о чем говорит девушка. Как виденья из моих снов кошмаров могут сочетаться с дикарской летописью? И при чем моя реакция, если кроме жертвенного камня в помещение ничего больше нет.
В тишине громко капнула капля воды, и я вздрогнул.
Айна кивнула: меньше слов, больше действий. Она вложила факел в стену и ближе подошла к плоскому камню. Не колеблясь, девушка вытянула над ним руки, словно греясь над невидимым огнем, и резко склонившись к правому углу жертвенника, нажала на скрытый механизм. Камень за пульсировал в темноте белыми вспышками, так что я невольно прищурил глаза, защищая мозг от агрессии, и стал медленно раскрываться книгой. Только вместо букв, в воздух поднялись картины. Изображения звезд, зверей и птиц закружили в хороводе и замерли неподвижно.
Айна смиренно наклонила голову и чуть слышно сказала:
— Теперь ты.
— Что я?
— Иди туда. Летопись ждет тебя. Для тебя откроется прошлое, настоящее и будущее.
— Идти? — я не поверил. Айна кивнула и, видит Бог, подтолкнула меня вперед. Не заметно для летописи времени, но очень болезненно для меня. Свирепая дикарка. Я покачал осуждающе головой, погладил ушибленное бедро и вступил на камень. Проклиная себя за наивность и за то, какие глупости мужики совершают ради любви.
— Ничего не бойся! — подбодрила меня Айна.
— А чего мне бояться? — я стоял среди голограммы звезд и животных, внимательно рассматривая птицу прямо перед своим лицом. Подивился, как натурально выглядит: в желтом кривом клюве застряла мышка.
— Ты привыкнешь! Не сразу! Расслабься, по-другому не бывает. Ни у кого не получалось и у тебя не выйдет.
— Может домой пойдем? — предложил я. Мышка в клюве у птицы вздрогнула и хвост мелко задрожал. Мне стало не по себе. Воздух вокруг накалился, и я сразу вспотел.
— Прости! — прокричала Айна.
— За что? — спросил я и резко отшатнулся: птица пролетела слишком близко, задев крылом.
— Я не знаю, как примет тебя мой род. Слушай и смотри внимательно. То, что ты увидишь правда. Сумей найти ответы на все вопросы.
— Понятно, — пробормотал я и пообещал самоуверенно, — сумею.
И сразу почувствовал себя в цепком капкане, ребра болезненно хрустнули. Вниз к далекому пожелтевшему полю полетели густые капельки крови. Я тревожно запищал, а коршун, клюв которого рассекал меня по полам, яростно заклекотал и заложил вираж. Я увидел, как на опушку леса выходит охотник в шкурах, зорко смотрит в небо, оценивая перья птицы и резко скидывает к плечу лук. В помутневшем от боли сознании зародилась надежда.
— Да! — завопил я. — Да! Убей птицу. Больше нет сил мучиться.
Стрела пролетела в метре от нас.
Не попал.
Я закрыл глаза и мой мышиный хвостик перестал дрожать. Ну, и ладно. Свет стал меркнуть, видения внизу терять четкость.
Коршун, получив сильный тычок, вмиг потерял плавность полета и принялся кубарем лететь вниз. Мир завращался, но я успел увидеть, как из леса вышли еще люди, выше и сильнее предыдущего, и оживленно закрутили головами, обсуждая падение.
Я затихал. С каждым бешенным витком мир для меня переставал существовать единой картиной. Видений становилось все больше, и они поползли на меня со всех сторон, давя своей информацией.
Громыхнул взрыв, больно осыпая колючими комьями земли. Рядом закричали люди. Я машинально стряхнул серую пыль с мундира, пачкая черное сукно. Рука сжимала неизвестный пистолет. С интересом посмотрел на незнакомое оружие. Громоздкое, тяжелое, в меру удобное. Стреляет? Чем? Другая рука держала странный вытянутый на метр нож. Снова близко грохнуло и остатки человека пролетели над окопом. С неровного края посыпалась с шуршанием земля и стала засыпать ноги. Сразу отрезвило. Надо выбираться и посмотреть, что там впереди. Вперед! Подумал и тело резко дернулось, переваливаясь за бруствер.
— Куда?! Обстрел, ваш бродь! Прямой наводкой бьют! Все сгинем! — закричал старик рядом. Я посмотрел в посеревшее лицо, на обвислые усы и хоть капрал был одет в странную, лишенную изящества форму, сразу признал вредного деда.
— Прохорович? — удивленно прошептал я одними губами, — ты тоже здесь?
Как такое возможно? Злой капрал не успел ничего ответить. Он приподнялся, смотря удивленно вдаль. И я тоже увидел, как к нам приближается, увеличиваясь в размерах черная точка. Ядро медленно вращалось в воздухе, я то и дело видел глубокую царапину на нем. Старик обернулся, поджал губы. Качнул головой и неожиданно сильно толкнул меня в сторону. Упав, я закрыл глаза и открыл рот, готовясь к разрыву.
— Что? Так и будете стоять с открытым ртом?
Я открыл глаза. Моргнул. Нет никакого боя: ни поля, вспаханного ядрами и траншеями, ни погибших солдат. Передо мной сидела утонченная белокурая девушка: платье в кружевах, белоснежные перчатки до локтей. Знай, обмахивается веером. В ушах изумруды дивные и чистые. Поза серьезная, в глазах смешинки, пухлые губы раскрыты — не может скрыть улыбки. Я вздыхаю. Руки встряхивают лист пред собой, исписанный мелкими буковками с правильными абзацами. Я от чего-то сержусь и хмурюсь, а сам спрашиваю:
— И, как вам стихи?
Девушка улыбается еще шире, потряхивая веером перед лицом — что за непонятная привычка? Чувствую, нарастающее раздражение.
— Что может быть прекраснее итальянских стихов о любви? — вкрадчиво спрашивает красавица и у меня замирает сердце.
Я киваю головой, действительно, что?
— Это ваши стихи? — спрашивает она и с губ ее может сорваться восхищенное «ах».
— Не мои, — вздыхаю я и признаюсь, — брата. Но для вас. Всю ночь писал, сорванец, выполняя мой наказ.
Мы смеемся, нам весело. Я трясу листом, вытираю слезы, прикрываю веки, а когда открываю глаза, вижу перед собой мрачного старика в шкурах. Он сидит в полутемной веже, освещенный пламенем маленького костра. Смотрит, не мигая на меня и бросает перед собой веером каменные и костяные руны. Белая с четкими полосками всё катится и никак не хочется останавливаться. Наконец-то замирает. Я сглатываю. Старику хватает краткого мига, чтобы понять, что сказали священные знаки. Вздыхая, он достает из мехов огромный тесак в ножнах. Вытаскивает наполовину, любуется лезвием.
Я узнаю водолазный нож своего погибшего напарника, только с другой ручкой: видно дикари поменяли, и, вытягиваю руку, чтобы сделать замечание. Старик прячет нож
