Тина шлепнула меня по руке:
– За такие слова вам поручается принести еще пива.
– А вам не кажется, что сначала лучше убрать салат? – спросил я.
Пелена дыма совершенно заволокла столик, где стояли неприкрытые тарелки.
– Ах, чтоб тебя! – Тина метнулась внутрь облака спасать продукты.
– Проще перетащить все скопом, – сказал я и ухватился за столик.
– Джен, помогай ему, а то у меня руки заняты, – скомандовала Тина, убирая миску с макаронами.
Дженни бросила на нее кислый взгляд, однако ничего не сказала. Вдвоем мы отволокли стол подальше от дыма, но как только моя помощница отпустила свою сторону, столешница накренилась, и тарелки со стаканами заскользили.
– Осторожно! – закричала Тина. Я прыгнул и сумел-таки в последний момент подхватить столик, при этом мое предплечье соприкоснулось с рукой Дженни.
– Держу-держу, можете отпускать, – сказал я.
Дженни убрала было руку, но столик вновь зашатался. Девушка опять ухватилась за свой край.
– Ты же уверяла, что починила! – упрекнула она подбежавшую Тину.
– Починила, починила! Я напихала бумажек, где ножки отошли!
– Напихала?! Надо было засунуть хорошенько!
– Насчет засунуть время еще будет.
– Тина! – Дженни зарделась, сдерживая при этом смех.
– Ай, столик, столик держи! – запричитала Тина, глядя на дрожащие ножки.
– Да не стой ты здесь! А пойди принеси... отвертку, что ли!
Тина помчалась на кухню, звякнув стеклярусной занавеской при входе. Оставшись придерживать столик, мы смущенно улыбнулись друг другу. Впрочем, ледок был сломан.
– Держу пари, вы рады, что к нам заглянули, – сказала Дженни.
– Да, такое со мной впервые.
– Вот-вот, не везде встретишь столь утонченные манеры.
– Это точно.
Тут она бросила взгляд вниз.
– Э-э... даже не знаю, как вам об этом сказать, но... вы совсем мокрый...
Я тоже посмотрел вниз и увидел, что из упавшей бутылки пиво лилось мне прямо на брюки, как раз ниже пояса. Я попробовал отодвинуться, и в результате струя потекла вдоль штанины.
– Боже мой, это просто невероятно! – воскликнула Дженни, и мы не смогли удержаться от смеха. Смеялись до тех пор, пока Тина не вернулась с отверткой.
– Что с вами такое? – спросила она и тут увидела мокрое пятно у меня на брюках. – Может, мне лучше прийти попозже?
После ремонта столика мне была вручена пара мешковатых шортов. По словам Тины, они в свое время принадлежали ее приятелю.
– Но вы можете оставить их себе. Он уже не потребует их назад, – добавила она, помрачнев.
Судя по кричащей расцветке шортов, ничего удивительного. С другой стороны, они были все равно лучше, чем мои залитые пивом брюки, так что я переоделся. Когда я вернулся в садик, Тина с Дженни захихикали.
– Какие симпатичные ножки, – заметила Тина, вызвав новый приступ веселья.
Вскоре гамбургеры зашипели над горячими углями. Мы съели их с салатом и хлебом, запивая вином, что я захватил с собой. Когда я решил подлить Дженни в стакан, она заколебалась:
– Только чуточку.
Тина вскинула брови.
– Ты уверена?
Дженни кивнула:
– Да-да, конечно.
Заметив мой вопросительный взгляд, она состроила гримаску.
– У меня диабет, так что приходится следить, что есть и пить.
– Какой тип – один или два? – спросил я.
– Господи, я все время забываю, что вы доктор. Тип один.
Я так и думал. СДI – самая распространенная форма диабета среди людей ее возраста.
– Ничего страшного, я всего лишь на низкой инсулиновой дозе. Как только я приехала сюда, доктор Мейтланд выписал мне рецепт, – добавила она извиняющимся тоном.
Наверное, ей неудобно говорить, что консультировалась не со мной, а с «настоящим» врачом. Напрасное беспокойство. Я уже привык.
Тина наигранно передернула плечами.
– Я бы в обморок постоянно падала, если бы пришлось каждый день колоться, как она.
– Ой, да брось ты, ничего особенного, – запротестовала Дженни. – Даже иглы не настоящие, а какие-то шприц-ручки... И хватит уже об этом, не то Дэвид застесняется и перестанет подливать себе вина.
– Боже сохрани! – ужаснулась Тина. – Мне же нужно с кем-то пить за компанию!
Вообще-то я и не собирался пить, за компанию с Тиной или как угодно, но по настоянию Дженни позволил наполнять свой стакан чаще, чем планировал. Впрочем, завтра суббота и неделя выпала еще та. К тому же мы неплохо проводили время. Даже не помню, когда я так развлекался...
Очень, очень давно было дело.
