— Абендгассе очень умный и ученый человек, — говорил этот джентльмен. — Я очень жалею, что не слышал его доклада. Но я предоставляю все это Мэри. Она тут, наверху, принимает людей, любящих искусство. А я с гостями, не переносящими высоких материй, ухожу вниз, в сад или в курительную комнату, в зависимости от погоды.
— А что же вы предоставляете делать своим гостям? — пошутила Лидия.
— Ну, они приезжают поздно и не успевают соскучиться, — ответил мистер Хоскин и громко засмеялся своему ответу, приветствуя в то же время рукопожатием проходившего мимо Кэшеля и справляясь о его здоровье. Заметив, что Лидия и Кэшель знакомы между собой, он поспешил освободить себя от обязанностей гостеприимства и предоставил им занимать друг друга.
— Странно, откуда он может знать меня? — спросил Кэшель, беспокойно поглядывая на Лидию. — Я никогда не видел его.
— Он вас не знает, — с заметной холодностью ответила Лидия. — Но он хозяин дома и потому считает своей обязанностью знать вас.
— А, вот в чем дело, — произнес Кэшель и замолчал, так как не мог от смущения найти предмета для разговора.
Она не хотела, по-видимому, выручить его. Тогда он осмелился шепотом сказать:
— Я давно не видел вас, мисс Кэру.
— А я очень недавно видела вас, мистер Кэшель Байрон. Я встретила вас вчера в Лондоне.
— Не может быть, — заволновался Кэшель. — Вы шутите.
— У меня нет обыкновения шутить, мистер Байрон.
Кэшель окончательно растерялся.
— Вы же не могли меня видеть в… в… Когда и где вы меня встретили, мисс Кэру? Не скрывайте этого от меня, пожалуйста.
— Охотно скажу вам, это было на станции Кленгем, около четверти седьмого.
— Был ли кто-нибудь со мной?
— С вами был ваш друг Меллиш, лорд Вортингтон и еще другие.
— Да, лорд Вортингтон был с нами. Но где же вы были, что я вас не видел?
— Я была у окна, внутри вокзала, совсем близко от вас.
— Как же это я не заметил вас, — пробормотал Кэшель, густо покраснев. — Меллиш своим поведением испортил всю нашу прогулку, и нам пришлось возвращаться назад. Мы, верно, представляли не особенно приятное зрелище. Не показалось ли вам, что я был в дурном обществе?
— Не мое дело судить об этом, мистер Байрон.
— Да, — с внезапной горечью произнес Кэшель. — Какое вам дело до того, в каком обществе я вращаюсь! Я поступил с вашим двоюродным братом, как последний грубиян, и вы вправе на меня сердиться. Это, конечно, вас ближе касается.
Лидия, понизив голос, чтобы обратить его внимание на то, что они не одни в комнате, с большей приветливостью ответила ему:
— Дело вовсе не в этом. Вы рассуждаете не как мужчина, а как большое дитя. Я вовсе не сержусь за ваш поступок по отношению к Люциану, хотя должна вам признаться, что он очень обижен. Обижена и миссис Хоскин, к дому которой вы не выказали должного уважения.
— Я чувствовал, что вы будете недовольны мной. Если бы я знал, что вы здесь, я не произнес бы ни одного слова. Вы считаете, что я создан для того, чтобы позволять другим топтать меня каблуками. Другой на моем месте раздробил бы ему голову.
— Вы, может быть, не знаете, что джентльмены никогда не дробят друг другу головы в обществе, как бы ни была велика нанесенная обида?
— Я ничего не знаю. — Жалобным самоуничижением проговорил Кэшель. — Все, что я ни сделаю, все плохо. Пусть это удовлетворит вас.
— Мне не доставляет никакого удовольствия отыскивать ваши недостатки, мистер Байрон. Вы очень низкого мнения обо мне, если так думаете.
— Совсем нет, — живо сказал Кэшель. — Это вовсе не значит, что я худого мнения о вас.
— Вы, может быть, не сознаете, что это нехорошее мнение. Но оно от этого не становится хорошим.
— Пусть будет так. Вы правы. Я опять говорю глупости.
— Но это меня вовсе не радует. Мне хотелось бы, чтобы мы оба были правы и согласны друг с другом. Понятно ли вам мое желание?
— Не совсем, но я с ним все же согласен. Остальное ведь неважно.
— Нет, мне хочется, чтобы вы поняли меня. Я постараюсь объяснить вам. Вам кажется, будто я хочу быть умнее других людей. В этом вы ошибаетесь. Я хочу, напротив, чтобы все знали то, что я знаю.
Кэшель недоверчиво засмеялся и покачал головой.
— Вы сами ошибаетесь в себе. Вы вовсе не хотите, чтобы кто-нибудь был так же умен, как вы: это противоречит человеческой природе. Вам хочется, чтобы люди были лишь настолько умны, чтобы понимать, что вы умнее их и что вы можете одержать над ними верх. Но вам было бы очень неприятно, если бы они могли побить вас умом.
