— Не важно, продолжай.
— Напротив, очень важно. Видишь ли, в этой истории столько темных пятен, что поневоле начнешь задумываться, а так ли правы древние книги? Что случилось с рыцарями храма Нуш‑и‑Джан? Они считались непобедимыми, успешно боролись против темных сил. Они пережили даже Первую войну, об этом можно судить по тому, что именно им отдали на сохранение камень от перстня Джаганнатхи. Еще в то время хассасины представляли собой грозную силу. И вдруг все закончилось. Внезапно, сразу. В Эль‑Хассасине вспыхнула гражданская война, и государство распалось на несколько более мелких княжеств и королевств. От былой славы и величия не осталось и следа.
Сейчас в мире есть два храма Нуш‑и‑Джан: древнейший и тот, что воздвигли после войны в Эль‑Хассасине. Но тебя интересует храм, который находится на территории Хартума, в Лунных горах.
— Что же тебя беспокоит? — спросила Каэтана. Ей был интересен сам рассказ, но она не понимала, что не дает покоя Мердоку ап‑Фейдли. Мало ли стран пережили гражданские войны и катастрофы? Мир неудержимо менялся, время текло, как река. А ни в одну реку нельзя войти дважды — это истина.
— Сам не знаю, — признался эльф. — Вот рассказываю тебе и слышу себя со стороны: обычная история, не слишком занимательная, не слишком оригинальная. Было могучее государство, и не стало его. Был орден рыцарей‑хассасинов и теперь, наверное, есть, только от былой славы — одни воспоминания. Кто‑то из них и по сей день хранит талисман. А может, они не знают, что он находится в храме? Может, храм и вовсе пуст? Как тогда?
— А что толку заранее волноваться? Прибудем на Иману, доберемся до храма, а там посмотрим.
— Мне кажется, что я слышал легенду о том, что хассасины восстали против собственного бога, но ведь это маловероятно… — задумчиво произнес эльф.
— Так что же ты все‑таки хотел мне сказать?
Мердок ап‑Фейдли отвел глаза, затем решился и произнес:
— Если бы я умолчал об этом, ты бы мне не простила. Хранитель Вещи обязан держать ее при себе до той минуты, пока не найдут камень, иначе талисман потеряет свою силу. Он не имеет права никому отдавать Вещь, даже на время. А когда талисман восстанет в своем первоначальном виде, двое хранителей — перстня и камня — уходят, отдавая им свою силу, чтобы пробудить перстень Джаганнатхи к жизни. — Эльф мягко взглянул в глаза Каэтане:
— Рогмо должен будет умереть. Перстень потребует этого.
* * *
… А потом они вышли в открытое море. Будто «Астерион» растворился в пространстве Хадрамаута и материализовался уже в Спящем проливе — вот каково было умение господина Цоцихи. Он не только провел корабль одному ему известным водным путем, он еще и на таможне, последней перед выходом в Коралловое море, которую обойти было невозможно, проявился во всей своей красе и блеске. Поговорил о чем‑то с начальником этого почтенного ведомства; в результате этих переговоров увесистый мешочек со значительным эквивалентом безмерной признательности перекочевал в широкие карманы официального лица. Благодаря этой манипуляции «Астерион» без проволочек покинул гостеприимную территорию порта Хаор, а приказ понтифика о поимке принцессы Коттравей так и остался лежать в ящике стола.
— Неужели он ничего не заподозрил? — с восхищением спросила Каэ, когда Цоциха описывал ей в лицах разговор, который состоялся у него с таможенником.
— Может, и заподозрил. Потому что даже спросил меня, не встречал ли я принцессу Коттравей и не видел ли галеру «Крылья Сурхака».
— И как? — спросил Номмо.
— Прекрасно. Я произнес клятву, что принцесса Коттравей ко мне за помощью не обращалась и ее я не встречал никогда. И заклинание Корс Торуна не подействовало.
— Но ведь тебя же могло… — Барнаба задохнулся от ужаса, не договорив фразу до конца.
— Ничего бы не было, — отмахнулся контрабандист. — Проще простого: госпожа Каэтана не принцесса Коттравей и, значит, я не лгу, когда произношу эту клятву. А галеру я видел, и врать об этом не стал. Но они же не приказывали мне не лгать, когда спросили, куда она направлялась. И я сказал, что в Аллаэллу.
— И поверили?
— Конечно. А почему бы и нет? Я дал достаточно много денег, чтобы вызвать доверие. Ну а мой корабль, груженный товарами и с капризными пассажирами, которые не хотят торчать в порту пару дней, пока до них дойдет очередь, никого не заинтересовал.
— Великолепно! — одобрил Рогмо. — Мастерская работа.
