Между прочим, когда каждый голос ведет свою партию, подпевать гораздо проще, чем когда все поют одну мелодию: можно как угодно импровизировать, главное — правильно подхватить ритм, и не орать благим матом, а выдавать хоть сколько-нибудь гармоничные созвучия. Это все вполне по силам, если есть хоть минимальный слух. А после третьего рога уже и это совершенно неважно.
Дальнейшее я помню смутно. Помню батоно Давида, дирижировавшего дымящимся шампуром на фоне пламеневшего заката. Помню Глюка в свете луны, сидевшего бок о бок с местными парнями. Дружно раскачиваясь, они распевали что-то, причем Глюк пел по-немецки, а местные парни — по-абхазски, тирольское «Голарио» эхом раскатывалось по окрестностям, и собаки подвывали в ответ. Помню свой сольный номер, кажется, это было ленноновское "Let it be", причем так исполненное, что бедняга Джон, наверное, перевернулся в гробу, и тоже подвывали собаки…
Следующее утро прошло под девизом: "Привет с большого бодуна". Батоно Давиду пришлось отливать нас водой. Я надеюсь, мои друзья сумели объяснить ему, что до тех пор, как мы сели здесь завтракать со вторника на пятницу, у нас не было опыта столь тесного знакомства с местными винами. Про свой латинский я точно знал, что в моем нынешнем состоянии высказать что-либо в таком смысле было за пределом возможного.
Удивительно, но вода, которую лил нам на лоб батоно Давид, оказала поистине магическое действие: похмелье как рукой сняло, более того, я себя давно так бодро не чувствовал, как после этой водной процедуры. Поливая нас, старик приговаривал на латыни:
— Да, ребята, слабы вы против нашего вина… Ну, ничего. Сейчас живой водой оболью — голова и пройдет…
Живой водой! Я ткнул Сквозняка локтем в бок.
— Я слышал, не беспокойся, — ответил Ежи. Глаза его горели. Он вскочил на ноги и начал оживленно расспрашивать батоно Давида. Тот отвечал, сначала нехотя, потом оживился, не устояв перед напором обаяния моего друга.
Выяснилось, что местная родниковая вода обладает всеми свойствами живой воды. Точнее, это была не родниковая вода, а скорее минеральная, для лечебных надобностей, так как воду для питья жители Ахалшени брали из другого родника. Неподалеку был и третий, из него текла вода мертвая, ее тоже использовали в медицинских целях. Кстати, как выяснилось, такие родники били по всему Кавказу. Примечательная информация!
Но несмотря на эту новость, я все-таки с легким ужасом ожидал продолжения нашего пути. Ведь мы были еще только в Абхазии, предстояло пересечь Сванетию, Колхиду и Картвелию, прежде чем мы доберемся до Кахетии. А сами названия мест, через которые лежал наш путь, навевали ностальгические воспоминания об ассортименте магазина "Российские вина" года этак 1989-го: Рухи, Зестафони, Ахалдаби, Гурджани, Ходашени… Или придется их объезжать за версту, или наше путешествие очень и очень затянется. — IV-
Мы решили дальше продвигаться в автономном режиме. Бедняга Верблюд! Не то чтобы мы были так уж привередливы, но кроме него не к кому было обратиться за едой. То есть можно было бы заехать в какой-нибудь аул, но по опыту посещения Ахалшени мы уже знали, во что это выльется, а ведь надо было спешить: мы уже вторую неделю находились в пути.
Так или иначе, наша избушка мерно трусила по дороге, шедшей вдоль правого берега Риони. Ярко светило солнце, с реки дул легкий ветерок, с гор периодически погрохатывало: обвалы, обычное дело. Нам через них то и дело приходилось перебираться. Неожиданно загрохотало как-то уж очень близко, лишь чуть-чуть впереди. Мы тормознули. В полуверсте перед нами на дорогу посыпались камни, сначала мелкие, затем крупнее, и наконец весь склон сполз, перегородив нам путь. Зрелище было монументальное, те обвалы, через которые мы ежечасно перелезали, этому не годились и в подметки. Прямо-таки первобытный разгул стихии возбуждал инстинкт самосохранения, который заставил нас отойти назад еще саженей на полтораста. Кусок склона, аршин этак четыреста на семьсот, как был так и съехал прямо в Риони, перегородив реку и слегка ее запрудив. По ту сторону завала быстро, даже слишком быстро, разливалось озерцо.
— Хайнер, айда наверх, — крикнул я. Глюк в этот момент командовал избушкой. Он меня понял: если сейчас хилая новообразованная плотина прорвется, пойдет такой селевой вал, что нам на берегу не поздоровится!
Избушка повернула влево и начала карабкаться вверх по склону. Мы решили пробираться выше того места, которое оказалось затронуто оползнем. Избушка уже влезла до уровня половины склона, обнаженного в результате наблюдаемого нами катаклизма, как вдруг среди развороченной земли что-то желто блеснуло в солнечном свете, чем и привлекло наше внимание.
