Впрочем, даже в ту минуту мне следовало бы сообразить, что самое худшее всегда может превзойти любые опасения.
Обстановка кухни вновь перенесла меня в тот день, когда я побывал здесь последний раз. Тут я вспомнил, что собирался у Линды кое-что спросить.
– В воскресенье, когда Нил с Сэмом нашли тело, – начал я, бросив взгляд на дверь в гостиную, чтобы удостовериться, закрыта ли она, – вы упомянули, что знали, будто это Салли Палмер, так как видели сон о ней.
Линда возилась возле раковины, ополаскивая чашки.
– Просто совпадение, я думаю.
– Тогда вы сказали по-другому.
– Я была расстроена. Мне вообще не следовало ничего говорить.
– Линда, я не пытаюсь над вами как-то подшутить, просто...
«Просто» что? Я уже и сам не знал, что хотел выяснить. Но раз начал...
– В общем, я хотел спросить... А вы не видели других снов? Про Лин Меткалф?
Линда замерла у мойки.
– Я бы никогда не подумала, что людей вроде вас может интересовать нечто подобное.
– Простое любопытство.
Она подарила мне очень внимательный взгляд. Взвешивающий, оценивающий. Стало не по себе. Потом дернула головой: «Нет». И добавила про себя пару слов, но так тихо, что я не сразу их разобрал.
Только я собрался расспросить ее поподробнее, как распахнулась дверь. В проеме стоял Гарри Йейтс и подозрительно нас разглядывал.
– Я думал, вы закончили.
– Да, уже собрался уходить, – ответил я.
Он подошел к холодильнику, открыл его. На магните, косо прилепленном на ржавеющей по краям дверце, виднелась надпись: «Начни день с улыбки». А под ней – скалящий зубы крокодил. Гарри вынул банку пива и распечатал ее. Словно меня не было рядом, он сделал длинный глоток и, опуская руку, глухо отрыгнул.
– Так я пошел? – сказал я Линде. Она нервно кивнула.
Ее муж следил за мной из окна, пока я возвращался к своему «лендроверу». По дороге к поселку я размышлял над словами Линды Йейтс. Отрицательно ответив на вопрос про сны с Лин Меткалф, она добавила кое-что еще. Всего два слова, которые были произнесены так тихо, что я едва их услышал: «Еще рано».
* * *
Какие бы нелепые слухи обо мне ни ходили, я не мог не обращать на них внимания. Понятно, что сплетни лучше встретить лицом к лицу, пока шепоток не перерос в нечто худшее, но, направляясь к «Барашку», я все же испытывал доселе незнакомое дурное предчувствие. Гирлянды на памятнике Деве-мученице уже увяли, поникнув головками мертвых цветов. «Надеюсь, это не предзнаменование», – сказал я себе, проезжая мимо полицейского автофургона, припаркованного на центральной площади. Внутри, залитые вечерним солнцем, сидели два скучающих полицейских, кинувшие в мою сторону безучастный взгляд. Я остановился возле кабачка, сделал глубокий вдох и толкнул дверь.
Первое, что я подумал, ступив внутрь: «Линда преувеличивала». Люди бросали взгляды в мою сторону, однако все сопровождалось обычными кивками и прочими приветствиями. Может быть, довольно сдержанными, хотя этого следовало ожидать. Веселиться и шутить никто пока не собирался.
Я прошел к стойке и заказал пива. В углу стоял Бен Андерс, занятый беседой по мобильнику. Прервав разговор, он приветственно махнул рукой. Как всегда, Джек неторопливо нацедил мне в стакан пива, задумчиво созерцая, как золотистая жидкость гонит вверх пену. «Должно быть, предостережения Генри сделаны не по адресу, – подумал я с облегчением. – Люди меня все-таки знают!» И здесь в стороне кто-то кашлянул.
– Уезжали куда-то?
Это был Карл Бреннер. Поворачиваясь к нему, я заметил, что в кабачке воцарилось молчание. «Прав был Генри», – понял я.
– Говорят, вас последние пару дней что-то не было видно, – продолжал Бреннер. По его раздраженному лицу с набрякшими веками стало ясно, что он подшофе.
– Да, пожалуй.
– Что так?
– Кое-что надо было сделать. – Как бы ни желал я оборвать пересуды, я не позволю загнать себя в угол. Или дать еще больше поводов для сплетен.
– А я слыхал по-другому. – В его глазах желтым огнем горела злоба, рыщущая в поисках цели. – Слыхал, что за вами полиция приходила.
Стало совсем уже тихо.
– Было дело.
– И чего они хотели?
– Совета хотели.
– Совета? – Он даже не попытался скрыть изумления. – Какого такого совета?
– Это вы у них сами спросите.
– Я тебя спрашиваю.
Злоба наконец-то нашла точку опоры. Я обвел глазами комнату. Кое-кто уткнулся в свою выпивку. Другие пялились на меня. Приговор еще не вынесен, но это дело времени.
