Дальше он шел по коридору убивая; но сквозь тарахтенье бензопилы и отголоски стонов, он различал… слова… слова. Доносились они из глубины полутемного коридора с редкими лампами. Ангар был перепланирован в строение с множеством уровней, с подвальными локациями. И из комнаты в глубине доносились неразличимые слова.
Артур Кинг вступил в темноту. Бензопила заглохла, издав надрывный хлопок, и шквалы дыма заклубились. Бросив ее как ненужную арматуру, он шел, с каждым шагом слова становились отчетливее. Дверь, стальная и страшно холодная, отделяла его от… того, что было внутри. Увидев блеклый отсвет, он опустился на колени и заглянул в замочную скважину. Во мраке, в комнате с исписанными кровью стенами, находился исхудалый юноша в изорванной смирительной рубахе. Артур видел спину, освещаемую огарком свечи, и надписи. И слышал шепот.
– Бесконечные… Долгие… Нескончаемые вопросы. Страшно. Я нуждаюсь в ответе, окруженный тенями домыслов. Единых домыслов. Мне нужен ответ. Но нет его. Мир вопросов. Мир бесконечной череды вопросов. Я рожден «Здесь», «Сейчас», «Такой» – для чего? Вопрос. А вместо ответа безмолвный шепот дублирующихся вопросов. Верить? Надеяться? Как много того, во что можно верить. Как много справедливости. Как разнообразны и многочисленны грани правды. Спорить. Но я так глуп, как мало я знаю; как незначительна жизнь; как исполнена силой ночь. Мрак проникает во все. Мрак истончает меня. Но что я? Мысль? Но кто я ? Дух? У Господа или Вселенной испрашивать ответа? Разрешение мирового заблуждения? Тяжело и страшно; и слезы опадают в бездну. Лучшего наказания порожденным мятущимся духом не присудить… Оставлен ли я? Или оставил я? Нерукотворный завет. Судьба ли удерживает меня или я вдогонку мчусь, протягивая озябшие ручонки ввысь? За жизнь ли я цепляюсь, несомый бурным теченьем, или же жизнь вытягивает меня на зеленеющий берег? Где я? Что я? Живу? Глазами своими смотрю или чуждыми взглядами воспринимаю действительность? Не вижу ни души. Передо мною зеркала, а в зеркалах искаженное «я». Разбивать? Так пусто станет. Ищу в придуманном мирке отражение себя. И каждый так грядет, не имея соратника, не имея правды, взирая на себя в различных одеяниях, лживых преломлениях светов. И спотыкается, бреша себе, скрывая «я». Истинный лик так трудно отсеять и очистить без решета; так много присовокуплений чуждых мнений и представлений, что теряется подлинное «я», в забвение погребенное. Убив же внешнее «я», увижу подлинное «я», – слова бесконечным потоком лились из потрескавшихся губ. Та быстрота, с которой предложения проговаривались, губила смысл слов, которых становилось не разобрать. А парень безостановочно твердил, прописывая не текст, а, казалось, разводы крови, заполнявшие стены. Но он судорожно продолжал и продолжал. А детектив смотрел и в оцепенении впитывал картину ужаса и отчаяния.
Человек за дверью развернулся и глазом прижался к скважине, процеживая:
– Ты… ты… ты…
Детектив отпрянул, а утомленные глаза с желтыми белками впивались в него, и шепот:
– Ты… ты… ты… – и внятное: – Уходи. Оставь. Обитель Коша и Мара приемлет тебя. Уходи! Услышишь звон, и отрыгнутые хозяином подземелий помчатся в жажде плоти. Жаждущие плоть обымут землю, и чума разразится, заполнив зловонием земли. И прольется кровь. И новый поток людской крови потрясет умы, агонией безумия обрекая последние часы встречать. Новый поток близок. Пожирателя близится час; и кто в тени, кто в подземельях, кто в горах, но ты лицом к лицу выйдешь к нему! Но Пожиратель – только призрачная тень, а агония испепеляет! Беги! – парень начал гоготать и разрывать вены, расцарапывая руки. Застывший детектив не мог воспрепятствовать. Потрясенный, он смотрел, смотрел, а затем внезапно поднялся и побежал, пробираясь в бесконечных коридорах в поисках выхода.
Была ночь. Было холодно. Было жутко.
