Когда-то это физическая оболочка была десятилетней девочкой по имени Сьюзи, но бестелесное создание заключило с ней сделку, и два рассудка вступили в борьбу. На сегодняшний день личность Сьюзи — это химера, смесь её прошлого «Я», чётко определяющая понятия добра и зла, и загадочного нечта, порождённого в глубинах Вселенной с неограниченным мировосприятием.
То чем она стала — больше не человек и не девочка. Её новое имя — Целитель.
Целитель сосредоточенно вглядывался в лондонские дали. Глаза пылали голубым пламенем, но при этом привычного живого блеска в них не имелось. Они всегда казались смертельно умиротворенными, сосредоточенными, мудрыми, и мигали в каком-то великом таинстве, охватывающем всякую стезю бытия. Примерно в пяти милях южнее эти глаза нацелилась на что-то или кого-то. Сделав необдуманный шаг с часовой башни, Целитель растворился в воздухе, проткнув сырое небо колебанием помех межпространственного скачка.
В одном из дворов Ислингтона под навесом зеленой лапы раскидистого дерева стояла английская скамейка, спинка которой имела плавный изгиб. Эдвард и Ацель выбрали это место в качестве укрытия от непогоды. Капли дождя с дребезжанием разбивались о широкие листья и задерживались на верхних ярусах уплотненной кроны, растрачивая больший объем влаги, благодаря чему скамейка оставалась сухой.
Температура воздуха резко упала на пару градусов, отчего непостоянные порывы ветра покалывались особенно остро.
— Посмотри во что ты превратил мою рубашку! — по-доброму запричитал Ацель, щупая вымокшую грудь.
— Да ладно тебе, это не из-за меня, — смущённо отвернулся юноша, не спуская капюшон.
Пришелец застегнул пальто и завернул вокруг шеи воротник, позволив себе безобидную насмешку.
— Ты сам виноват. — Эдвард завидел стайку воробьев, намывающих перья в образовавшейся на тротуаре луже.
— Считай, что эта рубашка была украдена мной ради этого самого момента!
— У тебя и одежда краденая? — с осуждением посмотрел на него студент.
— Ну, конечно! — подтвердил Ацель с гордостью. — Я ненавижу Ксион, но, должен признать, в моде они разбираются не хуже людей.
— Может потому что они тоже люди?
— Глупости какие!
— А почему нет? Мы с ними очень похожи внешне, ты сам говорил.
— Не-ет, — поморщился пришелец.
— Окей, — не стал влезать в дискуссию Эдвард, — а что ты вообще забыл на Ксионе? Раньше ты не упоминал об этом. Я думал, для тебя Ксион, как гнездо гадюки…
— Ну знаешь, — покрутил запястьем Ацель, не изъявляя желания вспоминать минувшие дни.
— Когда… когда Онгэ убили… на мне были перчатки, и агенты организации поймали меня, решив, что я принадлежу их виду. Я рассказывал о том, что огоны нередко торгуют детьми?
Юноша усидчиво кивнул, и на его лице прописалось сожаление, словно вся вина за страдания друга лежит только на нем. Пришелец всегда удивлялся тому, как тонко этот маленький человек умеет сопереживать, и как самоотверженно загружает он свои плечи чужой ответственностью, даже там, где бессилен.
— Они подумали, что тебя похители? — уточнил Эдвард для себя.
— Так и есть. Меня отвезли на Ксион и какое-то время я там жил, скрывая своё происхождение.
— «Какое-то время» — это сколько?
— Много.
— Насколько «много»?
— Это так важно? — Ацель неуютно закинул ногу на ногу.
— Да, важно… — Юноша помолчал, вслушиваясь в игривое щебетание птиц. — Я совсем ничего не знаю о твоём прошлом, — заунывно протянул он, рассматривая свои кеды. — Я был уверен, что люди не меняются. И Рут подтвердила мою гипотезу… Я просто хочу понять… в конечном счёте, кто же ты, Ацель? Ты правда стал лучше? Ты исключение? А вдруг ты никогда и не был плохим? — Эдвард раздразнено вытаращился на собеседника.
— Никогда не был плохим? — сверкнул глазами пришелец.
— Просто предполагаю.
— Тогда я тебя разочарую, — хмыкнул тот мрачно.
— Ты мог этого не замечать, Ацель!
— Тебе кажется, что я стал лучше, так как мне больше незачем возвращаться к прежнему образу жизни, и пока никто не посягает на моё спокойствие — я не стану выпускать когти, — ответил Ацель серьёзно.
— А если бы ты покинул Землю…
— Хочешь, чтобы я ушёл? — напрягся тот.
