— Однако это нисколько не исправило бы его, по-моему.
— Вы правы. Вы могли бы даже не делать мне этого намека.
— Вы положительно невозможны, мистер Байрон. — Никаких намеков я не делала. Вы для меня до сих пор странная загадка. Однако не лучше ли вам послушать игру г-жи Шимплицкой?
— Мне кажется, что меня очень легко разгадать, — огорченно сказал Кэшель. — Из всех женщин в мире я взял бы только вас в жены; но вы слишком богаты и знатны для меня. Хотя мне не суждено иметь счастья жениться на вас, я все же имею право сказать вам, что другой жены я не хотел бы.
— Странный подход к вопросу, — постаралась пошутить Лидия, хотя краска залила ее щеки. — Позвольте запретить вам безусловно и навсегда говорить со мной об этом. Я хочу быть откровенной с вами, мистер Байрон. Я не знаю, ни кто вы, ни что вы за человек. И мне кажется, что вы до сих пор старались скрыть от меня то и другое.
— И вы, надеюсь, никогда не найдете ответа на эти вопросы, — нахмурился Кэшель. — Таким образом, как видите, мы с вами не на том пути, где можно прийти к какому-нибудь соглашению.
— Да, — подтвердила Лидия. — Сама я ни из чего не делаю секретов и не разгадываю чужих секретов. Я не люблю их и даже не уважаю. И ваши шутки мне совсем не нравятся.
— Вы называете это шутками! Может быть, вы подозреваете, что я переодетый принц? Вы могли бы отнестись серьезнее к моим словам. Если бы у вас был какой-нибудь секрет, мисс Кэру, и его обнаружение вызвало бы ваше изгнание из общества, в котором вы вращаетесь, вы бы, уверяю вас, старательно бы скрывали его. Даже если бы на вас не было никакой вины. Приходится считаться с предрассудками и недоброжелательством людей, мисс Кэру.
— Я не разделяю всех предрассудков нашего общества, — сказала Лидия, после некоторого размышления. — Если я когда-нибудь узнаю ваш секрет, не делайте слишком поспешного заключения, что вы упали в моем мнении.
— Вы как раз единственный человек на земле, для которого мой секрет должен бы остаться навсегда тайной. Но вы все-таки скоро откроете его. Эх, — горько усмехнулся Кэшель, — я так же хорошо всем известен, как Трафальгарский сквер. Но я не в силах признаться вам ни в чем, хотя я так же сильно ненавижу секреты, как и вы. Давайте не говорить об этом. Перейдем лучше на другой предмет.
— Я думаю, что мы достаточно долго разговаривали. Музыка уже кончилась. Сейчас сюда придут гости и станут, вероятно, расспрашивать меня про моего знакомого, который произнес такую странную речь.
— Действительно, это очень возможно, — заволновался Кэшель. — Обещайте, что вы ничего не скажете им.
— Нет, я не могу дать вам такого обещания.
— Господи! Ну, я очень прошу вас.
— Я уже говорила вам, что не люблю и не уважаю секретов. Сейчас я не намерена просить у вас никаких разъяснений. Но, может быть, я изменю свое мнение на этот счет. До тех же пор у нас не должно быть с вами более продолжительных бесед. Может быть, даже мы с вами больше никогда не встретимся. Знайте, что я слишком богата и знатна, как вы говорили, только для одного — для обмана. Прощайте.
Прежде чем он успел ответить ей что-нибудь, Лидия уже была в другом конце комнаты, посреди оживленно беседующей группы гостей. Кэшель был совсем подавлен последними словами Лидии. Но он быстро овладел собой, подошел к проходившей около него хозяйке и стал прощаться.
— Я ухожу, миссис Хоскин. Благодарю вас за приятный вечер. Очень сожалею, что не умел вовремя сдержать себя. До свидания.
Всегда быстрая на ответ и знавшая на память весь лексикон светских любезностей, миссис Хоскин на этот раз не нашлась, что сказать странному гостю в ответ на его извинение. Она только подала ему руку, которую тот осторожно пожал, как будто бы это была рука новорожденного. Затем, он повернулся к двери, перед которой как раз стоял, загораживая проход, художник Адриан Герберт.
— Простите, сэр, — сказал Кэшель, взяв художника под руку и отстранив его с такой легкостью, будто это был не живой человек, а манекен из витрины портняжной мастерской. Мистер Герберт обернулся с негодованием, но Кэшель уже спускался с лестницы.
На одной из лестничных площадок он сошелся с Люцианом и Алисой.
