— Это мой долг. Я солдат. Я служу в армии. Солдаты обязаны отправляться туда, куда им приказывают, чтобы защищать остальных людей.
— А зачем?
Странно было встречать неподвижный взгляд Маркуса. У него были глаза Фениксов, очень светлые голубые глаза, точь-в-точь как у самого Адама, отчего взгляд ребенка вместо невинного приобретал суровое выражение. Адам догадался, что за спиной у него стоит Элейн. То, что он ответит, будет предназначаться не только сыну, но и ей.
— Потому что все солдаты идут на войну, это необходимо. И если я этого не сделаю, то подведу других, — объяснил Адам. — Там мои друзья. Там люди, которые заботятся о том, чтобы меня не ранили, не убили. Мы заботимся друг о друге.
Маркус моргнул, словно эти слова задели какие-то струны, и отвел взгляд:
— Значит, я тоже стану солдатом.
— О нет, нет, мой мальчик. — Адам хотел было взять его на руки, что делал очень редко, но Маркус отшатнулся в испуге, и Адам не стал настаивать. — Ты будешь ученым. Тебе нет нужды идти в солдаты. К тому же, когда ты станешь взрослым, война уже закончится.
Маркус нахмурился. Он явно хотел услышать нечто иное. Адам подумал, что теперь никакие слова не смогут переубедить ребенка в том, что быть солдатом — это так замечательно, что отец даже предпочитает ради этого уйти из дому на войну.
Разумеется, он мог бы остаться. Его все еще ждала должность в Научно-исследовательском отделе Министерства обороны КОГ. И предложение преподавать в университете тоже оставалось в силе. На самом деле он бы справился и с тем и с другим одновременно. Он знал, что может прямо сейчас распаковать свой мешок, затем набрать телефонный номер — и больше никогда в жизни не увидит кашкурскую границу.
Но, поступив так, Адам Феникс не смог бы продолжать жить в мире с самим собой. У остальных солдат и офицеров Двадцать шестого полка не было выбора, как и у их семей. Хорошо, что Элейн не знала об имевшихся у него возможностях.
«Да, пожалуй, я нарисовал Маркусу верную картину. Главное — это солдатское братство. И все-таки я не хочу, чтобы он пошел в армию».
— Пойдем, Маркус, — позвал он. — Повеселимся. А ты знаешь, что твоя мама нашла чудовище? У него шесть ног.
Маркус пристально, серьезно взглянул на него своими голубыми глазами.
— Чудовищ нет, — уверенно сказал он. — А если бы и были, ты бы их пристрелил. Ты же можешь их прогнать.
— Точно, — рассмеялся Адам, но сердце его сжалось при мысли о том, что Маркус твердо верит в способность отца спасти мир. Он почти боялся того дня, когда повзрослевший Маркус вдруг поймет, что в реальности дело обстоит несколько иначе. — Ты у меня умный мальчик.
Адам протянул сыну руку. Маркус помедлил, затем взял ее, и они вышли в сад. Маркус знал названия почти всех деревьев, в том числе и научные. Это было невероятно для такого маленького мальчика.
«Мой сын. Каким он станет в моем возрасте? Я даже не помню себя в пять лет».
— Не волнуйся, в школе у него все будет в порядке, — заговорила Элейн. Она читала мысли мужа, словно открытую книгу. — У него появятся друзья. Иногда я чувствую себя виноватой в том, что у него нет брата или сестры.
— Еще не поздно, — возразил Адам.
Элейн даже бровью не повела, сделав вид, что не слышит.
— Идем, Маркус, — окликнула она сына. — Пора обедать.
В тот вечер, после того как Маркус уснул, а Элейн принимала ванну, Адам отправился в свой кабинет и, устроившись за столом, включил радио. Оно меньше отвлекало, чем телевизор. Он мог работать и одновременно краем уха слушать. Самые важные новости неизбежно должны были привлечь его внимание.
Как сегодня — Васгар.
Адам отложил в сторону бумаги и, откинувшись на спинку стула, сосредоточился.
— «…И президент Илим подал в отставку. С подробностями мы ознакомим вас позднее. Официальное информационное агентство Васгара „Кориску“ утверждает, что это произошло еще до вынесения вотума недоверия. Разумеется, по всем прогнозам он должен был его получить. Сейчас наш корреспондент в Восточно-Центральном массиве поделится с нами соображениями о том, что теперь ждет Васгар и его соседей. Это нейтральное государство, что вызывает весьма интересные вопросы…»
Адам поднялся и подошел к карте мира, висевшей на стене. Она была усеяна булавками и приколотыми листками бумаги с заметками — комментариями, напоминаниями, даже нарисованными от руки схемами, на которых были отмечены интересовавшие Адама места. Он взглянул на карту Васгара, длинного коридора, тянувшегося вдоль границ Кашкура, Эмгази и Независимой Республики Фурлин. Если Васгар перестанет быть нейтральным, стратегическая обстановка в Восточно-Центральном массиве кардинально изменится, и для КОГ — к худшему.
