Я замираю с распахнутым ртом, перевожу взгляд справа налево. Зараза! Я что же это… Перепутал номера? Мне надо было пойти налево, а попёрся направо…
– Чего шумишь-то, псих несчастный? – строго спрашивает Максим. – Ты посуду разбил?
Я бледнею, чувствую это всем телом, потом краснею и рвусь к себе в номер. Захлопываю дверь, закрываю её на ключ. Потом запираюсь в ванной. Скидываю одежду, сажусь в душевую кабину, притворяю дверцы, включаю горячую воду и, обхватив руками голову, зажимаю уши. Меня нет. Я умчался на другую планету.
Господи! Если ты есть, сделай так, чтобы я прямо сейчас провалился куда-нибудь на двадцать этажей под землю! Стыдно-то как!!! Я сижу, не слыша и не видя ничего вокруг, только ощущая, как вода хлещет по телу. И всё, что мне теперь остается, это придумывать себе самые неприятные эпитеты, из которых полудурок – самый безобидный.
Глава 25
Раннее утро. Я сплю в кровати, накрывшись одеялом с головой и скукожившись до состояния эмбриона.
– Отелло! Слышь, Отелло! Это твоя Дездемона! – я слышу, как хихикает мажорка за дверью. Не пущу. И выходить не буду. После конфуза, что приключился со мной минувшей ночью, мне вообще стыдно кому-либо на глаза показываться. И Максим – в первую очередь. Это же надо мне было так вляпаться в жир ногами! Мажорка теперь меня живьем съест, заприкалывает до полусмерти. Что, собственно, и началось уже.
– Динь-дон, я ваша ма-а-ма, я ваша ма-а-ма, вот мой дом, – напевает она теперь голосом Козы из фильма «Мама». Намекает мне, что я козлёнок несмышлёный. Да сама ты коза! Поднимаюсь с постели и, в чем был, то есть в «боксерах», иду открывать дверь. Настрой у меня самый решительный. Ну, сейчас всё ей скажу! Ну, то есть… Что-нибудь скажу, и точка!
На пороге стоит Максим. Увидев меня в неглиже, она усмехнулся и, проведя взглядом снизу вверх и обратно, говорит похабным голосом опытной проститутки:
– Ну что ты, Сашок, в самом деле. Я ещё не готова…
– Максим! – рявкнул я. – Хватит придуриваться. Говори, чего пришла!
– Через полчаса мы уезжаем в аэропорт. Так что натягивай портки, собирай манатки и спускайся вниз, Отелло погорелого театра, – отвечает мажорка и, не дожидаясь моей реакции, удаляется по коридору, напевая:
«Сердце красавиц
Склонно к измене
И к перемене,
Как ветер мая».
При этом она вихляет задом и бедрами, как распутная женщина, шагающая по тротуару в ожидании клиента.
– Тьфу! – делаю вид, что плюю ему в след. Клоунесса, твою мать! Ну, отругала бы меня за глупый поступок прошлой ночью. Так ведь нет, душу наизнанку вывернуть готова. И между прочим, это ещё неизвестно, с кем она сама там развлекалась! Может, пока я гонялся за черной кошкой в темной комнате, мажорка к себе тоже какого-нибудь япошку привела, и он жарил её всю ночь!
От этих мыслей мне стало жарко. Я бы не отказался побыть на месте того японца, которого Максим… Но, едва у меня зашевелилось в ширинке, бросился вещи собирать. Не хватало ещё спускаться вниз с эрекцией. Увидит такое мажорка – мне конец. Потому разбросанные по всему номеру предметы одежды летят в сумку. Я-то думал, что мы тут задержимся хотя бы на неделю, а оказалось, пробыли меньше трех суток. Интересно, куда мы теперь?
Через несколько минут я уже стою у входа в отель. Рядом прохаживается мажорка, непринужденно болтая с кем-то по телефону. Хотелось бы мне очень услышать, о чем она там синичкой заливается. Наверняка со своим Костей переговоры ведет. Улыбается ещё, гадина! Ух, как бы я выпорол её упругий попец! Вот прямо вытащил бы ремень из штанов, да по загорелой коже (мне почему-то кажется, что ягодицы у Максим тоже под солнцем побывали), и как влепил бы парочку горячих! А потом… ой, опять меня уносит в сладкие дали.