– Ежели кому есть что сказать, пусть выкладывает, – сказал я как можно спокойнее и стал в упор смотреть собравшимся в глаза, пока они не начали один за другим отворачиваться.
– Коли других не найдется, я сам скажу. – Карл Бреннер поднялся на ноги. Он одним глотком махнул все, что оставалось в стакане, и грохнул им об стол. – Ты у них...
– Я бы на твоем месте поостерегся.
Возле меня из пустоты возник Бен Андерс. Я был рад его видеть, и не просто за обнадеживающие габариты, но и за поддержку, которой мне так недоставало.
– Не лезь, – сказал Бреннер.
– А я и не лезу. Хотел просто остановить, а то как бы не пришлось тебе завтра пожалеть о своих словах...
– Не собираюсь я ни о чем жалеть.
– Прекрасно. Как Скотт, кстати?
Вопрос слегка остудил пыл Бреннера.
– Чего?
– Твой брат. Как у него с ногой? Которую доктор Хантер подлечил тем вечером?
Бреннер стушевался. Ответил хмуро:
– Нормально.
– Как хорошо, что наш доктор не берет плату за сверхурочные, – доверительно сообщил Бен. Он обвел глазами комнату. – Осмелюсь сказать, у большинства из нас есть причины быть ему за это благодарными.
Он выдержал паузу, хлопнул кулаком по ладони и повернулся к стойке.
– Кстати, Джек, когда у вас найдется минутка, я бы повторил еще по одной.
Казалось, кто-то распахнул окно и по кабачку прошелся освежающий ветерок. Атмосфера начала очищаться, люди зашевелились, вновь послышалась речь. Кое-кто выглядел слегка пристыженно. Я почувствовал, как вдоль хребта стекают капли пота. Но вовсе не из-за жары в душном баре.
– Хочешь виски? – спросил Бен. – Похоже, тебе не помешает.
– Нет, спасибо. А вот тебе я возьму.
– Да не надо...
– Я тебе обязан куда как большим.
– Брось. Этим ублюдкам просто надо было память прочистить. – Он бросил косой взгляд в сторону Бреннера, который угрюмо пялился в пустой стакан. – А вот с этой сволочью надобно разобраться по-серьезному. Я почти на все сто уверен, что он шарит в заповеднике по гнездам. Которые из Красной книги. Обычно, как только птенцы выведутся, проблем нет, однако мы начали терять и взрослых птиц. Болотный лунь, даже выпь... Я его еще не подловил, но недалек тот день...
Он улыбнулся Джеку, когда тот поставил перед ним пинту:
– Спасибо.
Сделав длинный глоток, он одобрительно вздохнул.
– Так и чем же ты занимался? – Он скосил на меня глаз. – Не волнуйся, я просто из любопытства. Хотя у тебя явно какие-то дела на стороне...
Я колебался в нерешительности, но Бен честно заработал право знать. И я ему все открыл, не вдаваясь, однако, в подробности.
– Ничего себе... – протянул он.
– Сейчас ты понимаешь, почему я ничего не говорю. Точнее, не говорил, – добавил я.
– Ты уверен, что об этом не стоит рассказать всем остальным? Выложить все как есть?
– Нет, не думаю.
– Если хочешь, я проведу работу. Пущу слух, чем ты занимался.
Смысл вроде есть. С другой стороны, как-то против шерсти. Никогда я не рассказывал о своей работе, а старые привычки отмирают с трудом. Возможно, я просто упрямец, все-таки и у мертвых, как и у живых, есть право на личные тайны. Стоит только поползти слухам, чем я занимался, как конца-краю не будет нездоровому любопытству. И я далеко не уверен, что Манхэм обрадуется, узнав про неортодоксальные занятия своего доктора. Я хорошо понимал, что в глазах кое-кого из жителей обе мои профессии вряд ли уживутся.
– Нет, спасибо, – ответил я.
– Тебе решать. Да только сплетничать не перестанут.
Пусть я и так все понимал, под сердцем заныло. Бен пожал плечами.
– Они перепуганы; знают, что убийца кто-то из местных, но тем не менее хотят, чтобы им оказался чужак.
– Я не чужак. Я живу здесь три года. – Не успев договорить, я понял, насколько фальшиво прозвучали слова. Пусть я действительно живу и работаю в Манхэме, но у меня нет прав считаться своим. Доказательство? Только что предъявлено.
– Не важно. Ты мог бы прожить и тридцать, и по-прежнему останешься «городским». А как дойдет до крайностей, так люди на тебя пальцем начнут показывать: «Инородец!»
– В таком случае нет никакой разницы, чего бы я ни говорил, верно? Только я не думаю, чтобы все люди оказались такими...
– Нет, не все. Хватит и горсточки. – Он посерьезнел. – Будем надеяться, что душегубца скоро поймают...
После этого оставался я в пабе недолго. Пиво казалось кислым и несвежим, хоть я и знал, что хранят его отменно. Когда я думал о том, что произошло, то все еще чувствовал какое-то онемение, как бывает за секунду до приступа боли при ранении. Когда она наконец хлынула в душу, меня потянуло домой.
