— Вы неслыханно добры, — поспешил сказать г-н Жакаль, съежившись под порывом холодного ночного воздуха. — Однако мне бы не хотелось злоупотреблять вашей любезностью. Я боюсь, что этот сквозняк — а я действительно ощущаю сквозняк! — может быть вам вреден или даже просто неприятен, и умоляю не принимать мою просьбу всерьез.
— Отчего же, сударь, — возразил незнакомец. — Вы пожелали, чтобы я открыл это окно: оно останется открытым.
— Тысячу раз вам благодарен, сударь, — отозвался г-н Жакаль, не пытаясь продолжить разговор, который, по-видимому, его спутник поддерживал с большой неохотой.
Полицейский опять погрузился в размышления.
«Да, — думал он, — это рука Сальватора. Глупо было бы в этом сомневаться. Люди, с которыми я сейчас имею дело, не похожи на остальных. Они выражаются вежливо, хотя и немногословны. Внешне у них приятные манеры, но, кажется, настроены они весьма решительно и далеко не по-христиански. Итак, похищением я обязан Сальватору. Да, я был прав: он предвидел, что его могут арестовать. Какая жалость, что такой ловкий человек до такой степени честен! Этот чудак знает чуть ли не весь Париж, да что там Париж — всю Францию, не говоря уже о карбонариях Италии и иллюминатах Германии. Настоящий дьявол! Надо было обращаться с ним поосторожнее. Он же дал мне понять, перед тем как уйти: «Вы знаете, что будет с тем, кто прикажет меня арестовать». Да, я был предупрежден, ничего не скажешь! Проклятый Сальватор! Чертов Жерар!»
Вдруг г-н Жакаль радостно вскрикнул.
Его осенило, и как он ни умел владеть собой, он не сдержался.
— Ах! — вырвалось у него.
— Что еще? — спросил сосед.
Господин Жакаль решил извлечь пользу из собственной неосторожности.
— Сударь! — сказал он. — Я вспомнил об одном весьма важном деле. Вы же, очевидно, не хотите, чтобы наша весьма приятная для меня прогулка привела к печальному результату для третьего лица. Вообразите, сударь, что перед отъездом я приказал задержать на всякий случай, так, из осторожности, прекрасного молодого человека. Я рассчитывал освободить его через два часа, то есть по возвращении из Сен-Клу. Ведь я ехал в Сен-Клу, когда вы оказали мне честь своим появлением и изменили мой маршрут. Было бы неплохо, если бы я вернулся через час в префектуру полиции. Скажите, сударь, это возможно?
— Нет, — все так же лаконично отозвался незнакомец.
— Как видите, мое путешествие может иметь серьезные и нежелательные последствия — иными словами, задержит под стражей невиновного дольше, чем я того хотел. Позвольте, сударь, я при вас напишу приказ, который мой кучер отвезет в префектуру, и господин Сальватор будет немедленно освобожден.
Господин Жакаль нарочно упомянул о нашем друге в самом конце своей речи, потому что, выражаясь языком театра, приберегал эффект. Он понял, что попал в точку: при имени Сальватора его сосед невольно вздрогнул.
— Стой! — крикнул он кучеру или, вернее, тому, кто исполнял его обязанности.
Карета резко остановилась.
— Нет ничего проще: я при свете луны черкну несколько слов в своей записной книжке, — небрежно продолжал г-н Жакаль.
Словно уже получив разрешение, г-н Жакаль поднес руку к повязке на глазах, однако спутник его остановил.
— Не надо самостоятельности, сударь. Мы сами решим, как все будет происходить.
Закрыв окна, незнакомец для большей верности тщательно задернул красные шелковые занавески, не позволяющие ни заглянуть в карету, ни увидеть что-нибудь из нее. Затем он вынул из кармана небольшой потайной фонарик и зажег его при помощи фосфорной зажигалки.
Господин Жакаль услышал, как затрещала, разгораясь, спичка, и почувствовал в воздухе резкий запах фосфора.
«Кажется, мои спутники ни за что не хотят, чтобы я видел, где нахожусь. Это сильные люди. С такими приятно иметь дело!» — отметил он про себя.
— Сударь! — обратился к нему спутник. — Теперь вы можете снять повязку.
Господин Жакаль упрашивать себя не заставил. Он неспешно, как человек, которому некуда торопиться, удалил препятствие, которое, как Фортуна или Любовь, делало его на время слепым.
Ему показалось, что он находится в герметично закрытой коробке.
Он понял, что не имеет смысла пытаться выглянуть наружу; немедленно смирившись, как свойственно всем решительным людям, он вынул из кармана записную книжку и написал:
«Приказываю господину Канле, дежурному по полицейскому участку Сен-Мартен, немедленно освободить господина Сальватора».
Он поставил дату и подпись.
— Не угодно ли вам будет передать этот приказ с моим кучером? — предложил он. — Это достойнейший и милейший человек, привыкший к моим филантропическим поступкам. Он без промедления исполнит мое поручение.
— Сударь! — со своей неизменной вежливостью отвечал спутник г-на Жакаля. — Надеюсь, вы не станете возражать, если мы прибегнем к услугам вашего кучера в другой раз. Для такого рода поручений у нас имеются люди, которые стоят дороже всех кучеров, вместе взятых.
Незнакомец погасил фонарь, с чрезвычайной ловкостью снова надел г-ну Жакалю повязку на глаза, еще раз приказал ему не двигаться, потом отворил дверцу и кого-то позвал.
Он произнес какое-то необычное имя.
Господин Жакаль почувствовал, как один из двоих людей, стоявших на запятках, оставил свой пост. Он услышал, как кто-то подошел к дверце и заговорил на благозвучном, мелодичном и нежном наречии. Хотя г-н Жакаль знал чуть не все языки мира, он не понял ни слова. Разговор продолжался всего несколько секунд, после чего сосед г-на Жакаля вручил подошедшему письменный приказ, дверца захлопнулась, и прозвучали два английских слова: «All right!», означающие на нашем языке не что иное, как «Все в порядке, действуйте!».
Убежденный в том, что все действительно в порядке, как сказал сосед г-на Жакаля, кучер снова хлестнул лошадей, и они помчались прежним галопом.
Не проехала карета и пяти минут, как опять что-то свалилось на нее сверху, так что она покачнулась, но особым образом. У г-на Жакаля были, как обычно, обострены все чувства: по стуку на крыше он определил, что упал не короткий, как в прошлый раз, а длинный предмет, притом деревянный.
«В первый раз сбросили, как видно, моток веревки, — подумал г-н Жакаль, — а сейчас похоже на лестницу. Очевидно, мы будем спускаться и подниматься. Решительно, я имею дело с предусмотрительными людьми».
Как и в первый раз, карета, вопреки законам динамики, покатила вдвое быстрее.
«Наверное, эти молодчики открыли новую движущую силу, — решил про себя г-н Жакаль. — Напрасно они набрасываются на путешественников. Они могли бы разбогатеть на своем изобретении… А на каком, черт возьми, языке говорил только что мой сосед? Это не английский, не итальянский, не испанский, не немецкий. Не похож он ни на венгерский, ни на польский, ни на русский: в славянских языках больше согласных, чем я слышал в его речи. И на арабский он не похож: в арабском есть гортанные звуки, их ни с чем не спутаешь. Должно быть, это турецкий, персидский или хинди. Я склоняюсь к последнему».
