Однажды мы с несколькими учеными и их женами отправились на принадлежащей лаборатории моторной лодке из Пензенс-Пойнта на острова Элизабет. Когда по морю протянулась дорожка лунного света, мы уселись у костра, слушая доктора Сена, молодого индийского ученого, который нараспев, очень музыкально и ритмично декламировал из Веды. Классические черты его лица и черные волнистые волосы, освещенные пламенем костра, представляли собой яркое зрелище.
Вдруг доктор Хейлбрюнн указал на надвигающийся туман и заявил, что надо возвращаться как можно скорее. Мы торопливо собрали вещи, быстро уселись в лодку, но не успели мы достигнуть берега, как нас окутал плотный туман. Мы долго и безуспешно пытались войти в гавань и, наконец, добрались до Пензенс-Пойнта. Там мы сели в машины и заторопились в Вудс-Хол, но та машина, где находились доктор Хейлбрюнн, его супруга, я и Тедди, проехав несколько миль, вдруг остановилась, и никакими силами нам не удавалось завести ее. Так как было уже очень поздно, а поблизости не виднелось никакого жилья, мы решили идти пешком. Мы прошли около мили, как вдруг хлынул ливень, и до самого Вудс-Хола мы шли по щиколотку в воде. Может быть, только потому, что всю дорогу мы шутили и смеялись, никто из нас не простудился.
Перед отъездом из Вудс-Хола мы устроили для наших друзей-ученых чай в Тауэр-отеле, в Фалмут-Хейтсе. Нам хотелось выразить им благодарность за время, проведенное в их обществе, за то, что они дали нам так много нового и интересного. Все должны были разъехаться в разных направлениях: одни жили совсем недалеко, другие – на противоположной стороне земного шара. Но этим летом мы все перезнакомились, обменивались мыслями и впечатлениями и пережили несколько таких моментов, которые не забудутся никогда в жизни.
Глава 19
В канун нового 1929 года мы с несколькими друзьями ужинали в знаменитом старинном типично немецком ресторане на 14-й улице. Драйзер с удовольствием бывал в этом ресторане, где он обычно встречался с кем-нибудь из своих старых знакомых.
Позже мы поехали на костюмированный бал, устроенный редакцией «Ныо Мзссиз». На это необычное празднество съехалось много интересных людей самых различных профессий и направлений – художники, писатели, поэты, журналисты, политические деятели, социалисты, радикалы, педагоги, музыканты, драматурги и другие люди, так или иначе связанные с Гринвич-Вилледж. Я никогда не бывала на таких балах, и мое любопытство, естественно, было возбуждено. В течение вечера многие гости подходили к нам (мы сидели в одной из лож, расположенных между ярусами танцевального зала), чтобы перекинуться несколькими словами с Драйзером, и в перерывах между танцами, длившимися до утра, завязывалось немало интересных разговоров. Мы не надели специальных маскарадных костюмов, но на мне было платье из мягкой белой шерстяной домотканной материи, сшитое наподобие русского казакина. Платье было прелестно вышито традиционным русским узором – вышивка была спереди сверху донизу, на рукавах и стоячем воротнике. Ослепительно-белый головной убор в русском стиле завершал ансамбль. Мне нравился этот наряд больше всех моих прежних платьев.
Танцуя, я обратила внимание на очень высокого и красивого молодого человека, возвышавшегося, как жираф, над большой группой людей, наблюдавших за танцующими. Когда музыка смолкла, он подошел и пригласил меня на следующий танец. Он оказался изящным, веселым и остроумным человеком.
Когда я повела его в нашу ложу, где был Драйзер и остальные, он отрекомендовался как его преподобие Маккарл Нилсен, священник унитарной церкви.
Драйзер спросил:
– Так вы проповедник? И что же вы проповедуете в наши дни?
Нилсен, застигнутый врасплох, пробормотал что-то о необходимости любить своих врагов. Драйзер, усмехнувшись, ответил:
– Ну, это как раз легче всего. Гораздо труднее ужиться с друзьями.
В первые месяцы 1929 года мы попали в нескончаемый водоворот нью-йоркского зимнего сезона. Драма, опера, концерты, лекции и художественные выставки, а также различные домашние вечера следовали друг за другом.
Около года назад Вейман Адамс нарисовал портрет Драйзера, который он закончил в два сеанса. Первый сеанс длился целый день, а к концу следующего дня портрет был готов. До сих пор я дорожу этим портретом как самым ценным сокровищем.
В разгар сезона Вилл Дюрант дал обед в честь Джона Коупера Поуиса в «Романи Мари» на Вашингтон-сквер.