— Что пы это могло быть? — указал на эту штуку Глюк.
— Ума не приложу. Сходим посмотрим? — ответил я.
— Но, но! А если этот склон опять поедет? Где я вам с ходу родники с живой водой найду? — стал возражать Сквозняк.
— Да ладно тебе, в случае чего успеем организовать люк.
— Люк — дас ист прафильно!
И Глюк сотворил люк из нашей избушки прямо на обнажившийся склон, так что мы вылезли в аршине от этого блестящего предмета. Верьте или нет, но это оказался не какой-нибудь кувшин, как можно было бы ожидать, а вовсе даже сверток какой-то то ли ткани, то ли не ткани, на пленку, вроде, не похоже, скорее все-таки на текстильное изделие. Этот материал имел ни с чем не сравнимый цвет и блеск червонного золота. Когда мы его взяли в руки, он и на вес оказался довольно тяжелым, опять-таки как золото.
Когда мы с Глюком притащили этот куль в избушку, Сквозняк долго чесал в затылке, пытаясь вместе с нами сообразить, что же это такое. Простейший химико-магический анализ, проведенный на краешке этой красивой материи, показал, что глаза нас не обманывают: это действительно было золото! С четверть пуда самого настоящего золота, причем в такой замысловатой форме.
Преодолев опасный участок осыпи, мы вышли из избушки уже втроем и развернули полотно на всю ширину. Саженей пять в длину и три в ширину, оно по форме напоминало выделанную шкуру. Это и навело меня на мысль. Мы же в Колхиде!
— Парни, а это часом не Золотое Руно?
— Как, то самое?! — воскликнули мои друзья не то чтобы хором, но около того.
— Этого уж я не знаю. А что, истории известно еще одно?
— Я не слышал, но ведь я не историк, — ответил Хайнер.
— Надо запросить по сети, — неуверенно проговорил Ежи.
— Послушай, ты фсю дорогу только и делаешь, что обещаешь запросить по сети.
— Ну, положим, с живой водой удалось обойтись без этого.
— А с этим надо заехать к местным старожилам, — предложил я.
— Как заехать?! Мы ше спешим!
— Да ладно вам. Ну просидит Леший еще денек за шашлыком. Тут ведь такая интересная история получается!
Ребята согласились, а я грешным делом не стал их просвещать насчет своих ассоциаций по поводу названия столицы Колхиды Твиши.
Нам пришлось отклониться от маршрута, ведь город лежал немного севернее, однако добраться до Кахетии можно было и таким путем, миновав Рачинский хребет с севера, а не с юга. А нам до Твиши полдня пути вверх по Риони. На самом деле, избушка отмахала этот путь даже быстрее, часа за три с половиной.
Первое, что мы увидели — это дым, поднимавшийся из за горизонта густым столбом. Я сначала несколько самонадеянно предположил, что это сработала местная система дальнего обнаружения, и для нас уже жарят шашлык, но ошибочность этой гипотезы, к счастью не высказанной вслух, очень быстро стала очевидной. Слишком уж густой был этот дым, и слишком тревожно галдели суетящиеся в городе люди. Горела одна из башен исторической крепости. Горела изнутри, причем в силу особенностей архитектуры — она была выстроена скорее в духе сванских башен — подобраться к помещениям верхних этажей снаружи, через узенькие окошки-бойницы, было невозможно. А ведь внутри были люди! Мы слышали их крики. Кажется, наш прием колдовского создания дверей здесь неизвестен, а то народ изнутри давно бы уже вывели. Похоже, что мы вовремя!
Тяжело топая, избушка на всех парах подлетела к подножию крепости. Мы выскочили наружу под ошалелыми взглядами столпившихся жителей, уже оплакивавших находившихся в башне людей. Пока мы со Сквозняком организовывали в каменной стене дверь, по другую сторону которого предполагалось помещение на верхнем ярусе охваченного пожаром здания, Глюк на ходу достал из портфеля три противогаза, а также маленького дракончика, изрыгавшего вместо пламени углекислотную пену. Навстречу нам вывалил клуб дыма. Хайнер и Ежи скинули свои университетские шапочки, мы натянули противогазы и нырнули внутрь.
К счастью, мы не сильно ошиблись, так что пол помещения, в котором мы оказались, был всего на три четверти аршина ниже чем обрез дверного проема. Еще одно везение: это не был какой-нибудь чулан или чердак, а именно та комната на вершине башни, с окошками-бойницами, через которые доносились крики. Это была, повидимому, спальня. Помещение было полно дыма, а вот огонь еще не успел сюда добраться, так как дверь была забаррикадирована огромной кроватью. Удивительно, как сумели это проделать две находившиеся в комнате женщины!