Он взял из ящика письменного стола пакетик с цветными булавками и воткнул несколько штук вдоль границы, отмечая стратегически важные города и поселения, в которых, как он знал, сейчас не менее внимательно слушают новости из Васгара. И едва не забыл воткнуть последнюю булавку в точку на карте, расположенную высоко в горах.
Это был укрепленный городок под названием Анвегад.
Провинция Кани, Песанг
На смену суровой зиме пришло засушливое лето. Бай Так размышлял о том, что скоро ему придется бросить свое стадо и отправляться искать работу в городе.
Он следовал вверх по склону за остатками стада, искавшего себе пропитание. С каждой неделей животные становились все более тощими, и ему все труднее было находить для них подходящее пастбище. Оставалось только забить часть стада и заготовить кое-какое мясо впрок. Мяса у них на костях, впрочем, было немного. Но шкуры можно было продать, кости тоже пригодятся.
«А может, скоро пойдет дождь. Может, надо подождать. Но я не буду просить помощи в деревне — еще не время».
Его жена Харуа работала внизу, собирала сухие ветки. Она, согнувшись под тяжестью корзины с хворостом, пыталась перерубить ствол засохшего дерева. Бай оставил животных искать траву — они никуда не торопились — и, скользя по камням, побежал вниз, помочь жене.
— Хватит, — сказал он, вытаскивая мачете. — Отойди, я сам сделаю.
— Это все из-за того, что у меня есть только этот дурацкий бабский ножичек. — Она взмахнула своим орудием, которое было лишь чуть короче мужского мачете. Клинки были необходимы женщинам для самозащиты и приготовления пищи. Мужчины носили более тяжелые ножи, чтобы убивать животных и — время от времени — мародеров из кланов шаоши, которые совершали набеги через границу. — Почему я должна ходить с этой игрушкой? Он недостаточно тяжелый.
— Когда у нас будут деньги, я куплю тебе другой нож.
— То есть никогда. Как только я набью сарай хворостом, пойду искать работу в городе. Буду убирать. Может, даже готовить.
Бай пришел в ужас. Это означало открытое признание его неспособности прокормить семью. Если он позволит жене зарабатывать деньги, все заговорят об этом. Все будут называть его никчемным лентяем, который заставляет женщину надрываться на двух работах, а сам слоняется по горам и смотрит, как коровы дохнут от голода. Этого нельзя допустить. Это навлечет позор и на Харуа — ведь тогда получится, что она выбрала в мужья безмозглого идиота, и если что-нибудь с ним случится, то вряд ли она снова сможет выйти замуж. Он обязан найти выход из тяжелого положения.
— Ты сможешь справиться со скотом? — спросил он, прикрывая рукой глаза от солнца и глядя, куда отправилось стадо. Коровы неподвижно стояли неподалеку, наблюдая за ним, словно ждали, будто он придумает, где найти для них что-нибудь получше высохшего кустарника. — Если кто-то и должен идти в город искать работу, то это я.
Харуа сняла с головы косынку и вытерла лицо.
— Со всеми пастухами происходит одно и то же. Там, внизу, тебе не найти мужской работы.
— Если поищу как следует, то найду.
Харуа улыбнулась и двумя руками взяла его голову. Слегка тряхнула ее, словно дразнила ребенка.
— Ты такой решительный! — произнесла она. — Вот почему я выбрала тебя, а не твоего наглого братца.
Но Сенг, хоть и был наглым, в жизни преуспел. В молодости он служил в армии, сражался за Коалицию Объединенных Государств, и то, что казалось скромным жалованьем людям в больших городах на западе, здесь было целым состоянием. Сенг скопил достаточно денег, основал компанию по экспорту традиционной одежды песангов, построил себе замечательный дом с водопроводом. Бай тоже пошел бы в армию, если был бы ростом чуть-чуть повыше и не был женат на Харуа.
«И не только ради денег. Ради славы».
Харуа хотела, чтобы он остался дома и управлял фермой. Он не мог с ней спорить, особенно потому, что земля принадлежала ей. К тому же ему не хватало пары дюймов до стандарта армии КОГ. Это расстраивало его сильнее всего.
