— Честное слово, Шарли, не думаю, что обещание подвесить лорда Карлайла за ноги, если он не подчинится твоим требованиям, — это достаточно убедительно. Может, если ты попытаешься вразумить его…
— Он мужчина, Каролина. Ты видела хоть одного мужчину, поддающегося вразумлению?
— Ну… дорогой Алджернон иногда… он действительно перестал отращивать усы… Не важно. Я думаю, что, если ты просто объяснишь, как несчастлива из-за этих его приготовлений, лорд Карлайл скорее обсудит с тобой этот вопрос, чем если ты начнешь угрожать ему физическими повреждениями.
Шарлотта усмехнулась:
— Я не собираюсь калечить его, Каро. Он мне нравится. Он мне очень нравится.
— Шарлотта!
— Ой, вот только не нужно изображать негодование. Если бы твой Алджернон был великолепным воплощением зрелой мужественности, вот как Аласдэр, ты бы сказала то же самое.
— Ни за что! Я бы никогда не говорила о своем муже в такой дерзкой манере! Это просто неприлично!
Шарлотта сверкнула ямочкам и, не удержавшись, поддразнила подругу:
— Правда, Каро, ты самый обрезанный человек на свете!
— Я… обрезанная? Ты сказала — «обрезанная»?
— Да, и так оно и есть. Очень обрезанная. — Улыбка Шарлотты увяла, когда она заметила выражение лица подруги. — Каро, если ты еще чуть-чуть вытаращишь глаза, они просто выскочат у тебя из орбит, и что ты тогда будешь делать?
— Шарли… ты хоть знаешь, что такое «быть обрезанным»?
— Ну, разумеется, знаю. — Шарлотта хмыкнула и вдруг задумалась. — Мне казалось, что знаю… нуда, знаю! Это значит быть «чересчур осторожным и нерешительным».
На щеках Каролины появились красные пятна. Она отвела взгляд от Шарлотты.
— Согласно Библии, обрезание — это… ну, это… это то, что делают только мужчинам. Ну, ты знаешь. Это значит, им отрезают кусочек от мужского… — Каролина делала руками какие-то безумные жесты.
Шарлотта сосредоточенно нахмурилась.
— От чего?
— Ну, ты знаешь. От… пипетки.
— От чего?
Каролина зашикала на нее, нервно выглянула в окно и снова повернулась к подруге.
— От пипетки. От шалуна. От погремушки. Шарлотта откинулась на спинку сиденья и возвела глаза к потолку.
— Ну, честное слово, Каро, ты же замужняя женщина! Просто не верится, что тебе нужно придумывать столько ребяческих названий для самого обычного предмета, который ты видишь каждый день. В конце концов, мы уже взрослые люди. Уж могла бы назвать, не краснея и не выдумывая ерунды вроде «погремушки»!
Каролина сконфузилась от собственной глупости.
— Извини, больше не буду. Ты совершенно права. Мы обе замужние женщины и можем говорить о таких вещах открыто.
Шарлотта вытащила маленькое зеркальце и посмотрелась.
— Вот именно. А что до всего остального, так это и вовсе смехотворно. Должно быть, ты неправильно поняла Библию. Ни один мужчина, обладающий хотя бы малой долей здравого смысла, никому не позволит отрезать кусок своего головастика.
Дэр хмуро посмотрел на зажатые в руке карманные часы. Еще сильнее он нахмурился, когда взглянул на дорожные часы, стоявшие на обшарпанном столе в маленькой, пахнувшей плесенью комнатке церковного служителя. Вспомнив, что сегодня день его свадьбы, он постарался согнать с лица недовольное выражение, нарочито беззаботно подошел к Бэтсфоуму, стоявшему за спиной капитана Дэвида Вудвелла, жениха Патриции, и посмотрел на часы Дэвида.
— Нужно их до воскресенья починить, — усмехнулся Дэвид. — Негоже опоздать на собственную…
Дэр закрыл глаза и потер лоб. Все часы показывали одинаковое время. Все предсказывали удручающую правду. Сегодняшний день ознаменовывал начало жизни, заполненной бесконечным ожиданием женщины. Дэр открыл глаза и мрачно, обреченно вздохнул.
— Леди всегда опаздывают, — заверил его Дэвид. — Патриция говорит, у них просто не принято приходить вовремя, а что до невест… ну, всем известно, что невесты опаздывают. Они любят театральные появления.
Дэр с трудом выжал жалкую улыбку. Ему хотелось сказать что-нибудь язвительное по поводу глупости женщин вообще и невест в частности, но в голову приходил только один совет — держаться подальше от этих маленьких очаровашек, а такие советы вряд ли следует давать мужчине, который через каких-то пять дней женится на его собственной сестре.
— Она скоро приедет, — пообещал Дэр. — Она так старалась поймать меня, что сейчас точно не бросит. Она просто наказывает меня за то, что я не истратил последний шиллинг на пышную свадьбу.
Дэвид улыбнулся:
— Я понимаю, сейчас тебе кажется, что все плохо, но Патриция уверена — все образуется. Ей кажется, что леди Шарлотта испытывает к тебе нежные чувства, а это хорошо, правда?
Губы Дэра слегка дернулись в подобии кривой улыбки; он легонько ткнул Дэвида кулаком в плечо, благодаря за попытку утешить, и снова начал мерить шагами маленькую комнатку, время от времени останавливаясь, чтобы ущипнуть себя за переносицу. Начинала болеть голова, и боль усиливалась от шума во дворе церкви. В город приехал цирк, артисты давали представление по поводу визита царя Александра, и шумели они так, словно устроили репетицию оркестра прямо рядом с церковью.
После того как Дэр в десятый раз прошел мимо Дэвида и своего дворецкого, Бэтсфоум не выдержал:
— Не позволите ли вы мне уточнить, где сейчас находится леди, которой вы столь благородно, хотя и несколько поспешно, предложили руку и сердце? Не то чтобы я критиковал поступки милорда, в мое сознание даже мысль такая не закрадывалась, уж не говоря о том, чтобы обдумать ее и высказать, когда такая забота омрачает чело того, кто гораздо выше меня по положению, о чем, милорд, вы, разумеется, знаете. По правде говоря, я бы лучше отрубил себе вторую ногу, чем позволил высказать хоть малейшее неодобрение поспешностью, с какой вы пообещали жениться на женщине, которую едва знаете, уж не говорю о том, что не испытываете к ней ни малейшей склонности, что, впрочем, для брака вовсе не требуется, как мне известно по личному опыту, раз уж я был семнадцать невероятно долгих лет женат на миссис Бэтсфоум, пока она безвременно не отошла в мир иной в результате ужасного происшествия, случившегося из-за Женщины-слона из Занзибара на выставке в галерее «Необъяснимого и причудливого» мистера Тренчерфута, которая, сидя на скамье, швырнула тасманийского Мальчика-Летучую мышь через всю комнату прямо на колени миссис Бэтсфоум, каковая поперхнулась мятным леденцом, тем самым ускорив свою смерть, наступившую три года спустя из-за сильного сердцебиения и хандры. Право же, моя нога будет слишком незначительной жертвой для того, чтобы обеспокоенный мозг милорда хотя бы ненадолго оторвался от размышлений о желании своей невесты выйти за него замуж. Как милорду хорошо известно, само мое существование неумолимо направлено на то, чтобы сделать его счастливым. Пригласить хирурга для немедленной ампутации единственной оставшейся у меня ноги?
