Когда выступление кончилось и он ответил на вопросы, заданные ему, я сказала:
– Ведь ты совсем не волновался. Ты можешь выступать где угодно.
– Да,- ответил он,- теперь я могу выступать где угодно, перед любой большой аудиторией. Но напрасно ты думаешь, что я не волновался. Вначале меня трясло как в лихорадке. Но когда я поднялся на трибуну и понял, что неизбежно должен встретиться с аудиторией, всегдашняя застенчивость вдруг исчезла и, я убежден, никогда больше не вернется ко мне. С ней покончено.
Так оно и было, и с тех пор Драйзер стал часто выступать перед публикой.
Некоторые члены коммунистической партии в этот период часто приезжали в «Ироки». Шли горячие споры, длившиеся часами, а потом Драйзер неизменно рассказывал мне о них. Он искренне уважал Уильяма 3. Фостера и всегда называл его «своего рода святым», ввиду многочисленных жертв, которые тот принес ради избранной им цели. Что касалось его самого, то Драйзер говорил, что он не вступит никогда ни в какую партию, полагая, что его влияние в области социальных преобразований будет более эффективным, если он сможет по-прежнему свободно высказываться по любому предмету.
В мае Тедди отправился в путешествие по Аризоне и Ныо-Мексико. Он хотел побыть некоторое время вдали от Нью-Йорка. В одном письме он вспоминал «Ироки». «Я мысленно вижу его перед собой и гадаю, взошла ли уже трава и появились ли цветы. Этим летом он будет выглядеть прекрасно – впервые почти в законченном виде». Я написала ему, чтобы он скорее возвращался. Весна в деревне действует опьяняюще, и он должен быть здесь.
В июле, ровно через два месяца после его отъезда из Нью-Йорка, Тедди появился в «Ироки». Моя мать и сестра собирались вернуться к себе на Запад, но им не хотелось уезжать, пока он был в отсутствии. Теперь, когда он вернулся, они успокоились и через несколько дней уехали.
Этим летом Тедди как-то сказал мне, что написал завещание в мою пользу, сделав меня единственной наследницей своего имущества. Он также передал мне свою собственность в Маунт-Киско и в Калифорнии. Я была совершенно потрясена и с трудом могла осознать всё значение его поступка. До этого я не имела ни малейшего обеспечения. Он понял из моих слов, как глубоко я благодарна ему, и сказал: «Я хотел, чтобы тебе было известно, как обстоят дела, если со мной что-нибудь случится. Ведь ты знаешь, жизнь – ненадёжная штука».
Только многие годы спустя, в 1947 году, когда я разбирала его корреспонденцию, я узнала из его письма к своему адвокату, Артуру Картеру Хьюму, что Драйзер заезжал в его контору в Йонкерс 6 мая, за день до своей поездки на юг, чтобы подписать завещание, которое Хьюм составил по его просьбе.
Глава 23
Драйзер теперь засел за работу над «Стоиком»; большая часть книги была написана им от руки, остальное он диктовал своей секретарше – мисс Кларе Кларк.
В конце августа мы пригласили на обед в «Ироки» Жоржа Жана Натана и Эрнеста Бойда. За обедом обсуждалось проектируемое издание нового литературного журнала «Америкен спектейтор». Выход первого номера намечался в октябре. «Америкен спектейтор» должен был' стать солидным журналом. В нем не будет никаких реклам и объявлений, и, следовательно, он станет органом свободного выражения эстетических, художественных и научных взглядов как во всеамериканском, так и в международном масштабе. Это будет журнал, предназначенный в первую очередь служить трибуной для обмена мыслями и взглядами между известными писателями Европы и Америки. Такой обмен взглядами мог бы оказать серьезное влияние на образ мыслей предубежденных людей как на родине авторов, так и в других странах и рассеять свойственные этим людям предрассудки.
Драйзер с энтузиазмом взялся за это дело. Он очень часто вспоминал о своей редакторской работе, которой занимался в молодые годы. Словно он тосковал по ней и жалел, что ему пришлось в свое время с ней расстаться. Поэтому не удивительно, что он всей душой отдался работе в журнале.
«Не может быть сомнения, – говорил он, – что духовное общение между выдающимися писателями всего мира, как бы ни были противоречивы их взгляды, может принести только огромную пользу». Наконец-то, по его словам, у него имеется печатный орган для выражения мыслей – орган, достойный серьезных усилий. Он пожертвовал даже своей очень способной секретаршей – мисс Эвелин Лайт, переведя ее в главную редакцию журнала «Америкен спектейтор» в Нью-Йорке.
