— Ой, я вам сейчас скажу. Сейчас…
Девушка заторопилась, сунулась под прилавок и выдернула оттуда тетрадку. Открыла, быстро провела пальчиком по записям, подняла голову вверх и зашептала, подсчитывая что-то. Кирилл пригляделся и прочел по губам: «Бристольский кончился, акажу — штука осталась, жиразол — кончился, алебастровый есть, гелиотроповый [79] есть… Не гвоздичный же орденоносцу предлагать?..»
— Почему не гвоздичный? — спросил Новиков. — Красная гвоздика — это здорово.
— Ой, товарищ орденоносец, да это же серый! — Воскликнула продавщица, и тут же пораженно уставилась на него, — А как вы узнали?
Кирилл улыбнулся:
— Работа у меня такая — все знать. Вот что, дорогой товарищ продавец: что вы мне посоветуете? Для любимой женщины?
Девушка на секунду задумалась. Снова заглянула в свою тетрадку и, заговорщицки прошептав: «Я сейчас. Одну минуточку», — умчалась куда-то. Толпа заволновалась, зашумела, заплескалась, точно штормовое море и выкинула к Новикову Горшенина. Тот тоже был весел, хотя и слегка помят.
— Ну, как, товарищ командир? Выбрали подарок?
— Не знаю, Саша. Пока не знаю. Возможно, что подарок выбрал меня. Хотя еще не ясно…
Именно в этот момент продавщица возвратилась к прилавку и протянула Новикову выписанный чек:
— Вот, товарищ орденоносец, — шепнула она. — Хотела себе сберечь да уж ладно, — тут девушка вздохнула. — На две кофточки. Двуличневый и Бисмарк-фуризо [80]. С Новым вас годом! В кассу идите.
Кирилл с трудом протолкнулся к кассе, заплатил совсем смешную сумму — тридцать девять рублей двадцать семь копеек и двинулся обратно к прилавку. Раздвинув толпу, словно ледокол — полярные льды, он снова оказался перед прилавком. Продавщица протянула ему сверток. Снедаемый любопытством Новиков спросил:
— Красавица, а хоть что я купил?
Девушка сперва не поняла, а потом звонко рассмеялась:
— Идите, товарищ орденоносец, к вашей любимой женщине смело. Ей понравится, честное комсомольское!
И, прежде чем Кирилл успел хотя бы поблагодарить ее, толпа возбужденных покупательниц буквально отшвырнула его от прилавка…
Дополнив неизвестную покупку флаконом самых дорогих духов «Красная Москва», которые Горшенин, покупая для своих нужд, взял и на его долю, Новиков вернулся домой. Надя, услышав открывающуюся дверь, закричала из кухни:
— Кирка, проходи в комнату и начинай елку наряжать, а мы тут сейчас!
Кирилл прошел в гостиную, где обнаружилась елка, установленная бойцами хозвзвода в большую крестовину, сколоченную из пары неструганных досок да множество бумажных и редких стеклянных игрушек, в праздничном беспорядке лежавших на диване. На верхушку елки уже была надета стеклянная маковка-сосулька, а в стороне лежали серпантин и вата, которой была уготована роль снега. Новиков оглядел все это убогое богатство и дал самому себе обещание, что к следующему Новому году наизнанку вывернется, но наладит производство ярких игрушек из пластика и стекла. Затем принялся украшать лесную красавицу, предварительно положив под нее свертки из ГУМа.
— Ну-у, а я думала, что ты уже все сделал, — протянула Надя, внося в гостиную блюдо с салатом «оливье», который научил ее готовить Кирилл. Тут взгляд ее упал на сверток, — Это кому? Мне?
И прежде чем Новиков успел ее остановить, молодая женщина уже схватила подарок и целеустремленно принялась его потрошить. Кирилл только хотел попросить ее подождать, как по квартире разнесся радостный визг.
— Кирка! Это же креп-жоржет! Ты откуда узнал, что я о такой кофточке мечтала?! И какой красивый!
Прежде чем Новиков успел сообразить что-либо, Надя уже висела у него на шее, покрывая лицо быстрыми, жаркими поцелуями.
— Ты самый… самый… Самый-самый!.. Вот!..
Кирилл обнял жену и тоже принялся целовать ее, отметив, однако, краешком сознания, что продавщицу из ГУМа надо бы достойно отблагодарить. Он не любил долго оставаться в долгу.
