— А я, значит, тебя расколдовал. Как в сказке.
— Почему «как»? Просто — в сказке. И не только расколдовал. Ты один ни разу вслух не грозился свернуть мне шею, пока я была Дятлом. А ведь хотелось, признайся! — я кивнул, — Ты один кинулся меня спасать во время грозы.
— Ребята просто не увидели! И тебе очень повезло, что я увидел.
— Повезло или нет — но именно ты меня расколдовал, своими попытками сделать мне искусственное дыхание. Ты же не знал, что я такая живучая, почти как Кощей Бессмертный, или бабушка.
— А кто твоя бабушка?
Впрочем, я уже и сам догадался. Как она ворковала над Дятлом, и как он при этом не видел нас в упор! Какой она закатила скандал Лешему, когда Дятел вызвался с нами лететь! Ясно же, что это неспроста. Ну да все мы умны задним умом…
На улице послышались голоса, и в распахнутую дверь ввалились Глюк и Сквозняк.
— Фот он где! А мы-то по фсему лесу разыскифаем тфой хладный труп! Дятла не видел?
— Да подожди ты, — одернул Глюка Сквозняк, — не видишь — в нашей компании пополнение.
— О, майн думмкопф! Простите, пошалуйста. Ты пы нас представил, а, Ифан!
Лена фыркнула:
— Иван, они, кажется, меня не узнали. А кто грозился мне шею свернуть? Ежи, не потеряй челюсть.
Ежи медленно закрыл рот, а потом широко улыбнулся:
— Никак, Дятел!
— Глюк меня однажды почти расколол. Только ты, Хайнер, извини, придется-таки тебе жениться на бабушке. А то еще и правда шею свернешь, давно грозился.
Хайнер тоже улыбнулся, только его улыбка вышла против обыкновения виноватой и какой-то жалкой. Лена подошла к нему и положила руки ему на плечи.
— Ладно, не горюй. Ты же обещал Кощею приехать на будущий год. А в Трое знаешь сколько красивых девушек, не мне ровня.
— Она права, — сказал Ежи, — пошли, не будем им мешать. Вечером собираемся у Лешего, не забудьте, — добавил он уже в наш адрес.
Они вышли, и уже с улицы донеслось:
— Будет и на твоей улице праздник. А пока давай завалимся в «Элефант». Там тебе Штирлиц про себя таких анекдотов нарасскажет обхохочешься. — P.S.-
Если эта история не покажется Федеральному казначею США убедительным объяснением того, почему весь 2002 год курс доллара на Токийской бирже постоянно падал — что ж, его трудности. — * НОВЫЕ АРГОНАВТЫ * -
Получено по электронной почте сети «Интернет», обратный адрес в системе не зарегистрирован. По факту повторного несанкционированного подключения назначено служебное расследование. — I-
Из нависшего над облетевшим подмосковным лесом низкого октябрьского неба сыпался мелкий дождичек. Земля впитала уже столько воды, что казалось, больше не войдет и капля, но продолжала и продолжала жадно поглощать ниспосланную небесами влагу. И даже несмотря на это маленькое осеннее чудо, было серо и тоскливо. Впрочем, как оказалось, это было еще ничего по сравнению с Берлином, над которым как разверзлись хляби небесные несколько дней назад, так и ныне продолжали посылать тонны воды на головы горожан. В подземном переходе под Унтер-ден-Линден, в который мы, как бычно, сотворили дверь из подмосковного леса, было воды по щиколотку, а на самой улице лило, как из ведра. Тем заманчивей был уютный желтый свет за стеклянными дверьми со слониками.
— Давно вас не видел. Рад, очень рад. Вот свободные места, садитесь. Пива сюда! — возвысил свой хриплый голос толстый Готлиб, призывая официанта к нам троим.
Было жарко, очки Глюка моментально запотели, и он принялся их протирать, пристроив свой портфель у ножки стола. Сквозняк с высоты своего роста начал разглядывать публику, периодически приветственно помахивая рукой кому-то, кого мне не удалось расслеповать.
Вообще-то в «Элефанте» отдавали предпочтение немецким сортам, но сегодня в виде исключения угощали "Клинским светлым". На то была причина: отмечали двадцатилетие появления дяди Фени.
Вы прекрасно знаете дядю Феню, только не по имени. Его крик: "Маловато будет!" по праву занял свое место в современном русском языке. Когда он в «Элефанте» знакомился с народом, выяснилось, что его зовут Семен Петрович, а можно просто: дядя Сеня. С его произношением получилось "дядя Феня", да так и прилипло.
Его здесь все любили. Вообще, умениям мультипликационных персонажей несть числа, в частности, дядя Феня мог поглощать пиво в неограниченных количествах, а кроме того — часами импровизировать на флейте, да так, что брало за душу даже таких отъявленных пошляков и грубиянов, как поручик Ржевский, Василий Иванович с Петькой и Вовочка.
