– Еще бы, – усмехнулась девушка, – ей больше четырехсот лет. Но прежде это была пекарня.
Летисия закашлялась, запив приступ водой, услужливо поданой официанткой.
– А… кто владелец этой пекарни?
Фамилия абсолютно ничего для нее не значила, и надежда на здравомыслие вновь возродилась.
– Вам еще что-нибудь? – девушка нетерпеливо посматривала в сторону вошедших посетителей, супружескую пару, растерянно ищущих свободный столик.
– Нет-нет, спасибо, – Летисия криво улыбнулась.
„Левая стена от входа, третий камень снизу от угла“, – она закусила губу, чтобы хоть как-то унять дрожь.
Выбранный ею столик примостился как раз у нужной стены.
“Сейчас я получу еще одно доказательство моего слабоумия… или не получу“.
Якобы уронив ложечку, Летисия наклонилась, быстро заскользив пальцами по нижнему ряду камней, не тронутых ни временем, ни сменой многочисленных владельцев кондитерской, единогласно решивших не нарушать витающий здесь дух средневековья.
Ни выступа, ни хоть какого-то намека на тайник она не нащупала.
– Я прошу прощения. Не могли бы вы заменить мне ложечку? – Летисия неожиданно успокоилась, – и еще вопрос, если можно.
– Да, конечно, – официантка присела рядом.
– А почему и часовня, и пекарня не обозначены в проспектах исторических памятников Мадрида?
– У нас много таких мест. Может, потому, что здесь не происходило ничего особенного, ну, там, венчание знатных особ, например. Все обычно.
– Скажите, здесь что-то перестраивалось или ремонтировалось? Ведь столько лет!
– Конечно. Но не перестраивалось. Все, что вы видите, ну, за исключением, конечно, оборудования, – она засмеялась, – осталось в том виде, как и было с самого начала. Ремонт да, делали. Что-то подправляли, укрепляли, но не изменяли.
Летисия поблагодарила девушку за пространную справку.
Ну, что? Сделать вторую попытку?
На этот раз третий камень снизу от угла слегка сдвинулся.
Рука ходила ходуном, а сама она превратилась в один натянутый нерв, готовый взорваться от малейшего звука, движения или просто дуновения воздуха.
– Вы что-то опять уронили? – предупредительная официантка остановилась у столика Летисии.
– Да, мой цифровик, – сдавленно проговорила она, зажав в руках фотоаппарат с распадающейся на глазах замшелой тряпкой, оборачивающей его почти пять веков.
Позже, в номере, она перечитывала строчки знакомого ей почерка Керрадо:
В своих несчастьях мы повинны сами,
Любовь, напротив, служит нам всегда опорой —
И в печали, и в разлуке.[6]
Эпилог
Лайнер набирал высоту.
Летисия все просчитала. И место, где это должно случиться. И час, до минуты, когда она начнет отсчет кода возврата. Но теперь уже возврата домой, к Керрадо.
Она не знала, что ее ждет там, в далеком от нее Средневековье, но почему-то была уверена, что тот, кто ей был нужен, наверняка ее ждет.
И, теперь, она точно знала, кто та далекая испанская прабабушка, от которой начнется ее родословная.
– А я что-то сейчас видел, – пятилетний малыш тормошил задремавшую молодую маму, – тетенька рядом с тобой растаяла. Как мороженое.
– Перестань выдумывать. Вечно ты со своими фантазиями. Вышла, наверное, в туалет.
– А ты говорила фей не бывает, – он счастливо засмеялся.
Декабрь, 2010
Примечания
1
Прости меня, Господи (исп.)
2
Высшая степень в Ордене иезуитов
3
Сама влипла, сама и расхлебывай,
Нечего на зеркало кивать (англ.)
4
Раз, два, три, четыре
Скрепите пряжкой мою обувь (англ.)
5
Я – Летисия Мануэла…
Автор этой картины. Мне приблизительно 32 года. Я из 21 века. Оказалась в 16 веке по трагической случайности – подсчитала число судьбы моих имен и проснулась здесь.
Благодаря помощи Алехандро Керрадо, два года провела в монастыре у аббатисы сестры Френсис, после чего была приглашена в Эскориал к инфанте Изабелле, став ее портретисткой.
Всем, кто прочтет это письмо, хочу сказать:
я тоскую по вам, мои современники и потомки. И…
6
Хуан Боскан (исп. поэт 16 века)