В бреду Артур Кинг ковылял по пустырю прямиком в жерло города. Он просто шел, ни о чем не думая. Дорожка – аккуратненькая, из мелких серых плиток, вывела его в центральный парк. Идя мимо светильников, минув мостик и оказавшись в центре декоративного леса, приглушавшего шум автотранспорта, почувствовав внутренним чутьем неладное, остановился. Ничего. Парк, дорожки, фонарные столбы вычурной формы и одиноко пролетающие светлячки. Странно. Тревога нарастала, подобно ознобу исходя из глубины сердца. Взгляд скользнул на… Бабочка, прикорнувшая на теплой древесной коре, беспокойно пошевелилась. Кулаки сжались, захрустели костяшки пальцев, кровь прилила к голове. Тишина. «Нехорошая тишина», – промелькнула мысль. Мимо медленно пролетел светлячок. Ничего не происходило. Совсем ничего. Детектив расслабился, разжал кулаки, вздохнул, мысленно побранив себя. Вдруг бабочка вспорхнула. Из тени вырвалось кудлатое существо, занеся когтистую лапу. Артур отскочил, вскрикнув.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Оборотень, взирая с высоты трехметрового роста на соперника, облизнулся. Слюна падала на дорожку. Детектив заглатывал воздух.
– Твою мать! Откуда вы только беретесь!
– Устрашен, – раздался утробный глас.
«Говорит. Оно – говорит! Это – говорит! Что за чертовщина?»
– Соображаешь, – оборотень облизнулся и занес лапы, стремясь достать отступавшего Артура.
Тяжело дыша, остановились. Артура задели когти. Оборотень, восхищенно облизнувшись, ринулся, а противник кинул плащ в морду, обежав, запрыгнул на спину, обхватив ногами туловище, руками – шею, применив удушающий прием. Оборотень, скинув плащ, напряг мышцы шеи, сведя к нулю потуги противника. Багровый язык провел от края до края пасти, слюна стекла на руки детектива.
– Борешься, человечишка. Ха-ха. Познай закат эры людей.
Артур сжимал зубы, концентрировал силу напряженного тела на руки, вкладывая весь свой вес, но оборотень, закинув лапищу за спину, вцепился в его шею и сбросил стодесятикилограммовое тело, пролетевшее двадцать ярдов и врезавшееся в погнувшийся столб. Ноги, заплетшиеся в столбе, голова, истекающая кровью, ударившись о жесткий грунт; бесчеловечное противостояние, жалкий вид. Оборотень задорно оскалился, облизался, зрачки сузились. Артур Кинг с трудом поднимался, прижимая руку к сломанным ребрам.
– Думаешь, вывихнув позвонки, – задыхаясь, говорил он, вставая, – сломав пару ребер, переломав запястье, остановишь меня! Сила людей в немощи. Мы немощны, легко ранимы, куски пушечного мяса, и, осознавая, – он откашлялся, – осознавая все это, боремся. Иди… Покажи, что можешь.
– Интересно, – оборотень, неспешно облизавшись, ринулся в бой.
Детектив застыл; задыхаясь, выжидал. Чудовище приблизилось, вонзившись зубами в плечо. Вскрикнув, Артур ударил коленом в пах. Оборотень взвыл, а колено устремлялось и устремлялось в болевую точку. Зверь отпрянул, издавая пронзительный рев.
– А яйца у тебя не стальные, волосатик. Ты не с тем связался. Убивать болезненно и дезактивировать эффектно – мое ремесло. Не скули, нападай.
Артур Кинг повернулся левым боком, поставив ноги вместе, немного присев. Чудовище ринулось, а он, ударяя, проговаривал приемы: «сёте», «куракай», доставая болевые точки шеи, солнечного сплетения, грудной клетки, вынуждая зверя отпрянуть назад.
– Я только начал. Не говори мне, что тебе больно.
– Безумец! Я убью тебя!
– Моя слабость – красноречие, и сейчас я расскажу урок о смерти. Есть желающие? – средним и безымянным пальцами переломил переносицу противника. – Когда так бьешь, то удар подобен локомотиву, – он подпрыгнул и обрушил удар локтем сверху, выбив нижнюю челюсть. Оборотень отпрянул, приложив лапищи к пасти. – Теперь и пить с трудом будешь, – выпад, разворот – и ногой в переносицу. – Недурно для человека? А мне начинает нравиться, – Артур подпрыгнул, оттолкнулся от колена оборотня и, вонзив пальцы в глаз зверя, отскочил на землю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Зверь отшатнулся, падая, выставил назад ногу, выпрямился, воззрел единственным глазом и, обнажив верхние клыки, неспешно облизнулся; на асфальт со слюной падала жижа крови, стекавшая из глаза и беспомощно повисшей челюсти.
– Оно улыбается, – пораженно прошептал Артур.