Наконец, подъехала машина. Оттуда вышел Накамура. Вид у него, конечно, был так себе. Явно бедолага не привык водку пить с русскими. Потому выглядел теперь довольно помятым. Не выспался, наверное, полночи блевал, а жена только и успевала тазик к кровати подносить. Ему бы теперь опохмелиться как следует, да нельзя – корпоративные правила у них в Японии жёсткие. Можно за один только запах с работы вылететь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Доброе утро, господа, – кланяется сопровождающий и улыбается. Только физиономия у него опухшая, глазки и без того узкие почти совсем заплыли. Не глаза, а две щелочки. Но держится бодрячком.
– Привет-привет, – отвечает ему мажорка, забираясь в машину. Я последовал за ней. Едем.
– Билеты я вам уже купил, бизнес-класс, за счет нашей корпорации, – продолжает сыпать любезностями Накамура.
Максим довольно кивает. И я улыбаюсь, глядя в окно. Жаль, конечно, Токио так и не посмотрел. Но ничего, приеду сюда в другой раз, по собственной инициативе, и уж точно не пропущу самое интересное. А так хотелось посмотреть императорский дворец! Правда, туда туристов не пускают, это вам не Вестминстерское аббатство и не Букингемский дворец, но хотя бы со стороны поглядеть. Да и других красивейших мест здесь предостаточно. Не всё американцы выжгли в конце Второй мировой.
– Я забронировал вам два номера люкс в The Athenaeum Hotel & Residences на Пикадилли, – говорит сопровождающий.
– «По улице Пикадилли я шла, ускоряя шаг,
Когда меня вы любили, я делала всё не так», – напевает мажорка.
Стоп!
– Какая, к хренам собачьим, Пикадилли?! Я в Москву хочу! Мы так не договаривались! – возмущаюсь я. Накамура хлопает глазами. Вернее, это больше похоже на тайное шевеление век. Он явно не понимает причины моего возмущения. Ничего, я тебе сейчас всё объясню.
– Ты чего орешь опять, Отелло? – вальяжно интересуется мажорка. – «Мы так не договаривались», – передразнивает меня. – Твое дело телячье: посадили – лети. Это решение, что мы с тобой отсюда отправляемся прямо в Лондон, искать ту девушку, Наоми, принял твой отец, ясно? А если тебе не нравится что-то, можешь позвонить ему и попробовать покачать права. А я посмотрю, какой из тебя «буровик». Хотя скорее, получится знатный ассенизатор: напряжение большое, а кончится всё фекалиями, – Максим ржет надо мной, даже Накамура улыбается. Сговорились они, что ли?
Я обиженно отворачиваюсь. Без меня меня женили, – вот как это называется. «Сын, я тебя сделаю главой компании», – теперь передразниваю собственного папашу. Так и относился бы, как к потенциальному преемнику. А получается, я тут на птичьих правах. Мотаюсь по миру, подчиняясь чужой воле. Ладно, папенька. Припомню я тебе. «Вот зубы у тебя выпадут, я тебе жевать не стану!», – эту фразу я вспомнил из фильма «Нахалёнок». Видел как-то мельком по телевизору. Неполностью, а этот фрагмент показался очень забавным. Правда, там вместо папаши «дедунюшка», но в моем случае сойдет.
Снова аэропорт. Накамура провожает нас поклонами, улыбкой и рукопожатиями, мы уходим в VIP-зал и там дожидаемся вылета. Я, чтобы не торчать рядом с мажоркой, иду рассматривать ассортимент в duty-free. Вообще-то мне особенно ничего здесь не нужно. Хотя нет, в моей жизни есть две женщины, им надо что-нибудь купить с японской символикой. Потому маме я покупаю крошечный складной автоматический зонт, а Лизе – очередную золотую побрякушку – подвеску: дракона с рубиновыми глазками. Не знаю, насколько он действительно драгоценный, но смотрится забавно. По крайней мере, одно радует: здесь не встретить товаров с надписями крошечными буквами в неприметном месте «made in China». Японцы все-таки себя окончательно, как мы уважать не перестали.
Глава 26
Приношу всё купленное обратно, к месту, где мы ожидаем вылета. Мажорка смотрит на мои покупки, уложенные в пакет.
– Мне чего-нибудь купил, Отелло?
– Обойдешься.
– Ах, боже мой! – Максим кривляется, прикладывая руку к сердцу, показушно закатывая глазки и изгибаясь всем телом. – Ты ранил меня в самое сердце, мой господин!
