каждая деталь несли в себе тот самый отпечаток времени, который делал его неотъемлемой частью вечной симфонии бытия. 
Все двери в подъезде дома были почему-то зелеными и сплошь деревянными. Файнберги жили на третьем этаже в правом крыле здания. Богдан постучал по двери костяшками пальцев, потом заметил звонок и вдавил кнопку.
 Прозвучала заливистая трель, внутри квартиры простучали каблуки и женский голос спросил:
 – Kto tam jest?[8]
 – Прошу вас откройте. – Бархатным голосом проурчал Богдан.
 – Вы от следователя Филиппова?
 – Да, – не растерявшись, ответил он.
 – Из Москвы?
 – Так точно! Только что с самолета.
 После этих слов дверь открылась, на пороге появилась милая дама лет шестидесяти, очень ухоженная, с прической и в туфлях на каблуке.
 – Пожалуйста, проходите! Как хорошо, что вы вчера позвонили.
 – Это моя обязанность. – Осторожно, словно прощупывая почву, сказал Богдан.
 – Вы были правы, когда сказали, что они могут ко мне прийти.
 – Неужели? Видели их? Кто такие?
 – Я все сделала так, как вы мне велели – дверь не открыла. – Женщина старательно закивала. – Голос слышала. Голос мужской.
 – Сколько их было?
 – Он был один. Я потом в окошко смотрела.
 – Опишите его, пожалуйста. – Задавая вопросы, Богдан лихорадочно соображал, что делать дальше.
 – Мужчина и мужчина. С третьего этажа не разглядеть.
 – Когда это было?
 – Сегодня утром, около десяти.
 – Как он представился?
 – Сказал, что приятель покойного мужа и хочет поговорить.
 – Больше ничего?
 – Я сказала, что больна и говорить не могу. – Женщина развела руками. – Он ушел.
 Пройдя в глубину квартиры, все трое расположились за большим полированным столом из карельской березы. В комнате было много антиквариата, и в каждом углу ощущался запах старины.
 Богдан похлопал себя по карманам.
 – Ах, как не кстати… Забыл свой блокнот.
 Вдова Файнберга подхватилась и принесла ему несколько чистых листов и ручку.
 Богдан указал на Элину:
 – Позвольте представить мою помощницу. – Он намеренно не назвал имен, и мысленно прикидывал, как узнать имя самой хозяйки.
 Но она сама ему помогла:
 – Приятно познакомиться, Светлана Васильевна.
 Богдан Апостолов взялся за ручку и, делая вид, что ее расписывает, несколько раз черкнул по бумаге. Потом снова заговорил:
 – Теперь нам с вами предстоит восстановить кое-какие детали. – Он взглянул на Элину, и та положила на стол старинную открытку. – Это принадлежало вашему супругу?
 Светлана Васильевна приложила к глазам очки, висевшие на груди, и вгляделась в открытку.
 – Как же, помню. Муж нашел ее в сундучке.
 Богдан тревожно поглядел на Элину и проронил:
 – Пожалуйста, уточните.
 – Долгая история, – женщина простодушно махнула рукой.
 – А мы никуда не торопимся, – сообщила Элина.
 – Два месяца назад мы с Иосифом наконец присоединили к квартире часть чердака. Три года ждали разрешения, и вот наконец свершилось. Нам помогло лишь то, что изначально лестница была в проекте дома и проходила на чердак из нашей квартиры. Таким образом, мы не нарушали ни градостроительные нормы, ни закон о памятниках архитектуры. Наш юрист все вывернул так, что мы проводим частичную реставрацию здания. Иосиф был счастлив как никогда. – Светлана Васильевна всхлипнула и смахнула рукой слезу. – Никак не могу смириться с тем, что его нет.
 – Так что там про сундучок? – напомнил Богдан.
 – Мы нашли его в перекрытиях перед отъездом Иосифа в Санкт-Петербург, когда нам устанавливали лестницу на чердак. Иосиф наскоро перебрал лежавшие в сундучке бумаги и взял с собой лишь эту открытку. Сказал, что большая редкость.
