– А слуги где были? – удивляется Максим. – Там их целая толпа должна быть.
– Господин Исида очень гордый. У него в доме только одна экономка, – отвечает японец. – В тот раз её рядом не было.
– Так. С этим понятно. Ну, так Наоми бы президентом и назначили, в чем проблема-то? – спрашиваю я.
– В том, что госпожа Наоми полюбила… иностранца. Британца. И уехала к нему жить в Лондон. Когда господин Исида узнал об этом, он пригласил ее к себе. Я не знаю, о чем они говорили, но Наоми выбежала оттуда в слезах. И потом перестала откликаться на просьбы прадедушки о новой беседе с ним. Ну, и после уехала в Англию. Насовсем.
– Да уж, дела… Ну, а босс ваш что теперь? Захотел ее вернуть? И что это ему даст, если у Сёдзи контракт? – спрашивает Максим.
И, пока японец обдумывает ответ, мажорка наливает нам по новой. Причем за время разговора мы успели уже по три рюмки опрокинуть. В бутылке осталось чуть, Максим делает официанту знак: мол, принеси еще. Накамура, не привычный к столь крепким возлияниям, становится болтлив, а мажорке только этого и нужно.
– Да, господин Исида очень хочет вернуть Наоми, поскольку есть один пункт в контракте с Сёдзи, который тот позабыл. Что если он каким-то образом опорочит достоинство семьи, то лишится своего статуса. Правда, пункт этот очень…
– Скользкий, – подсказывает мажорка.
– Верно, потому что доказать трудно.
– А Наоми что, приедет с доказательствами? – интересуюсь я.
– Нет, конечно. Господин Исида хочет с ней поговорить, чтобы та поняла: он желает извиниться за свое поведение и сделать ее президентом Mitsui Industries.
– То есть она приедет, поговорит с прадедушкой, и тот сразу своему внуку пинок под зад?
– Именно, – отвечает сопровождающий. Язык у него во рту начинает ворочаться с трудом, и Максим усмехается снова. Добилась-таки своего! То есть не напоить она собиралась Накамуру, конечно, до состояния «нестояния», а разговорить.
– Так, а что Исиде мешает сейчас это сделать? – спрашиваю я.
– Он не хочет оставлять корпорацию без лидера, – отвечает японец, с трудом удерживая тело в вертикальном положении. Его штормит. – Ни на один день!
– Ладно, тебе пора, дорогой товарищ, баиньки, – мажорка встает и делает знак тому, второму, молчаливому и незаметному японцу, который следует за Накамурой, словно тень. – Забирай своего босса!
Тот понимает без перевода, подбегает и, бережно приобняв начальника, уводит его.
– Чудесно побеседовали, как мёду напились, – говорит мажорка.
– По крайней мере, хотя бы что-то выяснили.
– Это да, а то пришлось бы с голой попой на мороз, – усмехается Максим.
Я же смотрю на неё с тщательно скрываемым восхищением. Какая же она молодец! Сам бы я не догадался так поступить с сопровождающим. И тем самым наверняка усложнил бы многократно выполнение миссии. Ах, Максим, Максим. Ну почему ты досталась моему отцу, а не мне? С этим безответным вопросом я возвращаюсь в свой номер. Завтра начинается наша основная работа.
Глава 22
Я просыпаюсь посреди ночи. Шагаю в сторону туалета, натыкаясь на предметы в темноте, потому что забыл, где тут в высокотехнологичной гостинице свет включается. На стене у кровати целая панель с кнопками, как пульт управления авиалайнером, но как понять, какая за что отвечает, если все надписи на японском? Я же в этих замысловатых каракулях ни слова не разберу.
Вот прямо как моя однокурсница Ксения Янаева. Приходит однажды на занятия, на её лодыжке красуется татуировка. По тому, как немного воспалена кожа вокруг, заметно: недавно набила, ходит девушка радостная. Я присмотрелся: какой-то иероглиф. «Что означает?» – решил сделать комплимент. Думаю: она сейчас ответит, я скажу «Вау, как классно!» и дальше пойду.
Но что слышу в ответ?
– Не знаю. Сказали, что-то про счастье.
– Как так?! Пошла в тату-салон, увидела картинку и попросила набить? – удивляюсь я.
