Подавленный, я вернулся к своей машине. То, что собирался рассмотреть с помощью фонарика, никуда не убежит, и я не торопился. Фонарик оказался там, где и должен быть, в дорожной сумке на заднем сидении. Я не включал его, пока не вернулся обратно в гараж. Сначала осветил пол, тщательно осмотрел бетонные плиты. Никаких следов или подозрительных предметов, вроде окурков не Ивановых сигарет, не было видно. Я и не надеялся обнаружить явные улики, просто оттягивал необходимость осветить салон. Наконец решился.
Иван заваливался к соседнему сиденью, точно его одолевал необоримый сон. Увы, спать ему предстояло долго, целую вечность. С шеи на белый воротник рубашки ещё сочилась кровь. Голову прострелили над ухом, с близкого расстояния, почти в упор. Выстрел был чистым, грамотным. Работу выполнил опытный убийца. Я убедился в этом, когда не нашёл ни гильз, ни признаков ограбления. Похоже, убийца ждал Ивана за стеной гаража, а когда иномарки въехала внутрь, он незаметно вышел к ней и выстрелил из бесшумного пистолета в вылезающего из-за руля человека. Смертельно раненый Иван неосознанно рванулся в салон… Впрочем, это уже было неважно; думать о том, что происходило в подробностях, бессмысленно. Передо мной был безжалостный факт, который спутал все мои карты, все мои намерения.
Я был без оружия и первым делом вынул носовой платок из кармана пиджака Ивана, прикрыл им пальцы правой руки и дотянулся до бардачка, стараясь не запачкаться кровью убитого. Револьвер Ивана был там же, где я его видел прошлый раз, но пачек сигарет стало вдвое меньше. Я осторожно вытянул револьвер из-под пачек, поправил их стволом, чтобы они лежали естественно, и мягко захлопнул крышку бардачка. Все патроны были в гнёздах барабана, как солдаты на своих местах. Я почувствовал себя уверенней, сунул револьвер в карман плаща, чтобы при необходимости вмиг им воспользоваться. Хотя поставил бы девяносто девять против одного, что машина, которая удалилась лесом, увозила убийцу, и хвататься за револьвер мне пока не грозило. После этого я осветил сиденья, заглянул под них, однако дипломата нигде не оказалось. Как же найду концы отданных Ивану денег и бумаг? Эта мысль заслонила в тот момент все прочие. Я уже выбирался головой из салона, когда еле уловимый запах духов заставил меня ещё раз осмотреть салон. И снова я не заметил ничего, что могло бы хоть чем-то помочь мне понять, кто и за что убил Ивана и куда делся дипломат. Набравшись духу, я платком расстегнул, раздвинул отвороты плаща и пиджака Ивана, платком же вынул всё, что было во внутренних карманах. Бумажник с нетронутыми, как я и ожидал, деньгами и кредитной картой, паспорт, чернильную паркеровскую ручку и фиолетовую расчёску, больше – ничего. Я точно помнил, днём у него была записная книжка. Голубая, новая. Вряд ли он пользовался её часто. Куда она могла деться? Оставил он её где-нибудь, или как раз она-то и нужна была убийце? Я вынул из бумажника все деньги, рубли и доллары, забрал ручку, остальное вернул обратно.
При выходе из гаража я вслушался в ставшую подозрительной тишину. Ничто её не тревожило. Протерев платком всё, до чего дотрагивался, я плотно закрыл створы гаража. Затем присел на корточки и, включив фонарь, прикрыл ладонью яркий свет, направил его вдоль земли. На асфальте возле гаража никаких следов не обнаружил, не было их и на выложенной плитками дорожке, что вела к крыльцу. Я погасил свет и вновь зажёг его уже за воротами. У забора, на слое плотного от влажности рыжего песка слабо отпечатались следы кроссовок небольшого размера, – носил их кто-то невысокого роста. Следы вели к лесу, вероятно, туда, где я слышал шум автомобиля. Они не обеспокоили того, кто наступил на песок. Кто бы он ни был, прольёт дождик, другой, и от них мало что останется. Петли жалобно всхлипнули, когда я осторожно свёл створы ворот, чтобы ворота выглядели закрытыми.
Отъезжал я от дачи Ивана потихоньку и медленно. Проехал до конца улицы, свернул за крайний забор и, задевая боком машины ветки кустарника, выбрался на проезжую дорогу. Она уводила вглубь всевозможных зарослей. Разгоняя светом фар лесную нечисть, я устремился подальше от посёлка. Узкая дорога местами была ухабиста, «шевроле» встряхивало, и я крепко держался за руль, как если бы боялся, он ненароком вырвется и сбежит. Вдруг увидал убегающего ежа. Тот был встревожен, но не мог вырваться из световой полосы, будто хотел стать моим проводником из заколдованного круга. Я остановил машину и погасил фары, позволив ежику нырнуть в родную ему темноту.
