Генри, принц Уэльский, и сэр Джон Харрингтон. Роберт Пик Старший, 1603 г.
* * *
Рубить или не рубить – вот в чем вопрос. В 1603-м году, когда Роберт Пик написал эту картину, скончалась королева Елизавета (и вместе с нею – блестящий Елизаветинский период в истории английской литературы). На трон взошел Яков I, шотландский племянник, новая метла, которая, как известно, чисто метет. Одним из первых, кого она замела, был сэр Уолтер Рэли, солдат, мореплаватель, философ, поэт и историк, в восьмидесятых годах – капитан дворцовой гвардии и фаворит королевы. У Рэли нашлось достаточно врагов, в том числе и в Тайном совете, чтобы бросить его в Тауэр, обвинить в государственной измене (а то в чем же) и приговорить к смерти. Под знаком этого приговора, не отмененного, но как бы отложенного на неопределенный срок, он и прожил в Тауэре более десяти лет. Взглянем снова на картину Роберта Пика. Олень – это Уолтер Роли, удерживаемый за рога Тайным советом во главе с его председателем Фрэнсисом Бэконом, принц с поднятым мечом – королевское «правосудие». Каждый день, просыпаясь, Рэли видел над собой обнаженное железо и гадал, будут сегодня рубить или пока вложат меч в ножны. Такая вот двусмысленная картинка.
Всякому посетителю Тауэра первым делом показывают башню Рэли справа от входа в крепость. Здесь он занимался, писал свою фундаментальную «Историю мира», преподавал принцу Генри науки. Да, да – именно этому мальчику с мечом, принцу Уэльскому. Государственному преступнику было доверено учить наследника трона – ситуация пикантная! – но, видимо, не так много было в Англии голов такого класса, как у Рэли. Более того, когда в 1612 году за принцессу Елизавету посватался какой-то не то испанский, не то итальянский принц, именно к Рэли обратился король за советом, выгоден ли Англии этот брак. И тюремный сиделец, десять лет, как говорится, света Божьего не видевший, сочинил для короля Якова целый трактат, в котором исчислял всех родовитых женихов в Европе и все родственные связи между царствующими домами, и после исчерпывающего геополитического анализа приходил к выводу, что брак с этим принцем невыгоден, а лучше всего было бы выдать девушку за немецкого князя Фридриха, пфальцграфа Палатинского. Самое смешное, что арестанта послушались: послали послов, сговорились и выдали принцессу за Фридриха! Свадьбу праздновали пышно, эпиталаму для новобрачных сочинял сам преподобный доктор Джон Донн, поэт и проповедник. Под шумок, видимо, отравили принца Генри – ну с чего бы восемнадцатилетний абсолютно здоровый парень вдруг умер на свадьбе собственной сестры? Вся английская история могла пойти по-другому, если бы умница Генри, ученик Уолтера Рэли, наследовал трон. (Так российская история могла бы пойти по-другому, если бы не убили царя – воспитанника поэта Жуковского.) Но Генри умер, и трон в конце концов занял слабовольный Карл, разваливший королевство и кончивший свои дни на эшафоте.
Принц Генри умер, и за жизнь Уолтера Рэли никто бы теперь не дал ломаного гроша. Он сделал последнее отчаянное усилие вырваться из смертельных пут: соблазнил-таки короля золотом Эльдорадо, добился экспедиции и отплыл в Гвиану добывать для короны сокровища. Но из этого предприятия ничего не вышло, и по возвращении в Англию в 1616 году Рэли отрубили голову: даже и судить не стали, а просто припомнили, что казни, к которой его когда-то приговорили, никто, собственно говоря, не отменял.
Сэр Уолтер Рэли. С картины неизвестного художника, 1602 г.
Итак, сабелька эта, что мы видим на картине, все-таки упала. Провисев, правда, тринадцать лет. И рикошетом зацепив еще одну – коронованную – главу.
Может быть, одной из причин, по которой Яков не взлюбил Рэли, было то, что король был шотландец, то есть заведомый враг лондонских беспутств и вольнодумства. Он явился в Лондон искоренить дух ереси и разврата. Скажем, Яков самолично написал (и издал) книгу против табакокурения, а Уолтер Роли не только был заядлый курильщик, но он, как говорят, и завел эту моду в Англии. Не он ли, кстати, написал и анонимные строфы с дерзко-ироническим названием:
О душеспасительной пользе табачного курения
Сия Индийская ТраваЦвела, пока была жива;Вчера ты жил, а завтра сгнил:Кури табак и думай.
