была спрятана!
- Эммануэль …
- Профессор, я очень хочу верить в то, что … то, что я сейчас сделаю, будет иметь смысл. Для дальнейшего или настоящего – неважно. Но мне правда хочется… считайте, что верить в чудо.
- Эмману…
- Сейчас, пока я буду гримироваться, мне нужно, чтобы вы рассказали о своей дочери всё, что сможете. Её привычки, хобби, мимика, слова, склад ума, речи – всё. Не упуская из вида ни одной детали. Вашу дочь перехватят по дороге, но … придётся постараться сделать так, чтобы хотя бы в первом приближении я была похожа на неё. Вам понятно?
- Слушайте, - Роман Андреевич сердитым жестом сдёрнул очки. – Хватит вмешиваться в чужую жизнь! Вы сказали, что ваша работа на патруль закончена, что вы – всего лишь ассистент научный. Так ассистируйте! И не лезьте куда вас не просят! Успокойтесь уже! А то ваш…
- Я так и сделаю. Я буду ассистировать. Но сейчас у вас два варианта, профессор, или заткнуться и делать то, что я скажу. Или потом хоронить свою дочь, зная, что она умирала очень долго и очень мучительно, чтобы вы сделали то, что от вас потребуют. Вы не выбираете между тем делать, как я скажу, или не делать. Вы сейчас выбираете будет жить ваша дочь или не будет. И, заметьте, чем больше времени вы сейчас тратите на мучительные размышления сомневаться или нет – тем меньше времени у неё остаётся. И, пожалуйста, - начала сердиться уже Эммануэль, - оставьте соплежуйство для другого раза? У меня нет времени на то, чтобы слушать ваши вопросы о том, почему я это делаю, почему это не сделает кто-то другой. Некому. Некогда. Незачем! Мне тоже незачем и некогда, но я могу это сделать и делаю. Так что хватит уже дразнить голодных акул. Отвечайте.
Конечно, Дашко мог бы возразить, что на голодную акулу очаровательная молодая женщина перед ним не тянет. Что, в конце концов, он ей не верит, не доверяет, да и почему он вообще должен слушать кого-то!
Вот только в душе сидел червячок сомнения.
Он никому не говорил о том, что у него есть ребёнок. Вообще никому. Ни коллеги, ни даже друзья не знали. Он отдал девочку из-за семейной трагедии на усыновление в семью близкого друга, а потом, когда она всё узнала, начал с ней встречаться. Время от времени, не очень часто, чтобы не привлечь внимание. Чтобы не навредить.
А тут такая уверенность, что дочь. Что… дочь. У него. Его дочь.
Вне всяких сомнений.
Сердце закололо.
Не может быть. Этого просто не могло быть. Не должно было! Не могло!!!
Но то, что «не должно было», не значило, что это действительно не произойдёт, не начнёт происходить. Никто не должен был найти его малышку, но…
Задавать вопросы? Терять время…
Да, уверенность – это хорошо. Но стоила ли его уверенность опасности для его малышки?! Нет! Нет. Определённо, нет. Ни в коем разе. Ему просто нужна была его девочка. В безопасности.
- Её зовут Марина. Она у меня… - профессор улыбнулся жалко-вымученно, через силу.
И Эммануэль ощутила слабое подобие сочувствия и сожаления, что ей пришлось немного надломать этого человека. В другое время и другое место, по другому вопросу – его принципы позволили бы ему стоять на своём до конца, до победы. Но не здесь и не сейчас.
- Я знаю, - тихо сказала она. – Я знаю, как её зовут, её рост, вес, её физические параметры, с кем она встречается, какую марку одежды носит и какой косметикой пользуется. Я знаю о её здоровье больше, чем вы, Роман Андреевич. Поэтому… Я понимаю, что вам нужно настроиться, но поймите и вы, но на это сейчас нет времени. Ни у меня, ни у вас, ни у неё. Мелочи - важнее. Мне нужны не только крупные штрихи её характера и поведения, но и те мелочи, которые хранятся в вашей памяти. Которые для вас неотъемлемая часть Марины. Её добрая улыбка, её забота, её твёрдый волевой стержень. Её слова. То, как она ведёт дело, то, что она держит в голове тысячи мелочей разом и готова работать над ними снова и снова. Мне нужно всё. Каждый штрих, который можете знать только вы. А, да, не беспокойтесь. Ваших друзей и тех, кого она называла и называет своими «родителями», уже эвакуировали, - Эми поправила волосы. – Роман Андреевич?
- Откуда вы…
Эммануэль демонстративно посмотрела на часы.
Она не хотела торопить мужчину, правда. Но три минуты порой это так мало… И сейчас надо было получить из него как можно больше. Хотя бы столько, чтобы можно было заменить одну молодую женщину, которая не должна прийти сама на такое ожидаемое свидание…
…Каждый раз Роман Андреевич выбирал для встречи с дочерью места в разных уголках Земли. Она всегда мечтала объездить весь мир, но здоровье не позволяло. Даже джамп отбирал у неё очень много сил. Поэтому сценарий их встреч был одинаков: к ней приходил высокий «проводник» с опознавательным букетом и переправлял в нужное место. Обратно её возвращал он же.
В этот раз опознавательным знаком была орхидея: ярко-алая, словно на драгоценных сколах крупного рубина играли тёмные капли крови. Их местом встречи была терраса с видом на Заброшенный город Теотиуакан.
Профессору Дашко нравилось, как меняется взгляд его дочери, как она смеётся, когда он рассказывает ей что-то интересное, как доверчиво жмурится, как котёнок, когда он протягивает ей коробочку с сувениром из очередной страны.
И он рад был бы встречаться с ней почаще, показать ей лично все самые интересные и яркие места мира, но…
Джамп.
Джамп привёл к тому, что обычные средства передвижения стали не просто данью моде или развлечениями очень богатых пижонов. Это были зачастую средства ещё и очень-очень недоступные для простых смертных.
А ещё мало кто знал, что джамп сам по себе тоже требует сил. Не только, чтобы переместиться без векторизатора, но и даже на то, чтобы быть пассажиром при перемещении. Марина могла без вреда для собственного здоровья пользоваться на дальние расстояния векторизатором только раз в квартал. И именно раз в квартал Роман Андреевич назначал встречу с прекрасной дочерью.
Естественно, и речи быть не могло о том, чтобы она назвала его «папа». У неё была другая семья. Женщина, которую она называла «мама», и в её руках она пряталась от всех бед, горечи и разочарования.