Дачный посёлок остался позади, и можно было подумать, разобраться, что делать дальше. Отпустив руль, я опустил боковое окно. Сырой, наполненный запахами преющих листьев воздух освежил мне голову, упорядочил ход мыслей. Не сказал бы, что смерть Ивана поразила меня. Смерть есть смерть, и ничего с этим не поделаешь. Какой смысл тратить время на сожаления, если можешь отомстить, и какой толк думать об этом, если не знаешь, кому мстить. А отомстить мне захотелось, очень захотелось. Не в последнюю очередь из-за разрушенных планов и неожиданных проблем.
Но перво-наперво предстояло выяснить, что он сделал с моими деньгами и бумагами? Где они и как их вернуть? Для меня это слишком большая потеря. Иван наверняка успел перевести их в акции. Однако как я докажу, что акции мои, и главное – где они? Может они в дипломате, который я не нашёл? Ведь не ради того, чтобы похвастаться своей дачей, Иван пригласил меня именно туда? Наверное, намеревался передать мне акции и объяснить, как ими пользоваться. Я не сомневался, в дом он сходить не успел, убийца не дал ему отойти от машины. Так что же, это убийца забрал дипломат с моими акциями? Профессионалы не берут такие вещи без указания нанимателя. Если даже случится чудо и мне удастся найти убийцу или, что уж совсем невероятно, дожить до «торжественной» встречи с его нанимателем, опять встаёт вопрос: как я смогу доказать, что акции мои? Они же не именные? Наверняка, на предъявителя, иначе Иван взял бы у меня паспорт для оформления. Да и не станут эти проклятые мафиози разбираться, прихлопнут меня, как муху, как Ивана, и приобщат мои акции к своей бездонной кассе. Нет, тягаться с ними тупиковый вариант, с трупным душком. Он мне не нравился ни под каким соусом.
С другой стороны, зачем было Ивану таскать их с собой? Тем более на дачу? Что он, псих, которому нравится вести серьёзные дела под шелест падающих листьев? Да у него и без моих акций своих бумаг столько, что нескольких дипломатов не хватит. Быть может, всё проще, акции – в его сейфе или в банке на хранении? А я тут забиваю голову всяким бредом… Правда, в этом случае их предстоит вытащить из сейфа или банка. Однако такой расклад не безнадёжен. В конце концов, могу притащить за ухо Тоби с его копиями договора, подтверждающими, что я получил значительную сумму, а Иван мог оставить расходные и деловые записи, где окажется и моё имя с перечислением номеров причитающихся мне ценных бумаг. На месте Ивана я бы именно так и поступил.
Включив фары и зажигание, я убедился, еж меня не дожидается, его и след простыл. Да и русалки, лешие и наёмные убийцы не подкарауливают в кустах, не пытаются удержать, навсегда оставить в лесном безмолвии.
Возвращался в город я на средней скорости. В моём ночном расписании никаких встреч не предвиделось. Уснуть же будет нелегко, придётся выпить и немало. Бог свидетель, как я этого не люблю! Не люблю треск и гул, которые поселяются в моём бедном мозгу вместе с тяжёлым утренним похмельем. Я позволял обгонять себя любому, кому ни лень, мало обращая на них внимания. Только встречные машины донимали, – они ослепляли, когда проносились мимо. Постепенно стали всплывать воспоминания о последних, страстных разговорах приятеля, который теперь одиноко коченел в холодном и мрачном склепе гаража. Беспокойства о деньгах отступали. Их вытесняли угрызения совести, заставляющие задуматься о некоем предателе братства товарищей, бесчувственной скотине. Я попытался мысленно отмахнуться, уверяя себя, это относится не ко мне, но потом сдался – клюйте вороньё, мою белую грудь, у меня нет сил шевельнуться, я теперь без товарища, один под этим звёздным небом, один в пустыне людей.
Сначала это не входило в мои намерения, не обещая ничего, кроме осложнений. Но потом я свернул к жилым высоким строениям и отыскал навес с таксофоном. Накрыв микрофон платком, изменив голос, я сообщил в милицию о трупе в гараже дачного посёлка. Повторил название посёлка, адрес и повесил трубку, прерывая вопрос дежурного: кто я такой. И тут мне вспомнилось странное замечание Ивана об электронной почте. «Почта, почта», – дятлом застучало в голове. «А компьютерная почта – замечательная вещь», – кажется, так он сказал. Окрылённый внезапной надеждой, я погнал «шевроле», как только позволяли ночные порядки в нашем городе. Выскочив из машины у своего подъезда, я резко захлопнул дверцу, живо замкнул её ключом и почти взлетел по лестнице. Очутившись в квартире, первым делом прошёл в спальню и включил компьютер и монитор. После чего скинул плащ на тахту, в нетерпении растёр пальцы и опустился на стул перед оживающим экраном, подключился к телефонной сети. Я набрал свой код, послал запрос на файл-сервер. И разом успокоился, когда получил сообщение. Оно было от Ивана. Я не всё понял, но достаточно, чтобы с души свалился камень тяжёлой неопределённости. Иметь ясную, пусть даже опасную цель – высшее благо в бренной жизни. Ветхозаветный Моисей доказал это очень убедительно. Примерно так объяснялось моё состояние в тот момент. Достав из кармана плаща, выложив на стол револьвер Ивана, я перечитал электронное письмо.