– Ага, – радостно отвечает Ксения. Всегда знал, что она девушка ума недалекого. Но чтобы вот так, не разбираясь в иностранной речи, себе татуировки делать… Я на следующей перемене тайком сфотографировал лодыжку девушки, да с помощью распознавания картинок и онлайн-переводчика дознался, что этот символ означает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хохот мой едва не сорвал занятие по немецкому языку. Потому что выяснилось: впечатанная в кожу Ксюши краска это, если дословно переводить, «гороховый суп» по-китайски. Естественно, я первым делом рассказал об этом самой обладательнице «счастливого» (так ей в салоне пояснили) иероглифа. Та покраснела, как свёкла, и на следующий день то самое место оказалось у неё прикрыто большим пластырем. На мой вопрос, что с ножкой случилось, Ксения кисло улыбнулась: «Поцарапала». Наверное, по простоте душевной решила соскрябать досадливую надпись, да ничего не вышло. Ну ничего. Нынче сводят лазером.
Интересно, а у Максим татуировки есть? У такой беспринципной мажорки, как она, должны быть обязательно, причем не одна, а несколько. Не знаю, почему я так думаю. Может, потому что среди подобных девушек это очень модно – украшать своё тело «наскальными рисунками». Только древние люди это делали их мистических соображений, а современные богачи – из выпендрёжных.
Ходят потом и друг перед другом красуются, у кого наколка круче. Я у некоторых (в интернете, правда) видел целые картины, сделанные профессиональными художниками. Интересно будет глянуть на эти полотна, когда их обладателям станет лет по семьдесят, и кожа поплывет вниз да морщинами покроется. Правда, к чести Максим надо сказать, что она своими татухами, если таковые имеются, ни разу не хвасталась.
Вот почему я сейчас, посреди ночи, думаю о ней? Потому что вернулся из туалета, куда отправился с мощным стояком, и он не проходит. Даже малую нужду справить оказалось очень трудно. Выцедил из себя, что называется, остатки водки с соком. И как теперь унять бушующую плоть? Ворочаюсь с бока на бок, ложусь то спину, то пробую на живот, но когда у тебя так сильно стоит, это совершенно невозможно, потому как есть риск сломать себе член.
Я такое не видел никогда, тем более не испытывал, но говорят, что вполне возможно. Там, конечно, ни костей, ни хрящей нет, и вроде бы ломаться нечему. Однако же если фаллос так мощно стоит, а по крепости порой напоминает, вот прямо как сейчас, палку, значит, можно и испортить такой прекрасный прибор. Смотрю на него в сумерках и почти не вижу, лишь замечаю, как он белеет. Да, у меня не такой уж большой агрегат, но, как говорится, до колена мне ни к чему.
Эх, придется, видимо, унимать свои желания одним-единственным знакомым мне способом, когда рядом нет Лизы. Она бы сейчас запросто избавила меня от эрекции. Минет моя девушка научилась делать очень хорошо. Только сейчас я думаю о ней скорее в техническом плане, а вот Максим… Она у меня из головы не выходит. Раскидываю ноги в стороны, ощущая горячей промежностью прохладу комнаты. Глажу себя левой рукой по груди, животу, а правой начинаю ласкать член.
Я представляю, как мы с Максим лежим на пляже. Поздний вечер, на небе появились первые крупные звезды. Морской воздух становится чуть свежее, но это даже приятно после дневной жары, которая густым облаком окутала окрестности, и только теперь, с приближением ночи, отступает. Над нашими головами размеренно и величественно колышутся огромные листья пальм. Под нами – белый песок, впереди – полоса прибоя. Волны неспешно накатывают на берег, смачивая его соленой влагой и оставляя хлопья пены, затем откатываются обратно.
Мы на далеком тропическом острове, где кроме нас никого нет. Катер, на котором мы приплыли сюда, стоит неподалеку на берегу, куда мы затянули его вместе с Максим. Уедем только завтра, а впереди у нас волшебная ночь. Неподалеку потрескивает горящими палочками маленький костер, разнося ароматы горящей древесины. Я лежу на боку и смотрю, как пламя отражается на бронзовой коже мажорки.
Она рядом со мной, отдыхает от длительного путешествия, положив руки под голову, и смотрит в огромное небо, которое стремительно чернеет над нашими головами, растворяя голубой цвет и обнажая огромные россыпи звезд. Ни в одной части света, кроме как здесь, посреди Тихого океана, невозможно увидеть и ощущать невероятную красоту нашей Вселенной и Млечного пути.