Взирай на дым, идущий ввысь,И тщетности земной дивись;Мир с красотой – лишь дым пустой:Кури табак и думай.
Когда же трубка изнутриЧерна содеется, смотри:Так в душах всех копится грех.Кури табак и думай.
Когда же злак сгорит дотла,Останется одна зола.Что наша плоть? Золы щепоть.Кури табак и думай.
Поведение Рэли на эшафоте поразило своим мужеством даже видавших виды лондонцев. Он вел себя так, как будто это было уже сотое представление. Даже на дурацкое замечание палача, что его голова на плахе обращена «неправильно», Рэли хладнокровно ответил: «Голова – неважно; главное, чтобы душа была правильно обращена».
Из «Книги эмблем» Джорджа Уизера. 1635 г.
Сэр Уолтер Рэли
(1554?–1618)
В похвалу «стального зерцала» Джорджа Гаскойна
Нет в мире соуса на всякий вкус,Что мудрым мед, то дураку – отрава;Испорченным желудкам (вот конфуз!)Не по нутру и добрая приправа.Что из того? На всех не угодишь,Дряной язык ничем не усладишь.
Высокие умы всегда почтятДостойный труд достойными хвалами;Зато все благородное чернятЗавистники с иссохшими мозгами.Попробуй над безумством века встань –Тотчас пожнешь и ненависть, и брань.
Итак, хочу сужденье произнесть:Сие Зерцало нелицеприятно,В нем каждый зрит себя, каков он есть –Будь принц иль нищий, низкий или знатный.А что до слога – думаю, что онНа сей стезе никем не превзойден.
Благословен отрадный блеск Дианы
Благословен отрадный блеск Дианы,Благословенны в сумраке ночейЕе роса, кропящая поляны,Магическая власть ее лучей.
Благословенны Нимфы тайных рощИ рыцари, что служат светлой Даме;Да не прейдет божественная мощь,Да вечно движет зыбкими морями!
Она – владычица надзвездных сфер,Струящая на мир покой и млечность,Недостижимый чистоты пример;В ее изменчивости скрыта вечность.
Она на колеснице горней мчитНад всем, что смертно, дряхло и устало –Сердец влюбленных непорочный щит,Небесной добродетели зерцало.
В ней – свет и благо! А незрячий кротПускай к Цирцее низменной идет.
Природа, вымыв руки молоком…
Природа, вымыв руки молоком,Не стала их обсушивать, но сразуСмешала шелк и снег в блестящий ком,Чтоб вылепить Амуру по заказуКрасавицу, какую только смелВ мечтах своих вообразить пострел.
Он попросил, чтобы ее глазаВсегда лучистый день в себе таили,Уста из меда сделать наказал,Плоть нежную – из пуха, роз и лилий;К сим прелестям вдобавок пожелавЛишь резвый ум и шаловливый нрав.
И, план Амура в точности храня,Природа расстаралась – но, к несчастью,Вложила в грудь ей сердце из кремня;Так что Амур, воспламененный страстьюК холодной красоте, не знал, как быть –Торжествовать ему или грустить.
Но время, этот беспощадный Страж,Природе отвечает лязгом стали;Оно сметает Упований блажьИ подтверждает правоту Печали.Тяжелый ржавый серп в его рукахИ шелк, и снег – все обращает в прах.
Прекрасной плотью, этой пищей нег,Игривой, нежной и благоуханной,Оно питает Смерть из века в век –И не насытит прорвы окаянной.Да, Время ничего не пощадит –Ни, уст, ни глаз, ни персей, ни ланит.
О, Время! Мы тебе сдаем в закладВсе, что для нас любезно и любимо,А получаем скорбь взамен отрад.Ты сводишь нас во прах неумолимоИ там, во тьме, в обители червейЗахлопываешь повесть наших дней.
Сыну
Три вещи есть, что процветают врозь:Блаженно их житье и безмятежно,Пока им встретиться не довелось;Но как сойдутся – горе неизбежно.Та троица – ствол, стебель, сорванец,Стволы идут для виселиц дубовых,Из стеблей вьют веревочный конецДля сорванцов – таких, как ты, бедовых.Пока не пробил час – учти, мой друг, –Дуб зелен, злак цветет, драчун смеется;Но стоит им сойтись, доска качнется,Петля скользнет, и сорванцу каюк.Не попусти Господь такому сбыться,Чтоб в день их встречи нам не распроститься.
Наказ душе