Третьего января продавщица отдела «Ткани» ГУМ, комсомолка и ударница Светлана Устинова возвращалась домой после трудового дня, помахивая сумкой, в которой лежали кило пряников и пятьсот грамм тянучек. Смена прошла спокойно и легко, в отличие от предыдущей, пришедшейся на тридцать первое декабря. Да еще под конец года выкинули дефицитный шелк, и в их отделе творилось нечто невообразимое. Толпы пришедших за подарками, перемешались с толпой девушек и женщин, рвущихся к заветному креп-жоржету, и такое началось… Светлана вспомнила растерянного военного, который пришел за подарком и, должно быть, сам не понял, как его занесло в их отдел, и ей стало смешно. Она хихикнула, вспомнив, как орденоносец, Герой Соцтруда, старался скрыть свою растерянность, даже шутил, но так и не понял, что же такое он купил. «Интересно, — вдруг подумалось ей, — а у его „любимой женщины“ волосы светлые или темные? А, может быть, рыжие? Ей ткань такой расцветки подойдет? А то ведь еще достанется орденоносцу… Хотя, нет! Двуликовая всем подойдет!»
Тут Светлана снова вздохнула: ей бы такая кофточка очень подошла. Но, ведь не последний раз такую ткань выбросили, правда? Правда. Значит, будет у нее такая кофточка. Уж к майским — обязательно. Вот жаль только, что из-за этого предпраздничного сумасшедшего дома она так и не успела купить ничего вкусненького в кондитерском отделе, из того, что выбросили к праздникам. Такие шоколадные конфеты были! «Трюфель-экстра», развесные! Дорогие, правда, но грамм сто ведь можно было бы купить. А теперь остались вот только пряники да тянучки. Нет, конечно, есть еще шоколадные наборы, пожалуйста, вот только стоят они — ой-ёй-ёй! Как ползарплаты! Да и это еще — самый дешевый. А вот самый дорогой, «Красное Сормово» — как целых три ее зарплаты! Светлана зажмурилась: «Красное Сормово», двухъярусный, с шоколадками в виде оленей и двенадцатью сортами конфет… Попробовать бы, хоть разочек. Вот когда брат Колька закончит, наконец, школу и пойдет работать, тогда можно, как-нибудь… если получится… ну, на праздники… А пока ничего, можно день рождения и пряниками с тянучками отметить…
Вот с такими мыслями Светлана Устинова и вошла во двор своего дома. Дома ждал брат Колька, который клятвенно обещал приготовить праздничный обед. Светлана улыбнулась снова: готовить, конечно, будет не сам Колька, а его подружка Женечка Носова. Правда, готовит она не очень, но, может, ее на уроках труда научили? Могли же научить?..
— Гражданочка! Будьте добры!..
Светлана обернулась и остолбенела. К ней шли двое серьезных сотрудников НКВД, в ремнях, шинелях и синих фуражках. Сердце ухнуло куда-то вниз. Что это? Вдруг недостача? Пересортица? Может, денег в кассе не хватает? Не может быть! Ведь она ни в чем не винова…
Передний энкавэдэшник подошел поближе, смерил оценивающим взглядом и спросил:
— Вы — Устинова Светлана Ивановна, двадцатого года рождения, член ВЛКСМ с тридцать седьмого, продавец ГУМ, отдел «Ткани»?
— Д-да… — еле выдавила из себя Светлана.
В голове билось «Все-таки недостача! Наверняка недостача!..»
— Пройдемте к машине…
С трудом переступая сразу ставшими ватными ногами, чуть не выронив из разом ослабевших рук сумку с пряниками и тянучками, Светлана подошла к черной машине, которая стояла в глубине двора. Рядом с ней стоял еще один сотрудник.
— Меня?.. — еле слышно спросила Устинова побледнев. — Да?..
Она хотела спросить, арестовывают ли ее, но слова застревали в горле. Энкавэдэшник улыбнулся — холодно, одними губами.
— Товарищ Устинова? Товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга просил вам передать…
Из недр черного автомобиля возникла громадная коробка шоколадного набора «Красное Сормово». Ошарашенная Светлана уставилась на него, все еще не веря, что это — ей.
— Товарищ комиссар государственной безопасности просил передать, чтобы вы обязательно шли в институт торговли: у вас к этому — талант. А ещё он просил передать вам поздравления с днем рождения. И сказать: «Вы были правы: ей очень понравилось!»
С этими словами эекавэдэшник козырнул и сел в машину. Остальные уже были внутри. Автомобиль с негромким гулом тронулся, и только тогда Светлана опомнилась и закричала:
— Товарищи! Подождите! Может, чайку с конфетами?!
Как-то тихо и буднично закончилась война в Испании и часть командиров прошедших через эту войну пополнили подразделения Корпуса. И самым ценным приобретением стал Илья Григорьевич Старинов, которого Кирилл сразу же поставил начальником штаба Первой Отдельной Бригады СН, и кроме того назначил начальником сапёрной школы, готовившей подрывников.
Сначала отношения между будущей легендой Советского Спецназа и Кириллом не складывались, но когда Старинов разобрался в системе подготовки и оценил новые боеприпасы выходившие из взрывотехнической лаборатории Осинфбюро, Илья Григорьевич резко изменил своё мнение.