— До свидания, мисс Гофф. Как приятно видеть на ваших щеках цвет деревенских роз.
Затем понизив голос, он обратился к Люциану:
— Забудьте маленькую неприятность, которую я вам доставил. Если ваши друзья станут вас спрашивать об этом, скажите, что вы имели дело с Кэшелем Байроном, и спросите их, могли бы они как-нибудь лучше защитить себя. До свидания, мистер Уэббер.
Люциан вежливо простился с ним, хотя охотно бы сбросил своего обидчика через перила лестницы. Алиса же чувствовала какой-то почти суеверный страх перед Кэшелем с тех пор, когда Лидия так резко отозвалась о нем во время их разговора в вагоне. Оба они почувствовали облегчение, когда выходные двери закрылись за Кэшелем.
7
В тот сезон, который Алиса впервые проводила в столице, лондонское общество было сильно занято делами Южной Африки, где ставились на карту судьбы английского владычества. В Лондон прибыл экзотический африканский король, с которым английское министерство хотело жить в дружбе, т. е. фактически подчинить его себе, так как формальное завоевание его владений было бы хлопотливо, дорого и не обещало пока никаких особенных выгод. Руководители английской политики хотели поразить коронованного гостя картиной величия и мощи столицы империи. Но его, свободного от европейских предрассудков, трудно было не только удивить или поразить, но даже просто позабавить в столице. Чуждый идеи, будто горсточка частных людей в праве владеть богатствами всей страны и заставлять других отдавать им большую часть доходов от своих трудов только за получение возможности жить и работать в этой стране, он не был в состоянии понять, почему такой богатый и могущественный народ состоит главным образом из бедняков, которые в то же время создают своими руками несметные богатства, и почему та горсточка, которая накопляет и растрачивает эти богатства, не кажется много счастливее бедняков. Короля с самого приезда охватил непонятный для всех страх: дымный и туманный воздух Лондона казался насыщенным ядовитыми испарениями злодейств и преступлений кишащего в нем народа; боялся он и за свою жизнь, так как слышал, что в Европе в королей стреляют на улицах, и что даже английская королева, которая из всех монархов считалось в наибольшей безопасности от покушений, была постоянно окружена полудюжиной сыщиков. Поэтому африканский король очень неохотно покидал отведенный ему дворец. Пока удалось только уговорить его посетить Вульвический Арсенал, обозрение которого должно было, по мнению английских политиков, предостеречь короля от слишком буквального понимания религии милосердия, исповедуемой англичанами. Таким образом, министерство колоний, которому было поручено попечение о короле, оказалось в сильном затруднении, и лучшие умы министерства были заняты отысканием развлечений, которые могли бы скрасить оставшиеся дни пребывания экзотического гостя в Лондоне.
Через три дня после вечера у миссис Хоскин Люциан Уэббер навестил свою двоюродную сестру в ее доме около Риджент Парка и среди разговора о разных предметах сообщил ей:
— В министерстве колоний родилась блестящая мысль. Король, оказывается, большой любитель спорта и сам недурной борец. Ему, верно, будет интересно узнать, как обстоит это дело в Лондоне. Поэтому в его честь устраивается большой военно-спортивный праздник.
— Что это такое? — спросила Лидия. — Я никогда не бывала на таких праздниках; название его вызывает в воображении только скучный ряд штыков и солдат в мундирах.
— О, нет, это будут разнообразные фехтовальные, военные и гимнастические упражнения, спортивные состязания и так далее.
— Я хочу видеть это! Поедете ли вы со мной, Алиса?
— Не знаю, прилично ли дамам присутствовать на таком празднике? — с опаской спросила Алиса.
— Все дамы из общества будут там, чтобы видеть короля, — сказал Люциан. — Олимпийское гимнастическое общество взяло на себя организацию невоенной части программы, и оно ожидает, что будет все лучшее общество.
— А вы будете, Люциан?
— Если мне удастся выкроить время. Если же нет, я попрошу Вортингтона сопровождать вас. Он в этих делах понимает больше меня. С ним вам будет интереснее.
— Непременно раздобудьте нам его, — попросила Лидия.
— Не понимаю, почему вы так любите лорда Вортингтона, — заметила Алиса. — У него, правда, хорошие манеры, но кроме этого у него нет никаких достоинств. К тому же он страшно молод. Я не выношу его разговоров. Он умеет говорить только о лошадях и конюшнях.
— Надеюсь, что он скоро вырастет из своего мальчишеского увлечения спортом, — покровительственно сказал Люциан.