На обеде выступали Вилл Дюрант, Драйзер, Поуис и многие другие. Тедди в этот вечер произнес речь с большим подъемом, так как он не только восхищался Поуисом, но и любил его. Пока он говорил, я наблюдала за внимательно слушавшим Джоном; на лице его, беспрестанно менявшем свое выражение, было написано глубокое волнение. Наконец наступила очередь Джона.
«Когда поднялся Драйзер, казалось, что это монолит Стоунхенджа обращается к нам с речью. Вот он, этот монолит!» – произнес он с низким поклоном в сторону Драйзера, весь как бы падая ниц перед ним, что придало особую выразительность его словам.
. Мне часто приходило в голову, что Тедди подобен незыблемой скале. Ничто не могло поколебать его по-настоящему. Он высился словно сфинкс, и человеческие эмоции разбивались о него, как волны о скалистый берег. Это был, однако, добрый, благожелательный и все понимающий сфинкс, но как бы слепленный из противоположных элементов: доброты и жестокости, теплоты и холодности, вежливости и грубости, щедрости и бережливости, стремления к созиданию и стремления к разрушению, наивности и хитрости, целомудрия и развращенности. Я начинала понимать, что гений подобен солнцу. Оно может согревать человека, питать его, поддерживать и придавать ему силы или, наоборот, причинять ему страшные ожоги и даже убить его, ибо оно не сознает, как действует на людей. Оно просто существует.
Ноябрь 1929 года был трагическим месяцем. Внезапно, без всякого предупреждения, на бирже произошел крах, повлекший за собой самоубийства и хаос. Казалось, будто мчавшийся на всех парах экспресс был внезапно и резко остановлен силой всех тормозов. Люди пришли в смятение, впали в истерику. Некоторые из наших друзей, ходившие по самому краю пропасти, были начисто разорены. Даже Драйзер серьезно пострадал, ибо он тоже поддался уговорам хитрого спекулянта-биржевика, убедившего его вложить деньги в какие-то акции и облигации, цены на которые «должны были наверняка подняться до небывалой высоты». Вместо этого многие из них совершенно обесценились. К счастью для нас, у Драйзера на руках никогда не бывало подолгу много денег и он не мог вложить их все; к тому же он был настолько благоразумен, что купил загородный участок в 35 акров.
Было ясно, что всю страну ожидало резкое падшие уровня жизни; и все же, хотя каждый ощущал эту неизбежную перемену, мало кто представлял себе всю глубину падения, какое предстояло испытать стране в последующие годы.
Глава 20
Когда в январе 1930 года в Америку приехал граф Михаэль Карольи, бывший премьер-министр Венгрии, некогда считавшийся единственной надеждой демократических сил этой страны, мы устроили в честь него прием.
Во время пребывания его в США у нас было с ним несколько интересных бесед; он рассказывал нам занимательнейшие истории из своей жизни в Венгрии.
Вскоре после вечера, посвященного Карольи, Драйзеру захотелось проехаться по Соединенным Штатам с востока на запад и посмотреть, как реагирует страна на перемену в ее экономическом положении. 20 марта он выехал из Нью-Йорка в Таксон (штат Аризона) через Сент-Луис (штат Миссури). Я собиралась присоединиться к нему несколько позже в Галвестоне (Техас), откуда мы должны были отправиться в продолжительное путешествие на автомобиле. За время отсутствия Драйзера я сдала наш загородный дом в аренду, и 3 мая моя машина была уже погружена в трюм парохода, принадлежащего компании «Маллори лайн».
Когда корабль вошел в порт Галвестона, я различила в отдалении знакомую фигуру Драйзера – синее пальто норфолкского сукна, белые брюки, панама и трость. Он заметил меня на верхней палубе, и едва машина была снята с парохода, как мы уже были на пути в Хьюстон.
Тедди рассказал о своем пребывании в Аризоне. Он взял напрокат машину у одного доктора, пытаясь научиться управлять ею, чтобы иметь возможность спать в пустыне на свежем воздухе для поправки своего здоровья (которое за это время заметно улучшилось). С ним, однако, произошел несчастный случай: пытаясь избежать удара о другую машину, непрерывно вихлявшую на плохо утрамбованной дороге, он резко повернул свою в сторону и ударился коленом о рычаг. После всякого рода испытаний и волнений ему, наконец, удалось научиться управлять машиной, и теперь он собирался купить новый автомобиль. В различных городах, встречавшихся на его пути, он давал для газет интервью по поводу экономического положения страны.
