Король не хотел и не мог удовлетвориться полупобедой.
– Русские сжимаются пружиной. Если эта пружина сорвется, то ударит больно. Что вы думаете, Зейдлиц? – обратился Фридрих к своему старому генералу.
– Ваше величество, ваши солдаты истощены маршем, зноем и боем. Продолжать сражение опасно.
– Что ж, я должен отойти? Одержав победу? А что ты скажешь, Ведель?
– Атаковать, государь! Мы их всех загоним в реку и в болото! – ответил Ведель, видя, что Фридрих желает продолжать битву.
– Итак, марш вперед! – воскликнул король.
Он сам повел полки в атаку. Первой целью он назначил покинутую русскими батарею на одной из высот. Овладев этой высотой, можно было снова начать артиллерийский обстрел противника. Но здесь на пруссаков обрушилась конница Тотлебена и Лаудона. Русская пехота двинулась за ней.
Заговорили шуваловские гаубицы, поражая пруссаков навесным огнем. Огонь тяжелой русской артиллерии явился для короля полной неожиданностью. Пруссаки дрогнули и смешались.
Под Фридрихом снарядом убило лошадь. Ружейная пуля ударила в грудь короля, и только готовальня в золотом футляре спасла его от смерти: пуля расплющилась о футляр.
Фридрих в бессильной ярости воткнул шпагу в землю. Он в первый раз за всю свою боевую жизнь видел, что его войска постыдно бегут. Да, не отступают, а бегут!
– Неужели для меня не найдется ядра?! – воскликнул король.
Ему подали нового коня. Он медлил садиться. В это время налетели австрийские гусары. Королю грозил плен. Встречная атака эскадрона прусских гусар спасла короля от постыдного плена. Австрийцы уничтожили гусар, но схватка эта все же дала королю время ускакать с поля битвы. Ему осталось одно: спасаться в потоке перемешанных, бегущих прусских полков, преследуемых конницей противника.
… Смеркалось, когда Салтыков со своими генералами направился верхом обозревать поле битвы. Барабаны и горны звали рассыпанные русские полки под знамена. Местами солдаты кидали вверх шапки и кричали генералам «ура!». Множество солдат бродили по боевому полю, опознавая убитых, поднимая раненых. Казаки сгоняли пленных в одно место.
Объехав поле битвы, Салтыков вернулся в свой шатер на Шпицбергене. Его поздравляли с блестящей победой.
– Да, да, победа! – отмахивался Салтыков. – Вы скажите лучше, что нам теперь делать?
– Я пошел бы тотчас на Берлин! – пылко воскликнул Суворов. – И войне конец!
– «На Берлин, на Берлин»! – передразнил Суворова Салтыков. – Вас, молодой человек, не спрашивают. Поеду-ка я лучше в Петербург да спрошу саму царицу.
В то время, когда шел этот разговор в ставке Салтыкова, в Берлин скакал курьер с письмом от короля.
«Уезжайте из Берлина с семейством, – писал король своей жене. – Архивы следует перевести в Потсдам: возможно, что столица будет занята врагом».
Своему брату в Берлин Фридрих II написал: «Из 48-тысячной армии в настоящее время не имею и 3 тысяч. Все бегут, а я теряю мужество. Стряслось ужасное несчастье. Я не вижу выхода из положения и, чтобы не солгать, считаю все потерянным. Прощай навеки!»
Ночь прервала преследование пруссаков русской конницей. Сделав распоряжение, чтобы утром остатки разбитой армии переправились обратно за Одер, король устроился на ночь в пустой, разоренной халупе с выбитыми окнами. Он заснул не раздеваясь, закрыв лицо шляпой, с обнаженной шпагой под рукой. Рядом устроились на ночлег два королевских адъютанта.
Глава девятая
Суздальский полк
В следующем, 1760 году, в конце кампании, ознаменованной несколькими победами русской армии, Салтыков заболел и сдал командование Фермору. Предложение Суворова о походе на Берлин теперь могло осуществиться: на его стороне были Фермор, Румянцев, Чернышев и Тотлебен. Фермор собрал военный совет в Каролате. Совет решил предпринять поход на Берлин, пользуясь тем, что французы отвлекли Фридриха II на западную границу Пруссии.
Корпус генерала Чернышева двинулся на Берлин. Впереди шел авангард из русских легких войск под командованием Тотлебена, который раньше жил в Берлине и хорошо знал город. В авангарде Тотлебена находился подполковник Суворов.
В полдень 22 сентября Суворов во главе драгунского эскадрона появился на высотах перед Галльскими воротами прусской столицы. На склоне дня пришел и весь отряд Тотлебена.
Трубач с требованием о добровольной сдаче столицы поскакал к городским воротам. Пруссаки ответили отказом. Хотя берлинский гарнизон насчитывал едва тысячу человек, но ему на помощь спешил принц Евгений с 5 тысячами человек померанских войск и 8-тысячный отряд генерала Гильзена.
