схватка двух мужчин началась в прихожей, потом переместилась в гостиную, где оба упали на пол. Инициатива переходила то к одному, то к другому. С минуту Элина безмолвно стояла у стены, прижав руки к груди. Потом, очнувшись, схватила напольную вазу, выбрала момент и грохнула мнимого курьера по голове.
На несколько мгновений тот потерял ориентацию, и Богдан одержал над ним верх. Но вдруг незнакомец вскочил на ноги, схватил со стола дамскую сумочку и бросился к входной двери. Решив, что битва не окончена, Богдан кинулся за ним.
Через какое-то время в прихожей раздался грохот захлопнувшейся двери, и в комнату вернулся Богдан. Размазав пальцами кровь под разбитым носом, он зло процедил:
– Ушел сволочь.
Элина взяла носовой платок и вытерла кровь.
– Ну и черт с ним.
– Хотел отнять у него сумочку. В ней все твои документы?
Улыбнувшись, она сказала:
– Моя сумка с открыткой и документами в спальне. Ту, что стащил курьер, я забыла убрать перед отъездом в Питер. В ней ничего нет.
Флешбэк № 3
Из дневника Александра Курбатова, поручика Лейб-гвардейского Семеновского полка
Август 1812 год
4 августа. Воскресенье. На утренней заре прозвучал сигнал к выступлению. Наш корпус двинулся к Смоленску и, не доходя пяти верст до города, повернул влево. Разделившись побатальонно, мы раскинули лагерь. Смоленск лежал перед нашими взорами, и сердце каждого русского сжималось при одной только мысли, что этот священный город будет отдан французам. Весь день шло сражение за подступы к городу. На место нашей диспозиции, корпус прибыл только ночью при свете луны.
5 августа. Понедельник. С рассветом сражение за Смоленск возобновилось у городских стен. Обе армии дрались ожесточенно. Все части наших войск поочередно вступили в бой. К вечеру в резерве остался только наш корпус.
Восхищаясь мужеством наших солдат, я, все же, пришел к печальному заключению, что скоро нам придется уступить город французам.
Предместья Смоленска были завалены трупами французских гренадеров и брошенным оружием. И это было наглядным свидетельством того, что неприятель несколько раз прорывался, но каждый раз был отброшен назад.
Вскоре по всему городу разгорелся пожар, и он продолжался дольше, нежели само сражение, которое к ночи сменилось пушечной канонадой. Она продолжалась до утра. Смоленск был еще наш.
6 августа. Вторник. Когда мы проснулись, то увидели ужасную картину, весь город был в пламени. В девять часов утра пришел приказ отступать. Наш корпус, отойдя по дороге на девять верст, остановился и, поставив ружья в козлы, отдыхал до семи часов вечера. Выступив вновь, корпус прошел еще несколько верст и остановился на ночлег. Все очень скверно обедали за неимением хлеба.
К вечеру следующего дня дошли до Соловьевой переправы на московском шоссе. Впереди была Москва, и каждый понимал, что стоять предстоит насмерть.
8 августа. Четверг. Мы перешли через Днепр. Во время переправы по узкому мосту наш полк расступился, чтобы пропустить чудотворную икону Божией Матери, которую вынесли из Смоленска перед его оставлением.
Святая вера в ее заступничество дала нам надежду, что не так уж все плохо, ничего ещё не потеряно, и что дерзость неприятеля будет наказана.
Флешбэк № 4
Письмо Мишеля Шарбонье, капитана La Grande Armée
Август 1812 года
Моя обожаемая Эмилия! Только что получил ваше письмо, и оно наполнило мое сердце радостью. Я благодарен вам за те милые подробности жизни, которые вы сообщаете о себе.
Спешу рассказать, что наше вступление в Смоленск было еще более мрачным, чем вступление в Вильно. Все надеялись, что Смоленск станет концом изнурительного похода, но теперь это невозможно, и войска пали духом.
Смоленск считается святыней русского государства, его заваевание могло бы означать победу французского войска. Мы стремились войти в город, изобилующий провиантом и здесь обрести отдых. Теперь же Смоленск один огромный костер, заваленный трупами людей и лошадей. Пожар уничтожил город, и его жители бежали.
Русские солдаты и офицеры самоотверженно дрались за него, дабы он не попал под иноземное иго. Нужно отдать должное их храбрости, они выполнили свой долг.
После двадцати четырех часов кровавой битвы, шестого августа мы наконец вошли в Смоленск. Изнеможение и усталость заставили меня расположиться бивуаком на ступенях большого русского храма. Камень послужил мне подушкой, и я собираюсь заснуть, завернувши голову в плащ.
Дорогая Эмилия, теперь у меня нет ни одной мысли, ни одного мечтания, которые не принадлежали бы вам.
Глава 14
Вырванные страницы
Элина и Богдан сидели в темной комнате, и ни одному из них не приходило в голову встать и зажечь свет. Гостиная освещалась лишь светом уличных фонарей и фарами проезжавших автомобилей.
Элина бездумно глядела на окно и слушала стук дождевых капель. Сидевший рядом Богдан, казалось, был погружен в свой собственный мир, как будто обессилевший странник, уставший от бескрайних дорог и нашедший уединение в полумраке.
В разговорах не было никакой нужды, каждый думал о своем, и в то же время об одном. Визит лже-курьера внес в их жизни свои коррективы.
– Чувствую себя виноватым, – сказал, наконец, Богдан.
– Ты молодец. Что бы я делала, будь одна дома. – Проронила в ответ Элина.
– Теперь я боюсь за тебя. Тот мужик, что приходил, не курьер, это ясно. Но зачем ему понадобилась твоя сумка?
– Деньги… документы… карточки, – тусклым голосом проговорила Элина.
– Открытка! – уверенно заявил Богдан. – Из-за нее погиб Файнберг и пропал Карасев.
– Подожди-ка… – Элина встала с дивана, вышла в прихожую и через минуту вернулась. – Звонил Лутонин. Он скоро приедет, я дала ему свой адрес.
– Мы условились, что встретимся дня через два, – напомнил Богдан.
– Возможно, что-то случилось.
Предположение Элины подтвердилось, аспирант пришел с перевернутым, серым лицом.
– Что произошло, Игорь? – переполошилась Элина.
– Практически катастрофа. – Рухнув в кресло, он жалобно произнес: – Можно водички?
Еще недавно Элина видела в нем устремленного человека, идущего к цели, теперь же Лутонин выглядел сломленным и растерянным. Жадно выпив воду, он взглянул на Элину, потом перевел глаза на Богдана и стал рассказывать:
– Я влип в плохую историю, не знаю, чем все это закончится.
– Говорите конкретно, в чем дело, – одернул его Богдан.
– Если коротко: пришел в библиотеку, взял на выдаче дневник, выбрал место в читальном зале и приступил к работе. Должен заметить, что в те времена представители дворянства писали дневники и большую часть писем на французском. Рукописный текст всегда неразборчив, переводился с трудом, и я решил заказать копию. – Словно извиняясь, Лутонин посмотрел на Элину. – Поэтому я позволил себе заглянуть в конец дневника, чтобы поискать упоминания о Мишеле
