Второй, третий…
Минут за сорок, от силы за час, шесть длинных (по два с половиной дюйма) одинаковых шурупов, очень плотно сидевших в досках и не желавших отвинчиваться, сдались и теперь звякали в кармане у Гиацинта. Четыре нижних и два — с боков. А дальше дело пошло гораздо хуже…
Верхние "головастики" не собирались покидать любимое окно. Гиацинт с трудом доставал до них, не говоря уж о том, как удобно действовать только левой рукой. Медальон уже изрядно поцарапанный, с погнутыми краями, постоянно срывался из щели, сглаживал её, и тогда становилось ещё труднее открутить шурупы.
Но Гиацинт чувствовал, что (по выражению Омелы) он сегодня упрямый, "как крокодил". Как десять крокодилов, как двадцать…
Упрямство скольких рептилий могло сломить сопротивление винтов на решётке? В распоряжении графа их были неисчислимые стада.
Он расшатывал и поворачивал шурупы обеими руками, сцепив зубы, потому что каждое движение правой руки причиняло боль примерно равную прикосновению раскаленным железом.
Два — сдались, а четыре верхних держались насмерть. Но через полтора часа Гиацинт доконал и их. Причём, один он всё-таки сломал. Стальная шляпка треснула на две половинки и одна из них упала в море. Тогда, открутив все остальные "печати на вратах свободы", он просто дёрнул решётку на себя. Оставшаяся половинка отлетела, и Гиацинт, бесшумно прислонив решётку к стене, высунулся в окно.
Перед ним открылся весь левый борт "Геснера", от бушприта, до кормы. Ветер, такой же солёный, как и минуту назад, трепал его волосы совсем по-другому. Теперь это ветер свободы.
Вода всего в десяти футах внизу. Прыгай и плыви себе, если не боишься наткнуться на острые подводные скалы у берега.
Заметив чьи-то тени у себя над головой, на палубе, Гиацинт поспешно юркнул обратно в "камеру". Сверху послышалась команда лечь в дрейф, и якорные цепи загремели по клюзам.
"Однако, очень вовремя, — подумал граф. — Надо скорее мотать отсюда".
На палубе слышался топот и неразборчивые команды. Через минуту до Гиацинта долетел всплеск со стороны кормы: что-то тяжёлое плюхнулось на воду.
"Шлюпка".
Он прислушивался к движению пиратов на верхней палубе. Ритмичные всплески вёсел подтвердили догадку.
"Вероятно, "Гесс" не может подойти ближе к земле. Только, разве нельзя подождать до утра? Что им так захотелось на берег?"
Впрочем, мотивы пиратов графа мало интересовали. Гораздо важнее, что теперь на корме безусловно торчит охрана… Ну вот! Спустили вторую шлюпку!.. Он видел, их на "Геснере" всего три. Большие, на двадцать человек каждая. Если на корме сейчас вахтенный, а то и двое, то у них всё внимание на воду, попробуй, проплыви незаметно!
Судя по звуку, вторая шлюпка отвалила от чёрного борта "Геснера". Нужно выбраться на верхнюю палубу и следить, пока не сойдёт на берег вся команда. Хотя часовые-то всё равно останутся, но можно поймать момент…
В любом случае, Гиацинт решил пробираться через палубу. Светлая одежда слишком заметна в темноте. Он снял рубашку, как можно плотнее сложил её вместе с камзолом и перевязал получившийся свёрток бывшим шёлковым галстуком, крест-накрест. Тёмные серо-голубые штаны и серые сапоги в маскировочном плане его вполне устраивали. Провёл рукой по волосам:
"Ещё бы не светиться этой роскошной шевелюрой, блондин чёртов, и получился бы настоящий полуголый пират, за своего бы приняли. Но тут уж ничего не сделаешь…"
"Посылку" с одеждой он прицепил на правую руку, просунув кисть сквозь переплетённую крестом ленточку. Некоторые дамы, когда шьют или вышивают что-нибудь оч-чень изысканное на пяльцах, надевают так на руку подушечку для иголок. Только меньшего размера и на левую руку, а не на правую. Но Гиацинт решил, что поскольку правая сейчас практически бесполезна, а хоть трогай её, хоть не трогай, всё равно болит зверски, пусть хотя бы "работает сумкой", чем просто болтаться без дела. Высунулся из окна, сидя спиной к морю, и держась здоровой рукой за доски верхнего края проема.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
23.