 – В сундучке хранилось что-то еще?
 – Какие-то бумаги. Я не смотрела.
 Элина почувствовала, как в предвкушении тайны по всему ее телу разливается приятное тепло.
 – Разрешите нам в него заглянуть?
 Светлана Васильевна поднялась со стула и перед уходом предупредила:
 – Ждите, я принесу. Сундучок в кабинете мужа.
   Глава 15
 Он все понимает
  В три часа дня в кабинет Филиппова явился дежурный следователь Терехин.
 – Что ж вы, ей Богу? Дело Файнберга до сих пор не закрыто? Кажется, ясно, что человек сам свел счеты с жизнью.
 – Садитесь. – Сказал Филиппов, и это слово, произнесенное спокойным, ровным голосом, мгновенно расшелушило Терехина.
 Он сник и послушно сел.
 – Сейчас я задам вопрос. Прошу на него ответить. – Продолжил Филиппов. – Передавая мне материалы дела о гибели Файнберга, вы были честны?
 – Я не понимаю…
 – Повторю свой вопрос. Все ли документы и свидетельские показания вы передали мне?
 – А разве бывает по-другому? – Терехин отвечал так, словно защищался от заведомо несправедливых претензий.
 – Бывает. – Сказал Филиппов. – И вы поступили именно так.
 – Это неправда!
 – В деле была вторая свидетельница. Вы говорили с ней, но мне почему-то об этом не рассказали.
 Изображая задумчивость, Терехин потер подбородок, потом воскликнул:
 – Ах эта! Ей нечего было рассказать, она ничего не видела.
 – Врете! – В раздражении Филиппов бросил на стол ручку. – У меня есть показания свидетеля, что эта женщина была у подъезда в тот момент, когда выпал Файнберг.
 – Уверен, что это была не она.
 – Опять врете! Тот же свидетель видел, как вы говорили с ней в подъезде.
 – Я был уверен, что это самоубийство! – Испуганный взгляд Терехина заметался.
 – Мне нет дела до вашей уверенности. Вы совершили должностное преступление, и обязаны за это ответить.
 – Я всего лишь хотел вам помочь!
 – К черту таких помощников. Вас надо гнать из органов поганой метлой.
 – Прошу не бросаться такими словами!
 Филиппов взял стопку бумаг и выровнял их по краю, после чего спросил:
 – Вы опросили ту гражданку?
 – Мы поговорили, но она ничего полезного не сказала.
 – Имя, фамилию записали?
 – Элина Коган, – Терехин угодливо закивал. – Иностранная подданная. Ранее работала следователем в военной прокуратуре Израиля.
 – Высокая, худощавая с каштановыми волосами? – спросил Филиппов.
 – Так точно. У меня к ней сразу доверия не возникло. Одно слово – иностранка.
 – Ее телефон записали?
 Терехин снова закивал, но вдруг скис.
 – Был телефон, но я потерял листок.
 – Черт… Раззява, а не следователь… – тихонько выругался Филиппов и, повысив голос, спросил: – Что она рассказала?
 – Говорила про какую-то открытку, которую нашла под ногами в такси.
 – Поздравительную?
 – Да вроде, старинную. И, якобы поэтому попросила таксиста, поехать к дому ее владельца.
 – Предположим. – Согласился Филиппов. – Но эта гражданка была свидетелем гибели Файнберга. Неужели об этом она вам ничего не рассказала?
 – Ну, почему… – Вспоминая, Терехин наморщил лоб. – Сказала, что он упал.
 – Это все? – Ивана Макаровича буквально разрывало от злости.
 – Вроде бы все. Но я ей не доверял.
 – Напрасно. – Сдержанно проронил Филиппов. В этот момент на его столе зазвонил телефон внутренней связи. Он снял трубку. – Слушаю.
 В процессе недолгого разговора у него сменилось выражение лица, прежде – недовольное теперь оно выражало недоумение. Записав что-то на перекидном календаре,