Действительно, после того как карета развернулась, она, стало быть, поехала в обратном направлении, то есть от Кур-ла-Рен в сторону набережной Конферанс. Свернув налево, она вернулась на то место, с которого началось путешествие, и поехала прежним маршрутом, а затем пересекла мост Людовика XVI.
Когда экипаж замедлил ход, г-н Жакаль понял, что они едут по мосту.
Карета свернула налево и поехала по набережной Орсе.
Там г-н Жакаль еще узнавал дорогу. Он догадался, судя по свежести, исходившей от воды, что они следуют вдоль реки.
Когда экипаж свернул вправо, г-н Жакаль понял, что они на Паромной улице, потом — снова направо: никаких сомнений, что это Университетская улица.
Карета покатила вверх по улице Бельшасс, потом свернула на улицу Гренель, затем снова поехала вниз к Университетской, и дальше — все прямо.
Господин Жакаль почувствовал, что начинает сбиваться.
Но когда они оказались на бульваре Инвалидов, на него снова пахнуло влажным воздухом, как только что с Сены. Этот воздух исходил с покрытых росой деревьев. Он решил, что они либо вернулись к реке, либо едут вдоль бульвара.
Карета катила некоторое время не по булыжной мостовой, что заставило его остановиться на втором предположении.
Несомненно, они следовали по бульвару.
Коляска по-прежнему мчалась со скоростью не меньше четырех льё в час.
Поднявшись к улице Вожирар, экипаж остановился.
— Мы приехали? — спросил г-н Жакаль; путешествие, как ему казалось, несколько затянулось.
— Нет, — коротко отвечал его сосед.
— Не сочтите за любопытство: а долго ли нам еще ехать? — поинтересовался начальник полиции.
— Да, — ответил сосед все с той же лаконичностью, которой позавидовал бы любой спартанец.
— Надеюсь, вы позволите мне, сударь, воспользоваться остановкой и взять щепоть табаку? — спросил г-н Жакаль то ли потому, что действительно нуждался в понюшке, то ли надеясь заставить спутника разговориться, чтобы по голосу и манере выражаться определить, с какими людьми имеет дело.
— Пожалуйста, сударь, — разрешил спутник г-на Жакаля. — Но прежде позвольте мне забрать оружие, которое лежит в правом кармане вашего пальто.
— А-а!
— Да, пару карманных пистолетов и кинжал.
— Сударь, вы знаете о содержимом моих карманов, будто обшарили их. Освободите мне, пожалуйста, руку, и я сдам оружие.
— Ни к чему, сударь: с вашего позволения я заберу его сам. Я не сделал этого раньше только потому, что, пообещав убить вас при первом же движении, хотел посмотреть, как вы отнесетесь к моим словам.
Незнакомец обыскал г-на Жакаля и забрал оружие, переложив его в карман своего редингота.
— А теперь, — обратился он к г-ну Жакалю, — я освобожу вам руки. Только лучше без глупостей, уж вы мне поверьте.
— Вы очень любезны, благодарю вас, — с изысканной вежливостью проговорил г-н Жакаль. — Поверьте, что, если мне представится случай в подобной ситуации оказать вам такую же услугу, я не забуду маленькой радости, которую вы мне доставили.
— Такой случай не представится, — возразил незнакомец. — И не надейтесь!
Господин Жакаль, потянувшийся было за табаком, замер при этих словах, так отчетливо обрисовавших его положение.
«Дьявольщина! — с чувством выругался он про себя. — Шутка зашла, кажется, дальше, чем я предполагал. Но кому вздумалось со мной шутить? У меня нет врагов, если не считать подчиненных. Однако никто из них не осмелился бы устраивать мне ловушку. Все эти люди сильны и смелы, когда они действуют сообща и под присмотром хозяина, а поодиночке глупы и трусливы. Во Франции есть только два человека, способных помериться со мной силами: Сальватор и префект полиции. Префекту я нужен в любое время, но особенно на время выборов; значит, он вряд ли заставит меня бесцельно кататься по улицам от полуночи до часу ночи. Раз это не префект, остается Сальватор. Ох, этот негодяй Жерар! Именно он втянул меня в это осиное гнездо! Из-за его подлости, трусости, оплошности я страдаю! Если я выпутаюсь, он за все мне ответит! Будь он в Мономотапе, я и там настигну этого висельника! Однако что задумал Сальватор? Как мое похищение или исчезновение могут помочь спасти Сарранти? Ведь именно с этой целью его друзья устроили мне прогулку в столь поздний час, хотя… Ах, я дурак! Ну, конечно! Он предвидел, что я прикажу его арестовать, и сказал своим друзьям: “Если в такое-то время я не выйду, значит, меня арестовали. Хватайте г-на Жакаля: он будет заложником”. Да, черт побери, все так и есть!»
Господин Жакаль так обрадовался своей сообразительности, что потер руки, будто сидел в своем кабинете и только что со свойственной ему ловкостью обделал удачное дельце.
Господин Жакаль был по натуре артист; он занимался искусством ради искусства.
Вдруг что-то тяжелое со стуком упало на крышу кареты, и г-н Жакаль вздрогнул от неожиданности.
— О-о! Что это? — спросил он спутника.
— Ничего! — все так же кратко ответил тот.
И коляска покатила с невероятной скоростью, словно лишний вес должен был, вопреки всем законам динамики, облегчить ее (г-ну Жакалю могло бы показаться, что он едет по железной дороге, если бы железные дороги существовали в описываемую эпоху).
— Странно! Очень странно! — пробормотал г-н Жакаль, втягивая одну за другой две огромные понюшки табаку. — Карета, и так довольно тяжелая, судя по грохоту колес, едет еще быстрее, чем до того как ее нагрузили! Речная свежесть, а, с другой стороны, экипаж катится легко, будто женщина ступает по траве… Странно! Более чем странно!.. Очевидно, мы в открытом поле… Но в какой стороне? На севере, юге, востоке, западе?
Господин Жакаль очень надеялся отомстить за свое похищение, а потому направление интересовало его в эту минуту в тысячу раз больше, чем конечная цель путешествия. Его возбуждение достигло крайних пределов, и страстное желание, а главное — любопытство стали нестерпимыми: он забыл о предупреждении спутника и поднес левую руку к повязке на лице. Однако сосед не спускал с него глаз: сейчас же щелкнул затвор пистолета, г-н Жакаль торопливо опустил руку, и, притворившись, что ничего не слышал, самым естественным тоном спросил:
— Сударь! Не откажите еще в одной услуге: я буквально задыхаюсь. Ради Бога, позвольте мне глотнуть воздуху!
— Нет ничего проще! — заметил незнакомец, открывая справа от себя окно. — Только из-за вас и ехали с одним отворенным окошком, опасаясь сквозняков.
— Вы неслыханно добры, — поспешил сказать г-н Жакаль, съежившись под порывом холодного ночного воздуха. — Однако мне бы не хотелось злоупотреблять вашей любезностью. Я боюсь, что этот сквозняк — а я действительно ощущаю сквозняк! — может быть вам вреден или даже просто неприятен, и умоляю не принимать мою просьбу всерьез.