Окно — квадратное отверстие в борту корабля, с длиной стороны чуть более фута. Пролезть сквозь него мог пленник и более мощного телосложения, чем двадцатилетний мальчишка, посвятивший добрую половину своей жизни лазанью на верхушки деревьев и мачт, а когда-то и на цирковые трапеции, было и это.
Никого не видно. На палубе вроде тихо. Странно, он, кажется, слышал, как плюхнулась днищем на` воду третья шлюпка, но никто не спешит спускаться в неё. Вероятно, команде дают указания внизу, раз никого нет там, на палубе.
Прямо над головой Гиацинта, на расстоянии вытянутой руки, зияли открытые квадраты пушечных портов. Осторожно встав на край своего окна, он заглянул на пушечную палубу. Никого.
"Вот и чудесно!" — граф собирался влезть по борту на палубу. Но тут, озорная мысль искоркой стрельнула в его глазах. Гиацинт снова присел в окне дощатого пиратского сундука, пленником которого он был почти неделю. Свесил внутрь одну ногу, зацепил носком решётку и притянул к себе.
Рамка крепилась изнутри, это он прекрасно знал, потому что сорвал все ногти, раскручивая её полночи. И вытащить её можно, только находясь в камере: железные края загнуты уголками, и сколько бы Гиацинт ни тянул её, рамка никак не могла выпасть за борт.
Именно это графу и нужно. Вцепившись в железные прутья, он поставил решётку на прежнее место и повис на ней, упираясь коленями в борт и держась только раненой рукой.
Естественно, правая этому не обрадовалась и напомнила дикой болью, что с ней так обращаться непозволительно. Гиацинт не обратил на бунт никакого внимания. После первой вспышки боли нерв онемел и чувствительность притупилась.
Исключительно из вредности: (пусть Омела порадуется, а Неро` и Тацетта лишний раз позеленеют от злости, им это на пользу!) беглец свободной кистью некрепко закрутил обратно два шурупа, один — сверху, один — снизу, а остальные выбросил в море.
Понимая, что это рискованно, что он тратит драгоценные минуты, от которых, возможно, зависит его жизнь, чуть не теряя сознание от боли, Гиацинт всё же не мог отказать себе в этом акте мести. Представляя, какие рожи завтра будут у тюремщиков, когда те увидят, что пленник испарился, просто растаял в воздухе, не оставив следа и не расплатившись за гостеприимство.
Закончив работу, он снова перехватил прутья здоровой рукой, подтянулся, поставил ногу на край окна. Следующая опора — боковая сторона пушечного порта, дальше — канаты, опоясывающие фальшборт, перила… и через пару секунд беглец тихо спрыгнул на палубу.
Быстро осмотрелся по сторонам. На баке мелькали какие-то силуэты; светились окна кают на носу. Очутившись на палубе, Гиацинт сразу скользнул в тень навеса, где лежали в чехлах свёрнутые запасные паруса. Точно напротив него, через палубу, рядом с перилами штирборта переговариваясь двое вахтенных.
— Сейчас ребята вернутся вместе с лоцманом, и подойдём поближе, прямо к форту, — сказал один из бандитов.
— Какого дьявола, Чеснок?[1] Таскаетесь в этот форт по нескольку раз в году, и никто до сих пор не знает фарватер! — возмутился другой.
— Много ты понимаешь, Рис,[2] — проворчал первый, опираясь на край фальшборта. — У нас Тёрн[3], знаешь, какой лоцман был! Месяц назад убили его в Сенегале. Понёс опять дьявол нас в эту Африку! Теперь вот, сиди, жди, пока ребята из форта прибудут.
Рис не унимался, визгливо ругаясь:
— Зачем третья шлюпка? Акул приманивать? Сорвётся если, нам же головы поснимают!
— Не твоя забота, — откликнулся Чеснок. — Синьор Тацетта приказал — на` воду! Они с хозяином отправятся на берег да где-то задерживаются.
— Они в рулевой рубке со штурманом и его помощником. Карты смотрят, — кивнул в сторону светящихся окон Рис. — Я пойду, узнаю, может, поднять её обратно?