В сентябре мы посетили Харланвилл (штат Нью-Йорк), чтобы получить от Джона Коупера Поуиса статью для первого номера журнала, который должен был выйти 20 октября 1932 г. Публика очень тепло откликнулась на новое издание (тираж 40 000), и Драйзер намеревался посвятить журналу большую часть своего времени. В течение двух лет он был одним из редакторов журнала, но потом ушел из редакции. Редакционная коллегия решила согласиться на опубликование в журнале реклам и объявлений, и это убедило Драйзера в том, что существовавшая до сих пор политика свободного выражения мыслей должна подвергнуться теперь известному воздействию.
Когда Драйзер получил приглашение из Калифорнии выступить в Сан-Франциско в качестве главного оратора на массовом митинге в защиту Тома Муни, намечавшемся на 6 ноября, он вспомнил об обещании, данном им Муни, и тотчас же согласился. Прилетев в Сан-Франциско, он выступил в Гражданском зале перед аудиторией в 15 тысяч человек. На обратном пути в Нью-Йорк он заехал в Лос-Анжелос, где 10 ноября подписал контракт с «Пара-маунт пабликс корпорейшн» о продаже ей права на экранизацию «Дженни Герхардт»; картина была позднее поставлена Беном Шульбергом.
Драйзер обладал настолько разносторонним умом, что наряду с его живым интересом к изданию «Америкен спектейтор» и успешной работой над «Стоиком», а также его многообразной деятельностью в защиту социальной справедливости, он находил время работать и над реалистической киноэпопеей под названием «Восстание». В основу сценария предполагалось положить эпизоды из истории табачной промышленности Соединенных Штатов. Действие должно было происходить в окрестностях Хопкйнсвилла (штат Кентукки), где в 1905 году шла настоящая война между табачными плантаторами Юга и табачным трестом «Дьюк». Кинооператор X. С. Крафт, представитель «Сэнитас Фандоши компани» Дж. Фишлер, постановщик Эмануил Дж. Розенберг и режиссер Джозеф Ротман заинтересовались этой темой и создали корпорацию для съемки картины. Драйзер, Крафт и Ротман поехали на юг собирать материал для постановки. Я намеревалась приехать позже вместе с Хьюбертом Девисом, предполагавшим сделать серию зарисовок для картины, и мисс Кларой Кларк, которой было поручено вести секретарскую работу.
Мы выехали на машине из Нью-Йорка в феврале; дороги обледенели, и наше путешествие превратилось в сплошную цепь приключений. Стекла машины заиндевели, и сквозь них мы с трудом могли разглядеть полуразрушенные и заброшенные жалкие домишки в долине, но даже эти промелькнувшие пейзажи не пропали даром для профессионального глаза Хьюберта Девиса, ибо много времени спустя после нашего возвращения в Нью-Йорк я увидела некоторые из замеченных нами сцен ожившими, словно по волшебству, на полотне.
Местом нашего назначения был Нашвилл (штат Теннесси). Я и мисс Кларк остались там, а остальные поехали в Хопкинсвилл (штат Кентукки). По пути на север мы останавливались в Уинстон-Сейлеме, в Дареме, Ашвилле и других местах, где подробно осмотрели несколько предприятий табачной промышленности. Табачное дело – одно из наиболее интересных явлений американской жизни, какие мне приходилось видеть. На аукционах продавцы певучим голосом выкрикивали названия своих товаров и продавали их покупателю, предлагавшему самую высокую цену. Большие корзины были наполнены различными видами табака, тщательно рассортированного в соответствии с размерами, цветом и формой листа. Некоторые сорта были специально отобраны для сигарет, другие – для дорогих сигар. Людям, занимавшимся сбытом табака, достаточно было бросить беглый взгляд на корзину, которую приволок в город какой-нибудь мелкий табаковод, чтобы определить, куда именно пойдет этот табак и сколько даст прибыли.
Мы с радостью вернулись в «Ироки», где могли отдохнуть немного, пока разрабатывался общий план сценария и отдельные кадры для «Восстания».
В начале 1933 года у нас было много гостей. Среди них Дороти Дадли, автор книги «Забытые границы», только что вышедшей в свет и вызвавшей к себе большой интерес, особенно в литературных кругах. Приезжали также О. О. Макинтайр с женой, Алма Клейберг и другие.
После одного из таких визитов Макинтайр написал статью, в которой говорилось:
"Предметом разговора, где талант его [Драйзера] проявляется с особым блеском, неизменно служат отталкивающие явления жизни, такие, как торговля белыми рабами в Рио или злоупотребление детским трудом. При этом лицо его багровеет до апоплексического оттенка.
