Елизавета I. Камея. Англия, XVI в.
Мой глупый мопс, что приуныл, чудак?
Мой глупый мопс, что приуныл, чудак? –Не хмурься, Уолт, и не пугайся так.Превратно то, что ждет нас впереди;Но от моей души беды не жди.
Судьба слепа, твердят наперебой,Так подчинюсь ли ведьме я слепой?Ах, нет, мой мопсик, ей меня не взять,Будь зрячих глаз у ней не два, а пять.
Фортуна может одолеть поройЦаря, – пред ней склонится и герой.Но никогда она не победитПростую верность, что на страже бдит.
О, нет! Я выбрала тебя сама,Взаймы у ней не попросив ума.А если и сержусь порой шутя,Не бойся и не куксись как дитя.
Для радостей убит, для горя жив, –Очнись, бедняга, к жизни поспешив!Забудь обиды, не грусти, не трусь –И твердо знай, что я не изменюсь.
Мария Стюарт, королева Шотландии
(1542–1587)
Королева Шотландии с шестидневного возраста (когда умер ее отец Иаков V), но француженка по матери, Мария Стюарт воспитывалась при французском дворе. Выйдя замуж за принца, она через год сделалась французской королевой. Но Франциск II скоропостижно скончался, и Мария в 18 лет осталась вдовой. Вернувшись в Шотландию, она вышла замуж за графа Дарнли, который был вскоре убит, причем подозрение пало на близких королеве людей. Шотландские бароны взбунтовались, и Марии пришлось бежать в Англию, где из почетного гостя она со временем сделалась пленницей Елизаветы, опасавшейся своей двоюродной сестры как претендентки на английский трон. Мария безуспешно пыталась вырваться на свободу и в конце концов была казнена. Ее стихи написаны, в основном, на французском (ее первый язык), но также на шотландском, английском и даже на итальянском языках.
Мария Стюарт, королева Шотландии. С портрета Франсуа Клуэ, ок. 1559 г.
Сонет
Que suis-je hélas? Et de quoi sert ma vie?
Кто я такая и зачем страдаю?Зачем, как призрак, на пороге жду –Вздыхаю и томлюсь, как тень в аду,И не живу, а вживе умираю?
О недруги мои, я не питаюПустых надежд – умерьте же вражду;Свою печаль, болезни и нуждуПочти безропотно я принимаю.
А вы, друзья моих последних лет,Явившие так много мне участья,Молитесь ныне – коль надежды нет, –Чтоб кончились скорей мои несчастья:
Чтоб, этой жизни обрывая нить,Могла я вечной радости вкусить.
Чидик Тичборн
(1558?–1586)
Происходил из семьи рьяных католиков. Оказался втянутым в т. н. «заговор Бабингтона» – провокацию, задуманную и мастерски проведенную шефом тайной полиции Елизаветы Фрэнсисом Уолсингамом для получения решающих улик против Марии Стюарт. Семнадцать человек, надеявшихся освободить Марию из плена, были приговорены к повешенью и четвертованию. Стихотворение «Моя весна – зима моих забот», как полагают, было написано Тичборном в ночь накануне казни.
Моя весна – зима моих забот
Написано в Тауэре перед казнью
Моя весна – зима моих забот;Хмельная чаша – кубок ядовитый;Мой урожай – крапива и осот;Мои надежды – бот, волной разбитый.Сколь горек мне доставшийся удел:Вот – жизнь моя, и вот – ее предел.
Мой плод упал, хоть ветка зелена;Рассказ окончен, хоть и нет начала;Нить срезана, хотя не спрядена;Я видел мир, но сам был виден мало.Сколь быстро день без солнца пролетел:Вот – жизнь моя, и вот – ее предел.
Я и не знал, что смерть в себе носил,Что под моей стопой – моя гробница;Я изнемог, хоть полон юных сил;Я умираю, не успев родиться.О, мой Господь! Ты этого хотел? –Вот – жизнь моя, и вот – ее предел.