— Нет! Нет… Чисто гипотетически! — отмахнулся Эдвард. — Если бы ты покинул Землю… после всего, через что мы прошли… неужели ты вновь бы встал на путь разбойника?
— Конечно.
— Но… — Юноша развернулся, настоятельно шлепнув ладонью по спинке скамьи.
— Эдвард…
Ацель расплылся в исключительно уветливой улыбке, разя мученическим взглядом, от которого у студента все внутри сжалось в комок. Не смея перебивать, он сглотнул, и его кадык выжидательно дернулся.
— Когда-то на Сондэсе верили в легенду о «Божестве Света», — вспомнил пришелец. — Мой народ придерживался теории о том, что все живое возникло из Света — некого высшего существа. Этот Свет был совершенен и безгрешен, и такими же были его дети. Они не умели думать «плохо», их разумы были чисты и свободны от всего, что не дотягивало до планки «добро». Однако помимо «живого» имелось и «неживое», и брало оно своё начало из Великой Тьмы. Из-за неведения дети Света были беспомощны перед ней, и когда грянул роковой час, — никто не был готов. Первое поколение детей погибло, что привело Божество в отчаяние, и после пяти вечностей скорби, оно вновь породило жизнь, которую мы с тобой, все люди, пришельцы, звери, — он окинул взором улицу, — проживают сейчас.
Эдвард подхватывал каждую фразу, словно то — была не легенда, а ответ на главный вопрос философии. Преподаватели колледжа позавидовали бы тому, как внимателен их студент вне лекционного зала.
— И чтобы не повторить геноцида, — довершил повествование тот, — Божество поручило двум детям своим охранять «живое». С тех пор два клинка не спускаются с неба и ведут вечную борьбу против Великой Тьмы.
— Круто, — выронил юноша. — У вас тоже есть религия? Это… чертовски круто! Я думал, религию придумали люди…
— Да-а, — выдохнул Ацель с трагедией, — вот только больше в Божество Света никто не верит.
— Но почему?
— Когда галактику охватила война, небо заволокли серые облака, и ни света, ни двух лун — больше не видать. Мои родители ругали Божество и не разрешали нам с братом молиться. Они говорили: «Свет покинул нас, предал своих детей. Если бы он не дал нам оружие, мы бы не уподобились Великой Тьме, не вкусили бы сладость греха и не проливали бы сейчас кровь братьев и сестёр своих».
— Божество Света просто хотело, как лучше, — не согласился студент.
— Да, но… едва ли у него был шанс… Божество Света — доброе и милосердное. — Ацель многозначительно посмотрел на друга. — Сколько клинков не возьми, пока ты проявляешь жалость к врагу — ты слаб. Вот поэтому я считаю, что в мире должен быть кто-то достаточно жестокий, чтобы воспрепятствовать Великой Тьме навредить Свету.
— Это ты себя имеешь в виду, что ли?
— Ага, — хитро моргнул пришелец. — И да, Эдвард, я вновь стану преступником, если придётся, вновь паду до греха, вырву чье-нибудь сердце, но не потому что я этого хочу… Я никогда не желал такой жизни. Просто у меня не будет выбора. Земля относится к планете галактик X-zep, но не дотягивает до седьмого или хотя бы шестого уровня, что значит — на ней живут разумные виды, которые еще не вступали в контакт с другими цивилизациями. Поэтому законы X-zep действуют только за пределами Земли. Стоит мне выйти в открытый космос — я снова стану мишенью для рейджэров и агентов организации. Что мне останется? Сдаться и пойти на казнь? Даже если я изменился — всем плевать! Никакие добрые свершения не спасут моей головы.
— Знаешь… — Эдвард склонился, и капюшон сполз на лицо, покрывая пепельные глаза, в которых снова блестели слезы. Он не мог ничего с собой поделать. Конечно, хорошо, когда есть тот, кто будет «жилеткой», в которую можно уткнуться и прорыдаться всласть, но скиснуть сейчас — было бы…не то чтобы стыдно, скорее — неуважительно. Эдвард не имел права становиться объектом сочувствия перед созданием, что самого надлежит приободрить и утешить. — Во время человеческих войн народ отправляют в горячие точки без их согласия, — тихо заговорил он. — И чем обширнее война, тем меньше свободы выбора предоставляют человеку. Вышестоящие заставляют народы ненавидеть и убивать друг друга, но это не значит, что все эти люди… плохие. У них не было альтернативы: не убьешь врага — станешь предателем и умрёшь от руки союзников… — Слова рухнули в шепот. — Я был прав… Ты никогда и не был плохим — ты просто хотел выжить… Скажи, Ацель, ты сказал, что тебе хорошо на Земле. Пока ты здесь, тебе — я правильно понял — нет смысла кому-то вредить, так?
