Маг заперся в своих покоях на несколько часов. Он был в серьезном затруднении. Являясь, по существу, онгоном, он был практически неуязвим, очень силен и физически, и с точки зрения магии и по сравнению с людьми — почти бессмертен. Но он не мог постичь человеческую логику, а пуще того — движения души. Его господин в этом помочь не мог, потому что светлая сторона духа, которая неизменно присутствует у любого живого существа, приводила Мелькарта, равно как и его слуг, в полное замешательство.
Можно было предвидеть, как поведет себя подлец и предатель и что ему предложить, чтобы он повел себя именно так, а не иначе. Можно было высчитать, какую сумму предложить скупцу, чтобы свет померк в его глазах, что сказать ревнивцу и чем испугать того же понтифика. А вот угадать, что способна совершить мать, спасая свое дитя; предположить, на что пойдет жена ради любимого мужа, и просто понять, как поведет себя порядочный, честный и добрый человек, — это было недоступно порождению Мелькарта. И поэтому он ломал голову над следующим ходом Каэтаны. Но судьба бывает благосклонна абсолютно ко всем — она ценит равноправие. И потому онгона осенило:
— Она должна просить кого‑нибудь провести ее галеру через протоки к морю. Конечно, контрабандисты!
И в дополнение к приказу всем таможенным службам, всем портам и всем воинским отрядам искать принцессу Коттравей, тот, кто называл себя Корс Торуном, повелел вызвать к нему главу контрабандистов Хадрамаута.
Странная это была организация. Официально в Хадрамауте контрабанды не существовало — с ней было покончено давно и навсегда. Неофициально — нуждающиеся могли всегда добиться встречи с главным действующим лицом, неким господином Цоцихой, который был известен всем как порядочный гражданин Хадрамаута, нотариус и владелец двух или трех добротных кораблей, прекрасный семьянин и любитель рыбной ловли.
Господин Цоциха был также обладателем такой необычной физиономии, что уже она одна могла считаться особой приметой. Огненно‑рыжий, с оттопыренными ушами, маленькими глазками‑бусинками и пышными рыжими усами, он был похож на хитрющего жука, чем очень сильно гордился. Он вообще умел гордиться собой основательно и со вкусом. Дело свое (имеется в виду контрабанда) он любил и проворачивал свои операции с таким виртуозным мастерством, что многие официальные лица восхищались им и не сильно старались ущучить. Им от его деятельности жить было не хуже, а лучше.
В Хадрамауте практически все искренне считали, что если заморские товары покупать у тех, кто не платит пошлину за ввоз, то от понтифика не убудет, а горожанам прибудет. Так что господина Цоциху скорее почитали спасителем отечества, а не злобным разбойником. Именно к нему и обратился по старой памяти капитан Лоой. Именно ему предстояло говорить с верховным магом Корс Торуном о требовании властей немедленно выдать им принцессу Коттравей, буде таковая попросит помощи у братства контрабандистов.
Господин Цоциха Корс Торуна не переваривал, как иные не могут переварить неспелые груши или тухлое мясо. Однако с человеком такого могущества и такой репутации не спорят даже вяло‑вяло. И не сопротивляются. А только кивают, соглашаются и кланяются. Низко. Очень низко. Что, впрочем, не означает ни смирения, ни готовности предать.
Не в первый раз господин Цоциха приносил клятву верности понтифику и обещал за здорово живешь продать беглых преступников, как только те попадутся на глаза ему или его людям. И не в первый раз он эту клятву нет, не нарушал, а обходил десятой дорогой, оставляя ее стоять в стороне столбом. Получив от Корс Торуна мешок угроз и мешочек с золотыми монетами, господин Цоциха со всех ног помчался на встречу с капитаном Лооем. Он едва‑едва успевал оторваться от слежки. Благо что слуги мага были хоть и чародеями, но законченными дураками. Им ли догнать и обхитрить того, кто вырос на этих улицах!.. Стоит упомянуть о том, что контрабандист получил, кроме денег, еще одну вещь, простенькую и никчемную. Осколок камешка на простой бечевке. Но господин Цоциха хорошо знал цену этим кажущимся безделицам и отнесся к просьбе вручить ее принцессе Коттравей очень серьезно. Поскольку за это была назначена отдельная награда, превосходящая все границы допустимого, он дал себе слово никому не портить жизнь.
— Капитан! — молвил контрабандист, как только Лоой появился в его кабинете. — Вынужден вам сообщить, что за голову некой принцессы Коттравей назначена внушительная награда. А за ослушание на предмет добывания этой самой головы — такая серьезная кара, что поневоле начинаешь склоняться к мысли, что убийство — это детская забава по сравнению с сомнительной честью родиться принцессой Коттравей. Вы меня слушаете, капитан?