Тотлебен начал бомбардировать Берлин и послал гренадер штурмовать окопы перед воротами столицы. Бой продолжался до ночи. Принц Евгений подоспел к Берлину и на следующее утро оттеснил гренадер Тотлебена. К русским войскам подошел корпус Чернышева. Пруссаки усилились отрядом генерала Гильзена. Мог завязаться большой бой.
Берлинские бюргеры уговорили своих генералов, во избежание гибели столицы, прекратить сопротивление и сдать город русским. Королевские войска покинули столицу. Магистрат[103] Берлина принял условия сдачи, продиктованные русскими, ворота города растворились, и глава магистрата коленопреклоненно поднес на блюде ключи Берлина русскому генералу.
Русская конница с развернутыми знаменами появилась на улицах немецкой столицы.
Наложив на Берлин контрибуцию в полтора миллиона талеров, уничтожив пороховые мельницы, королевские фабрики по изготовлению амуниции и военные запасы, союзники покинули Берлин.
Салтыкова на посту главнокомандующего сменил Бутурлин, один из последних денщиков Петра I. Назначение Бутурлина приписывали жене Петра Федоровича, великой княгине Екатерине Алексеевне. Оно удивило армию еще больше, чем ранее назначение Салтыкова.
Прусские отряды старались затруднить снабжение неприятеля: нападали на русские обозы, склады продовольствия и амуниции. Австрийцы и русские отвечали тем же: налётами и набегами.
В это время Суворов покинул штаб армии, перешел в кавалерию, получил драгунский полк и вскоре стал в войсках более известен, чем многие генералы. Бутурлин хорошо знал Суворова-отца, благоволил и к сыну. Не раз главнокомандующий писал Василию Ивановичу, хваля подполковника Суворова. С небольшими силами конницы и пехоты Суворов совершал отчаянно смелые набеги и, не задумываясь, нападал внезапно на более сильного противника. «Удивить – победить», – говорил он. Удача неизменно сопутствовала Александру Васильевичу в его отважных предприятиях.
Василий Иванович в конце войны тоже находился в действующей армии. Сначала он заведовал организацией продовольствия, а затем получил назначение на место Корфа – генерал-губернатором Пруссии в Кёнигсберг.
25 декабря 1761 года умерла Елизавета Петровна, и русским императором стал Петр III. Он преклонялся перед Фридрихом Прусским, видя в нем и великого полководца, и образец государя. Петр III не только отказался продолжать войну, но даже заключил с Фридрихом II военный союз. Русская армия еще оставалась в пределах Пруссии, и русским генералам и солдатам было трудно усвоить такой крутой поворот.
Василия Ивановича Суворова вызвали в Петербург. Он получил назначение в Сибирь тобольским губернатором, что равнялось ссылке. Гвардейцы роптали: Петр III круто принялся вводить в гвардии строевые прусские порядки. Против нового императора был организован заговор. В нем участвовал и Василий Иванович Суворов, задержавшийся в столице. Когда в июле 1762 года произошел переворот, ему поручили обезоружить голштинцев – личную охрану Петра III.
Василий Иванович явился в Ораниенбаум[104] с отрядом гусар, арестовал голштинских генералов и офицеров и отправил их в Петропавловскую крепость, а рядовых перевез в Кронштадт. Лишенный единственной защиты, Петр хотел бежать, но был схвачен и убит. Гвардия посадила на престол его жену Екатерину: она участвовала в заговоре против мужа. Чтобы не раздражать армию, Екатерина II отказалась от союза с Фридрихом II, но не захотела продолжать войну. Без России союзники не могли бороться с прусским королем. Семилетняя война закончилась.
Екатерина II отменила ссылку Василия Ивановича Суворова. Он остался в Петербурге членом Военной коллегии. Александр Суворов находился в это время при армии в Пруссии. После переворота его послали курьером с депешами в Петербург, где его ласково приняла новая императрица. Собственноручным приказом Екатерины 26 августа 1762 года Суворов, произведенный в полковники, назначался временно командиром Астраханского полка. А весной следующего года полковник Суворов получил в командование Суздальский пехотный полк, стоявший в Новой Ладоге.
Приближались светлые майские ночи. В Суздальском полку ожидали приезда нового полковника, молва о котором далеко обогнала его самого. Старый военный устав еще не отменили, и Суздальскому полку предстояло первому испытать преимущества нового, еще не введенного устава. Новый полковник уже слыл за человека скорого и твердого в своих решениях, смелого и отважного командира, пылкого и основательного критика старых армейских порядков. Штапы Суздальского полка и прочие офицеры, привыкнув жить и служить по старинке, надеялись, что новый полковник тем скорее свернет себе шею, чем горячей примется вводить новизну. Так всегда бывает при крупных общественных переменах – люди, враждебные новизне, говорят: «Это ненадолго».