Единственное облачко, подпортившее нам настроение, набежало уже после того, как мы поели. Спустились сумерки, и в слабеющем свете Дженни сидела, глядя через сад на озеро. Я заметил, как помрачнело ее лицо, и догадался, о чем она вот-вот скажет.
– Все время забываю о том, что случилось. Как-то даже... виноватой себя чувствуешь, правда?
Тина вздохнула:
– Она хотела отменить этот вечер. Ей взбрело в голову, что людям не понравится, что у нас тут жареное мясо, веселье и тому подобное.
– Я подумала, что это будет неуважительно, – сказала мне Дженни.
– Почему? – требовательно спросила Тина. – Ты хочешь сказать, что другие люди не будут смотреть телевизор или пить пиво в кабачке? Все это очень печально и страшно, однако я не думаю, что нам надо носить власяницу, чтобы демонстрировать свое сочувствие.
– Ты знаешь, о чем я.
– Да, и еще я знаю, что за люди здесь живут. Если они решат точить на кого-то ножи, то сделают это по-любому, и не важно, виновен человек в чем-то или нет. – Тина помолчала. – Ну хорошо, я не самым лучшим образом выразилась, только это правда. – Она в упор взглянула на меня. – Вы ведь сами с этим столкнулись, не так ли?
Тут я сообразил, что до них, должно быть, долетели слухи.
– Тина... – предостерегающе сказала Дженни.
– А что? Какой смысл притворяться, будто мы ничего не слышали? Нет, понятно, что полиция захочет поговорить с местным доктором, но стоит кому-то одному вскинуть бровь, как тебя сразу запишут в преступники. Просто очередной пример, до какой степени у здешнего народа узкий взгляд на вещи.
– И длинные языки, – вскипев, подхватила Дженни. Впервые я заметил в ней признаки раздражительности.
Тина презрительно повела плечом.
– Лучше всего играть в открытую. Здесь и без того слишком много шепчутся. Я-то выросла тут, а ты – нет.
– Вы, кажется, несколько недолюбливаете Манхэм, – сказал я, желал сменить тему.
Она усмехнулась уголком рта.
– Была бы возможность, я бы отсюда убежала не оглядываясь. Я таких людей, как вы двое, понять не могу. Приехать сюда по доброй воле?!
Наступила внезапная тишина. Дженни встала с побелевшим лицом.
– Пойду сделаю кофе.
Резко откинув стеклярусную занавеску, она ушла в дом.
– Черт, – сказала Тина и виновато улыбнулась. – Действительно, длинный язык. И пьяный, – добавила она, отставляя стакан.
Сначала я подумал, что все случилось из-за меня, но потом понял, что это вовсе не так. Какова бы ни была причина, реакция Дженни ко мне отношения не имеет.
– Она в порядке?
– Мне кажется, ее просто достала бестактная подруга. – Тина уставилась на дом, словно размышляя, не сходить ли за Дженни. – Понимаете... я не то чтобы должна что-то рассказать, но хочу, чтоб вы знали... С ней в прошлом году приключилась одна очень плохая вещь. Вот почему она сюда приехала. Чтобы вроде как убежать.
– Очень плохая вещь?
Однако Тина уже качала головой.
– Если захочет, она сама расскажет. Мне, наверное, вообще стоило бы помолчать. Хотя... ну, я подумала, что вам об этом следует знать. Дженни к вам неравнодушна, поэтому... Ой Господи, я так все запутываю! Может, забудем все, что я говорила? Давайте о чем-нибудь другом.
– О'кей. – Все еще раздумывая над услышанным, я сказал первое, что пришло в голову: – Так что за слухи обо мне ходят?
Тина состроила гримаску.
– Сама напросилась, да? В общем, ничего особенного, одни только сплетни. Что вас допрашивала полиция и что... короче, что вы подозреваемый. – Она попробовала заговорщицки улыбнуться, только вышло не вполне убедительно. – Но ведь это не так, да?
– Насколько я знаю, нет.
Ответа оказалось достаточно.
– Вот я и говорю: чертова деревня. Народ все время готов вообразить худшее. А когда случается такое, как сейчас... – Она махнула рукой. – Опять я за свое. Знаете что, пойду-ка я помогу там с кофе.
– Мне что-нибудь нужно сделать?
Тина уже шла к дому.
– Ничего, ничего. Я пришлю Дженни развеять ваше одиночество.
Когда она ушла, я остался сидеть в ночной тишине, размышляя над ее словами. «Дженни к вам неравнодушна». Это как понимать? Точнее, что я сам об этом думаю? Я сказал себе, что в Тине говорит хмель и что не стоит слишком многое искать в ее словах.
Все это хорошо, но отчего же я вдруг так занервничал?
Я встал и прошел к низкой стене из каменной кладки, что огораживала садик. Последние лучи света уже пропали, и поля потерялись во мраке. С озера, на легчайшем дыхании ветерка, донесся одинокий крик совы.