— Да‑да, — рассеянно отвечал Лоой.
— Вас это не касается, но интересно, правда? Та вот, меня заставили принести клятву с какими‑то магическими штучками в придачу, и не кто‑нибудь, а сам Корс Торун, — заметьте, какая честь, чтобы я не смог клятву не сдержать. То есть он уверен, что мои глупые ноги сами поведут мою умную голову выдавать властям несчастную принцессу, как только я узнаю, где она. Представляете, какие глупцы?
— А что же вы можете сделать? — спросил капитан, надежды которого таяли, как снег.
— Вы знаете меня, Лоой, вот уж лет пятнадцать. И я вас знаю лет двадцать (господин Цоциха не ошибался. Он пять лет приглядывался к Лоою, прежде чем завязать знакомство. Время было своеобразным вступительным взносом в этом братстве). Вы можете представить, чтобы я нарушил слово (слово, а не клятву!) и выдал своего друга? Или друга моего друга?
— Нет, — честно ответил Лоой. Он уже понимал, к чему клонит контрабандист.
— Вот вы пришли ко мне. И вы пришли ко мне со сходной проблемой. Заметьте, ко мне с другими не ходят, — развел руками рыжий человечек. — Допустим, это не кто‑нибудь, но именно, вы просите за принцессу Коттравей. Что же нам делать? Мы в замешательстве. Мы оба прекрасно знаем, что без помощи братства мышь, простите, рыба не проскользнет мимо таможни и войск. Мы также знаем, что я должен выдать бедняжку. Но мы не симпатизируем правительству, и Корс Торуну в частности. И тогда мы договариваемся, как два старых друга: почему бы принцессе Коттравей не путешествовать дальше под другим именем? Хотя бы на то время, пока она будет находиться в моем обществе. Ведь это так романтично…
— Гениальная идея, — сказал оживившийся капитан. — На что нам принцесса Коттравей? У нас свои дела. Мне действительно нужно провести свой новый корабль мимо таможни. И у меня там целая куча народу, а корабль очень приметный. Когда я покупал его, то не знал, что будет объявлен розыск… — Он замялся.
— Таких нестандартных и заметных кораблей. Да еще с пассажирами на борту, — выручил его господин Цоциха.
— Вот именно.
— Дело поправимо. Мы встретимся завтра, на рассвете, у третьего моста от второго острова Сна.
— Хорошо, — кивнул капитан.
* * *
— И вот, — сказал Лоой, — мы вынуждены довериться ему. Или придется уходить с боем, а нам это совершенно не нужно.
— Ты уверен, что это надежно? — спросил Куланн.
— Слово Цоцихи стоит большего, чем бумага понтифика, скрепленная двумя‑тремя печатями.
— Но бумага понтифика вообще ничего не стоит, — вставил слово Морской эльф. — Нетрудно стоить больше.
— Это тоже правда, — согласился Лоой. — Так что же делать? Без него мы не справимся.
— Я могу кое‑что предложить, — сказала Каэ. — Это действенно и просто, если вы только не станете меня отговаривать. Пусть Мердок поведет меня к этому вашему Цоцихе. А я посмотрю на него. Я смогу определить, врет он или говорит правду. Если он лжет, его придется убить, но тут я бессильна. Мы не можем оставлять такого свидетеля. А если он говорит правду и действительно готов помогать нам, а не Корс Торуну, доверим ему и корабль, и собственные жизни.
— Справедливо, — неожиданно согласился Куланн. — Только сангасои должны находиться поблизости, в укрытии.
— Согласна, — сказала она.
Через полчаса оживленных дебатов постановили, что на свидание к контрабандисту пойдут Каэ, Лоой и Мердок ап‑Фейдли. Остальные же будут рассредоточены на этой улице на случай внезапного столкновения с членами братства. Это было опасно, но другого выхода никто не видел.
— Есть еще одна новость, до невозможности неприятная, — заметил капитан, когда первая проблема была решена. — Говорят, что Йа Тайбрайя разбушевался. Порт Уатах разрушен до основания, если верить последним городским сплетням. Утверждают, что зверь то и дело появляется в прибрежных водах, будто кого‑то ждет.
— Ничего не понимаю, — заметил Номмо. — Я‑то всегда был уверен, что Йа Тайбрайя спит себе глубоким сном и, вообще, он наполовину легенда.
— Никто ничего не понимает. — Лоой так виновато развел руками, как будто это он растолкал мирно спящего монстра и теперь сокрушается, что все так нехорошо получилось.