Часть II
Уильям Шекспир
Охота на охотника «Венера и Адонис» – первенец Шекспира
1. ПОЭМА И МИФВпервые опубликованная в 1593 году, поэма Шекспира «Венера и Адонис» сразу полюбилась читателям – образованной публике елизаветинской эпохи. В течение следующих пятидесяти лет (до начала английской буржуазной революции) книга переиздавалась, по крайней мере, шестнадцать раз, из них девять – при жизни автора; но от всех этих изданий сохранилось лишь несколько экземпляров: по словам биографа, книгу буквально «зачитали»[20]. Литературная репутация Шекспира в первое его лондонское десятилетие в значительной степени основывалась на этой поэме. Хотя, вообще-то говоря, нельзя слишком доверять вкусам современников – «Тит Андроник» в те времена собирал больше зрителей, чем «Ромео и Джульетта», – но здесь особый случай. «Венера и Адонис» – действительно замечательное, хотя и раннее, достижение Шекспира; несмотря на свою компактность, поэма предлагает читателю целый пир из нескольких поэтических блюд. Это, во-первых, сцена соблазнения Адониса, чрезвычайно динамичная и забавная. Во-вторых, спор о любви – красноречивая словесная дуэль Венеры и Адониса. В-третьих, яркие зарисовки природы и животных (например жеребца, зайца, улитки). В-четвертых, жуткое и жалостное описание смерти Адониса и его оплакивания.
Уильям Шекспир. Неизвестный художник («Чандосский портрет»). Начало XVII в.
Если вспомнить слова Полония, рекомендовавшего Гамлету заезжую театральную труппу как «лучших актеров в мире – все равно для пьес комедийных, трагических, исторических или пасторальных, а также трагикомических, историко-пасторальных, пасторально-комических, трагикомически-историко-пасторальных и так далее», то «Венеру и Адониса» можно смело определить как трагикомически-пасторальную поэму. Она начинается с любви и кончается смертью. В ней развернута целая гамма чувств – от смешного до печального; в итоге все струны читательской души задеты, все эмоции возбуждены – и, наконец, разрешены в финальном катарсисе. Главная изюминка поэмы, конечно, сцена соблазнения Адониса Венерой. Она основана сразу на нескольких пародоксах, или вывернутых ситуациях.
Прежде всего, перевернуты привычные роли полов. Мотив женской доминации в любви встречается сравнительно редко в античной мифологии. Мы привыкли к любовным эскападам Зевса и других олимпийцев, к бесчисленным историям о похищениях и соблазнениях дев и жен – темам, несомненно, отражающим патриархальное устройство древнегреческого общества. Мотив соблазнения мужчины женщиной старше. Мы встречаем его, например, в аккадском эпосе о Гильгамеше (начало II тыс. до н. э.), в эпизоде о диком охотнике Энкиду и блуднице. Отметим, что блудница, обучившая Энкиду любви, дала ему также хлеб и вино, которых он прежде никогда не пробовал. Сексуальная инициация связывается таким образом с укрощением, цивилизацией дикого героя, охотника и воина. Миф, по-видимому, отражает переход ранних кочевых, охотничьих племен к оседлой жизни и земледелию, причем главная роль в этом переходе принадлежала женщине, ставшей на этом этапе основным проводником культуры и цивилизации. Позднее, с развитием патриархальных тенденций, этот миф (с перестановкой акцентов) перейдет в анекдот и сказку (жена Понтифара, Федра и т. п.).
Корни мифа, вероятно, уходят еще глубже. По мнению А. А. Годи, «миф об Адонисе отражает древние матриархальные и хтонические обряды поклонения женской богине плодородия и ее зависимому мужскому корреляту, сравнительно слабому и даже смертному, подверженному лишь временному воскрешению»[21].
2. ГЕРОИНЯУказанная мифологическая парадигма, сколь она не важна сама по себе, лишь необходимый балласт поэмы, сообщающий ей вес и устойчивость, в то время как своей элегантностью и маневренностью поэма обязана искусству рассказчика и убедительности характеров. В центре поэмы – влюбленная Венера, яркий женский образ, достойный встать в один ряд с Катериной, Клеопатрой и другими замечательными героинями шекспировских пьес. Кольридж ошибся, интерпретируя страсть Венеры как грубую похоть:
Шекспир изобразил нам животную страсть в чистом виде и, заведомо исключая всякое сочувствие к ней, растворяет читательское внимание в тысячах внешних деталей, прекрасных и причудливых, составляющих одеяние и фон поэмы, или же то и дело отвлекает наш взгляд от главного сюжета остроумными и глубокими рассуждениями, которые его поэтический ум выводит из рисуемых образов или ассоциирует с ними[22].
По-видимому, Кольридж принял за чистую монету слова Адониса, что Венера якобы «открывает объятья любому встречному» («lends her embracements unto every stranger.») Никаких доказательств этого в поэме нет. Венера у Шекспира не похотлива, а только простодушна. Она и впрямь влюблена. Но бедняжка не знает, как завоевать любовь своего избранника, и вместо искусной осады идет на штурм. Богиня Любви в некотором смысле неопытна: она никогда не встречалась с отказом. Она предлагает себя Адонису в дар просто, как дикарь предложил бы картофелину или початок маиса; если она и чересчур настойчива, то это для его же пользы: так котенка тычут в блюдечко с молоком.