Лидия не пыталась больше убеждать его; она задумчиво посмотрела на него и тихо проговорила:
— Эти метафоры из области борьбы стали у вас какой-то навязчивой идеей. Вы слишком увлеклись современными учениями о борьбе за существование и смотрите на жизнь, как на вечную войну.
— Конечно. Что такое жизнь, как не война? Кто не побеждает, тот должен погибнуть. Ловкачи и умники выигрывают все ставки и забирают себе львиную долю всех прибылей, делясь только с продажными негодяями, которые оказывают им подлые услуги. Черт на земле всегда помогает дурным и сильным, а слабые навеки обречены на гибель. В книжках жизнь не так описывают. Но она именно такова. Уж это я знаю, поверьте мне.
— Вы говорите несколько резко, но, пожалуй, верно. Однако эти слова как-то не подходят к простаку, которого вы хотели изобразить из себя несколько минут тому назад. Поздравляю вас с прекрасными актерскими способностями.
— Убей меня Бог, если я что-нибудь понимаю из того, что вы говорите! Я больше похож на лошадь, чем на актера. Этой насмешкой вы хотите, верно, отомстить мне за вашего двоюродного брата.
— Лидия серьезно и с сомнением посмотрела на него. Он инстинктивно выпрямился, как будто почувствовал какую-то опасность.
— Значит, вы не поняли? — в раздумье сказала Лидия. — Тогда я испытаю подлинность вашей глупости через ваше послушание. Хотите?
— Глупость? Ну, ладно.
— Послушаетесь ли вы меня, если я прикажу вам что-то сделать? — дерзко спросила она.
— Я готов для вас в огонь и воду! — с жаром сказал Кэшель.
Лидия на минуту замолчала, удивленная странной искренностью его восклицания. Уже с меньшей решительностью она продолжала:
— Вам лучше не просить извинения у мистера Уэббера: отчасти потому, что вы этим только подчеркнете, что обидели его, а главным образом потому, что он, пожалуй, все равно не простит вас. Но прежде чем уходить отсюда, подойдите к миссис Хоскин и скажите: «Я очень сожалею, что не умел сдержать себя…»
— Совсем, как по Шекспиру, не правда ли?
— Вот видите: мое испытание удалось. Теперь я вижу, что вы только представляетесь. Однако это не меняет моего мнения, что вы должны извиниться перед хозяйкой дома.
— Хорошо. Я не знаю, что вы называете испытанием и почему считаете, что я представляюсь. Но я хочу быть с вами согласным. Я попрошу извинения у хозяйки и даже у вашего двоюродного брата, если хотите.
— Нет, я вовсе не хочу этого. Впрочем, это вас не касается. Вы должны поступить, как вы считаете нужным, а не как мне хочется.
— Я считаю нужным сделать только то, что вы хотите. Я даже не спрашиваю, есть ли что-нибудь между вами и вашим двоюродным братом.
— А вы хотели бы знать о наших отношениях? — удивленно спросила Лидия, не понимая его неожиданного замечания.
— Неужели вы скажете мне? — воскликнул Кэшель. — Я поклянусь, что у вас золотое сердце, если вы сделаете это!
— Конечно, скажу. Между нами существует старая, чисто родственная дружба. Больше ничем мы не связаны. Я говорю вам это, потому что мое молчание на этот счет вы могли бы понять совершенно неверно.
— Я очень рад этому, — весь просияв, сказал Кэшель. — Он недостоин вас. Но он вам ровня, черт его побери.
— Он мой двоюродный брат и преданный друг. Поэтому не посылайте его, пожалуйста, к черту.
— Я сознаю, что мне не следовало говорить этого. Мне следовало бы лучше послать к черту собственное поведение.
— Однако это нисколько не исправило бы его, по-моему.
— Вы правы. Вы могли бы даже не делать мне этого намека.
— Вы положительно невозможны, мистер Байрон. — Никаких намеков я не делала. Вы для меня до сих пор странная загадка. Однако не лучше ли вам послушать игру г-жи Шимплицкой?
— Мне кажется, что меня очень легко разгадать, — огорченно сказал Кэшель. — Из всех женщин в мире я взял бы только вас в жены; но вы слишком богаты и знатны для меня. Хотя мне не суждено иметь счастья жениться на вас, я все же имею право сказать вам, что другой жены я не хотел бы.
— Странный подход к вопросу, — постаралась пошутить Лидия, хотя краска залила ее щеки. — Позвольте запретить вам безусловно и навсегда говорить со мной об этом. Я хочу быть откровенной с вами, мистер Байрон. Я не знаю, ни кто вы, ни что вы за человек. И мне кажется, что вы до сих пор старались скрыть от меня то и другое.
