и я небесную красуУзрел – и, не подумав, что такое,Боль жгучую с тех пор в себе несу,Глупец! и не найду нигде покоя.Сатир давно забыл былое зло,А мне не губы – сердце обожгло.
Томас Лодж
(1558–1625)
Сын дворянина, в одно время бывшего лорд-мэром Лондона. Получил образование в Колледже Троицы в Оксфорде (степень магистра, 1577 г.). Учился в Линкольнз-Инне. Как и многие другие студенты этой юридической школы, поддался искушениям писательства. Автор ряда романов в изящном, «эвфуистическом» стиле, пересыпанных стихами, и поэмы «Метаморфозы Сциллы» (1589), повлиявшей на «Венеру и Адониса» Шекспира. В промежутке между писанием книг успел послужить солдатом и принять участи в экспедиции в южную Америку. В 1597 году, в возрасте 39 лет, отправился в Авиньон изучать медицину и в дальнейшем занялся врачебной практикой. Издал трактат «Историю чумы» (1603), ряд религиозных сочинений, стихотворные переводы. В нем сочетались типично ренессансный подвижный ум и подлинный поэтический талант.
Сонет, начерченный алмазом на ее зеркале
Предательница! Вздрогни, вспоминая,В какие ты меня втравила муки,Как я вознес тебя, а ты, шальная,Как низко пала – и в какие руки!
Пойми, распутница, что страсть и похотьКрасы твоей могильщиками станутИ что не вечно же вздыхать и охатьВлюбленный будет, зная, что обманут.
И ты забудешь, от какой причиныБезудержно так, дико хохотала,Когда твои бессчетные морщиныОтобразит бесстрастное зерцало.
Еще ты вспомнишь о благих советах,Оставшись на бобах в преклонных летах.
Генри Констебль
(1562–1613)
Родился в Уорквикшире, в знатной дворянской семье. После окончания Кембриджского университета перешел в католичество и поселился в Париже. Там он прожил большую часть жизни, хотя временами и наезжал в Англию. В 1592 году на волне «сонетного бума» опубликовал цикл «Диана», который был два года спустя переиздан с добавлением стихов «других благородных и ученых лиц». Восемь сонетов из второго издания принадлежат Филипу Сидни; остальные, по-видимому, написал Констебль.
Не оставляй меня, душа родная
Не оставляй меня, душа родная,Не дай мне одиноко пробудитьсяНа берегу безлюдном и, рыдаяОб ускользнувшей тени, убедиться,
Что это было только наважденьеИз зыбкого сотканное тумана –Твой образ, и слова, и наслажденье.Забрызганный слезами океана,
Я плачу, я кричу, реву от муки,Взываю к тучам, птицам, ветру, морюИ, как безумный, воздеваю руки,Как нищий, клянчу, требую и спорю:
О море, море! Где моя утеха?О горе, горе! – отвечает эхо.
Джон Дэвис из Херфорда
(1565?–1618)
Тезка и однофамилец сэр Джона Дэвиса. Плодовитый поэт, автор нескольких циклов сонетов, поэм и трактатов в стихах, а также сборника эпиграмм «Бич глупости» (1610), содержащем похвальные отзывы о поэтах-современниках: Шекспире, Донне, Джонсоне и других.
Весы
Тебя (жестокая!) сравню с Весами;Все, как назло, в тебе наоборот:Когда мне тяжко – ты под небесами,Когда легко – тебя тоска гнетет.
Измученный, я изощряю мысли,Чтобы понять, о фея! сей каприз:Зачем взлетаешь ты на коромысле,Когда я скорбно опускаюсь вниз?
Или таков исконный твой обычай,Что ты должна, возвысив, уронитьИ сделать Ада жадного добычейТех, чью (как Парка) обрезаешь нить?
О, если бы я взвесить мог заранеВ какую Чашу упаду терзаний!
Притча об олене (судьба Уолтера Рэли)
В нью-йоркском музее Метрополитен, в его богатейших ренессансных залах, среди работ Рембрандта, Эль Греко, Кранаха и других знаменитых живописцев есть сравнительно скромное полотно английского художника Роберта Пика Старшего, изображающее Генри Фридерика, принца Уэльского, и сэра Джона Харрингтона на охоте, на фоне стоящего коня и поверженного оленя (1603). Не раз, гуляя по Метрополитену, останавливался я у этой картины. Парадный портрет мальчиков (одному девять, другому одиннадцать) исполнен мастерски. Только вот в подписи, сочиненной музейным искусствоведом, явная ошибка. Написано: сэр Харрингтон держит оленя за рога, а принц Генри вкладывает в ножны меч. Как бы не так – вкладывает! Он достает меч. На картине изображен апофеоз королевской охоты: принц отрубает голову убитому оленю. Оттого-то Харрингтон и держит оленя за рога: чтобы принцу было удобно рубить, а не потому, что ему захотелось за них подержаться. Охота при Елизавете и Якове была придворным ритуалом, регламентированным до малейшей детали: от момента, когда охотники находили экскременты оленя – и таковые на серебряном подносе, украшенном травой и листьями, подносили королю, чтобы он по их величине и форме (sic!) определил, матерый ли олень и достоин ли его монаршего внимания. И до последнего момента, когда король (или королева) подъезжал к поверженному оленю, спешивался и лично (это была его прерогатива) казнил его отсечением головы, пока слуга держал под уздцы королевского коня. Все это прекрасно изложено в стихах и в прозе у Джорджа Тербервиля в книге «Благородное искусство оленьей охоты» и столь же наглядно изображено на портрете Пика. Смысл картины в том, что Генри, вне зависимости от его юных лет, полноценный принц и наследник трона, готовый достойно справиться со своими мужскими и монаршими функциями истребления королевской дичи и королевских врагов.