— Опыт, большой опыт, — скромно ответил господин Цоциха. — А теперь я вынужден попрощаться с вами — дела ждут.
Перед тем как спуститься в ожидавшую его шлюпку, которая должна была доставить контрабандиста на берег, господин Цоциха зашел попрощаться с Богиней Истины.
— Я был безмерно счастлив, госпожа, помочь вам. Жаль только, что никогда не попаду в Сонандан, не побываю в Храме Истины. Может, там мне что‑нибудь такое бы сказали… Но не судьба.
Он старался выглядеть беззаботным и веселым, но грустные глаза не позволяли поверить его ребяческому притворству.
Каэ полезла в ящик столика, где лежала шкатулка преподнесенная на прощание правителем Сонандана. В ней было несколько камешков из Храма Истины и она часто прикасалась к ним, набираясь сил и тепла. Камешки эти жили собственной жизнью, как впрочем, и весь храм, который являлся не простым строением, а непостижимым существом, одушевленным и разумным.
— Вот, возьмите. Это оттуда. Надеюсь, они принесут вам счастье.
Господин Цоциха порывисто схватил шкатулку, склонился перед Каэтаной в низком поклоне и убежал, не оставив ни ей, ни себе возможности сказать что‑либо еще. Когда Каэ вышла на палубу, шлюпка с четырьмя гребцами и пассажиром — огненно‑рыжим и усатым — уже отчалила от борта «Астериона» и быстро продвигалась по направлению к порту Хаор.
— Удивительно, — сказал капитан Лоой за плечом у Каэ, — господин Цоциха — человек во всех отношениях порядочный, но до сегодняшнего дня я не считал его бескорыстным. Вы знаете, что он не взял тех денег, которые я обещал ему заплатить?
* * *
На довольно большом расстоянии от берегов Хадрамаута высится в Коралловом море голый, скалистый островок. Он абсолютно ничем не примечателен — нет здесь ни растительности, ни животных. И только морские птицы прилетают сюда, чтобы вывести птенцов в безопасном месте. В это время островок, уныло торчащий из воды, наполнен шумом, гамом, хлопаньем крыльев, а в остальное время тишину здесь нарушает только плеск волн да завывания ветра в трещинах и расселинах.
«Астерион» на всех парусах шел к проливу Удевалла, чтобы пройти по нему в океан Локоджа. Однако корабль не миновал и трети расстояния, когда Морской эльф поспешно поднялся на капитанский мостик и заявил, что ему необходимо срочно поговорить с Лооем.
— Я к вашим услугам, ваша милость, — отвечал капитан, который, как и большинство людей, сильно робел при виде статного, царственного эльфа.
— Капитан, мне не хотелось бы пугать вас раньше времени, но я чувствую приближение Йа Тайбрайя.
— И что же? — спросил Лоой, не надеясь, впрочем, услышать толковый ответ.
— В нескольких милях восточное есть крохотный клочок суши. Нам необходимо попасть туда до того, как мы встретимся с пробудившимся.
— Вы думаете, нам это поможет? — горько спросил капитан. — Он от Уатаха не оставил камня на камне. Я знаю островок, о котором вы говорите. Йа Тайбрайя раздавит его и не заметит.
— Заметит, — сказал Мердок ап‑Фейдли. — Обещаю вам. И прошу вас поторопиться, капитан. Это наш единственный шанс уцелеть и единственный шанс для меня выполнить то, что я обещал госпоже Каэтане,
— Хорошо, — ответил капитан, — выбирать не приходится.
В каюте, где Каэтана играла с Рогмо и Магнусом в карты, а Барнаба отчаянно жульничал, никто об этом разговоре не узнал. Но зато все почувствовали, что корабль сворачивает с курса.
— Странно, — заметил Магнус. — Что это пришло в голову нашим морякам? Нам ведь не нужно на восток. Нам нужно прямо и прямо, до самого конца.
— Может, что‑нибудь пытаемся обойти, — неуверенно предположил Номмо.
Альв не играл со всеми, но предпочитал находиться в компании.
— А что, скажи на милость, можно пытаться обойти в открытом море? — поинтересовался Рогмо.
— Я знаю что, — сказал Барнаба, — Йа Тайбрайя.
* * *
Древний зверь был настолько прекрасен, что все на миг забыли о грозящей им неминуемой гибели, о страхе, который должны были бы испытывать перед этим чудовищем, о цели своего пути. Йа Тайбрайя вынырнул из пучины через несколько минут после того, как «Астерион» встал на якорь с подветренной стороны острова и люди высадились на это скопление скал, откуда мгновенно сорвались в лазоревое небо снежные хлопья — вспугнутые ими морские птицы с отчаянными криками кружили над покинутыми гнездами.