Но сегодня собрался народ более интеллигентный. Вокруг Штирлица с Мюллером образовался кружок из разношерстной публики, которая периодически сползала со стульев, заходясь в хохоте, так как эти двое в лицах изображали анекдоты про себя. Как вы понимаете, более обширной коллекции ни у кого нет и просто быть не может, к тому же, как выяснилось, они ее регулярно пополняют, инкогнито наведываясь в богемные места той России, откуда я родом.
Забавно, но местные жители великолепно понимали такой специфический жанр технологического мира, как анекдоты. Прав был Леший при нашем с ним первом разговоре: они тут наш мир прекрасно знают. Более того, напряженно следят и пользуются. То есть вместо того, чтобы собственных дров наломать, пользуются готовыми. Это, пожалуй, самый мудрый способ паразитизма, который можно вообразить: пользоваться ошибками других. Если вообще здесь применимо слово «паразитизм», ведь они тоже влияют на технологический мир, влияют мудро и ненавязчиво: просто пытаясь внушить обществу те или иные мысли, никогда не настаивая, проявляясь через фольклор. В так называемой народной мудрости значительный процент составляет именно мудрость сказочного мира. Надо только уметь ее понять, и иметь достаточно своей мудрости, чтобы согласиться ее использовать. Впрочем, я отвлекся.
Вскоре после нас, тяжело отдуваясь, вошел профессор Плейшнер. Он кипел негодованием:
— Нет, вы только послушайте, что придумали эти пройдохи в Берне! Шоу на потребу туристам: сначала в окне второго этажа на Блюменштрассе 9 выставляется цветок, а через пять минут оттуда должен выпадать я. И так каждые полчаса! Я, пожилой уважаемый человек! Не говоря уже о том, что это — другое окно.
— Ладно, профессор, не берите в голову. Выпейте лучше пива, а дядя Феня нам сыграет, — принялся утешать его красноармеец Сухов, оторвавшийся на этот вечер от своих Екатерины Матвеевны, Гизель, Зульфии, Саиды, Зухры, Гюльчатай и прочих.
— Дядя Феня, по просьбам публики! — обратился к юбиляру Мюллер.
Дядя Феня встал со стула, поправил свой пластилиновый треух, прошел к стойке, присел на один из круглых высоких табуретов, вынул из за пазухи флейту и начал играть. Это было божественно, как всегда. Разговоры смолкли, звон пивных кружек прекратился, и только с улицы, сплетаясь с мелодией, доносился шум непрекращающегося дождя. А потом из-под входной двери побежал ручей, быстро превратившийся в бурный поток.
— Господа, кажется, придется прерваться! — закричал Готлиб, перекрывая шум воды, — у нас сегодня особый посетитель, который не любит пива: Шпрее!
Впрочем, народ уже это сообразил. Все дружно принялись оттаскивать по узкой винтовой лесенке на второй этаж все, что только можно. Образовалась давка, пока кто-то не додумался передавать вещи по цепочке, в начале которой оказался Готлиб, решавший, что тащить наверх, а что нет.
В опустевшем помещении кафе было уже по колено воды, когда все, что стоит вынести, было вынесено, и народ начал расходиться, кто как умел. Мюллер достал из за пазухи надувную лодку, на которой Штирлиц вместо паруса укрепил свой парашют. Сухов принялся названивать Верещагину, чтобы тот прислал баркас. Ну, а мы втроем сотворили дверь ко мне в сени.
— Наконец-то! — воскликнула Баба-Яга, которую никто не ожидал здесь увидеть.
— И все-то они шляются по кабакам, а мы тут жди их, волнуйся! заявила Лена, гневно сверкая глазами.
— И в каком они виде! Будто-таки ни одной лужи по дороге не пропустили!
— Иван, я понимаю, когда эти оболтусы, но ты-то!
Вот когда начинаешь остро чувствовать, что твоя теща — Баба-Яга.
— Прости пожалуйста, — принялся оправдываться я, — но как было дядю Феню не поздравить с двадцатилетием?
— Да, а потом Шпрее поднялась, Готлиба затопило, — подхватил Сквозняк.
— Фсе стали помогать, йа, просто так уйти — это не есть прафильно.
— Вот почему мы мокрые, — заключил я.
— Хороши, нечего сказать. А, бабушка?
— Ох же да. Как Леший за порог — в натуре от рук отбиваются. Между прочим, вы, конечно, будете смеяться, но он так-таки еще не вернулся.
— А фот это уже лихо! Исфините за айнен каламбур, какого лешего он там так долго делает?
Дело в том, что две недели назад Леший отправился куда-то на Кавказ, навестить местного коллегу. Что-то там изобрел по части системного программного обеспечения один тамошний парень по имени Гоги Камикадзе, вот Леший и поехал посмотреть. Вы, конечно, будете смеяться, но до самых недавних пор от него — ни слуху, ни духу. Мы все, разумеется, понимаем, на Кавказе народ гостеприимный, но никак не сообщить о себе, даже письмо по сети не послать — это на Лешего было мало похоже.
