Поле боя перешло в полное распоряжение терракотовых воинов. Они праздновали победу самими разнообразными способами. Кто-то бродил кругами, тараня грудью глубокую грязь, как будто это была не грязь вовсе, а просто очень грязный воздух. Другие рыли окопы, стены которых тут же размывал ливень, в результате чего грязь лилась прямо на головы воинов, но те не обращали на это ровно никакого внимания. Третьи карабкались на несуществующие стены. Несколько воинов (вероятно, в результате чрезмерного напряжения, да и несколько тысячелетий без техосмотра не прошли даром) самопроизвольно взорвались дождём синих искр. Раскалённая докрасна глиняная шрапнель стала главной причиной смертности в рядах противника.
И всё это время лил дождь. Непроницаемая стена воды. Это выглядело неестественно. Как будто море решило захватить землю воздушным десантом.
* * *
Ринсвинд закрыл глаза. Он был с головы ног перемазан грязью и уже не мог разобрать, что нарисовано на картинках. В некотором роде он испытывал облегчение, поскольку действовал большей частью наугад. К примеру, можно было видеть то, что видит любой воин, — по крайней мере, вы могли это увидеть, если бы знали, чти означают некоторые из самых чудных картинок и умели нажимать их в нужном порядке. Ринсвинд этого не знал и не умел. Кроме того, создатель волшебных доспехов даже не предполал, что его изобретение будут использовать по колено в грязи и стоя под настоящим водопадом. Время от времени что-то угрожающе шипело. Один башмак начал нагреваться.
А начало было такое хорошее! Однако потом в свои права вступил так называемый «фактор Ринсвинда». Наверное, будь на его месте какой-нибудь другой волшебник, его армия гордо промаршировала бы прочь с поля битвы, и никакой дождь им бы не помешал, и шагали бы его солдаты парадом по улицам Гункунга, а девушки засыпали бы их цветами и кричали: «Вот он, Великий Волшебник! Это действительно он, тут не может быть никакой ошибки!»
Этот другой волшебник нажал бы на правильную картинку и не отправил бы солдат рыть бесполезные окопы.
Ринсвинд поймал себя на том, что тонет в жалости к себе. И, что более актуально, тонет в грязи. Причем тонет в буквальном смысле этого слова. Попытка вытянуть одну ногу из грязи не увенчалась успехом, вторая нога тем временем погрузилась ещё глубже, да и башмак раскалился ещё больше.
Неподалеку в землю ударила молния. Ринсвинд услышал шипение, увидел клуб пара, почувствовал электрическое покалывание и ощутил на языке привкус плавящейся жести.
Следующий удар попал в воина. Его торс взорвался и осыпался липким чёрным дёгтем. Ноги воина сделали ещё несколько шагов и только потом остановились.
Мимо неслись потоки воды густо-красного цвета. Гунг вышел из берегов. А грязь, как дырявый зуб, всё глубже и глубже засасывала ноги Ринсвинда.
Что-то, яростно вертясь в грязной воде, пронеслось мимо. Похоже на клочок бумажки.
Чуть посомневавшись, Ринсвинд выбросил вперед руку в рукавице и сгреб бумажку.
Это, как и следовало ожидать, оказалась бабочка.
— Спасибо, — горько сказал он.
Сквозь пальцы лилась вода.
Полусогнув ладонь, он вздохнул и, действуя как можно осторожнее, пересадил бабочку на палец другой руки. Мокрые крылышки существа обвисли.
Прикрыв бабочку рукой, он несколько раз дунул на её крылья.
— Ну давай, лети.
Бабочка повернулась. Фасеточные глаза на миг блеснули зелёным. Она в порядке эксперимента пару раз взмахнула крылышками.
Дождь вдруг прекратился.
Зато пошёл снег, но только над Ринсвиндом.
— О да, — сказал Ринсвинд. — Само собой. Я так тебе благодарен.
Жизнь, слышал он, она, как птица. Вылетает из мрака, пересекает заполненный народом зал, а потом опять в окно и в бесконечную ночь. В случае с Ринсвиндом она по пути ухитрилась уронить кое-что прямо ему в тарелку.
А затем снег тоже прекратился. Облака с поразительной скоростью потянулись к горизонту. Купол неба очистился. Хлынул солнечный свет, от которого грязь на глазах пошла паром.
— Так вот ты где! А мы тебя ищем повсюду!
Ринсвинд сделал попытку повернуться, но из-за грязи ничего не получилось.
Послышался шлепок, как будто от удара доской по липкой поверхности.
— Ему на голову падает снег? Жарким днем? Я ведь говорил, это точно он.
Шлёпнула ещё одна доска. Со шлёма сошла небольшая снежная лавина и скользнула Ринсвинду за шиворот.
Ещё один шлепок, и доска хлопнулась в грязь прямо рядом с ним.
— Это я, Двацветок. Как ты, дружище?
— По-моему, моя нога медленно, но верно поджаривается. Если не считать этого, то счастливее меня не бывает.
— Когда я увидел эти шарады, то сразу понял, что это ты, — Двацветок подхватил волшебника под руки и принялся тянуть.
— Ты узнал слог «вид»? — спросил Ринсвинд. — С этим дистанционным управлением очень трудно было его изобразить.
— О, до этого никто из нас не додумался, — ответил Двацветок. — Но когда солдат изобразил «очёрточёрточёрточёртясейчасумру», это мы всё угадали. С первой же попытки. Очень изобретательно с твоей стороны. Э-э. Ты вроде совсем завяз.
— Это всё из-за волшебных башмаков.
— А ты не мог бы как-нибудь из них вывернуться? А то эта грязь сохнет, как… как терракота на солнце. Потом можно будет послать кого-нибудь, чтобы их выкопали.
Ринсвинд попытался шевельнуть ногами. Грязь пузырчато возмутилась и издала приглушённый всхлюп. Ринсвинд почувствовал, что ноги его освободились.
Наконец, приложив ещё немало усилий, он выбрался на доску.
— Мне очень жаль, что с этими воинами так получилось, — начал он. — Сначала всё казалось таким простым. Но потом я перепутал картинки, и некоторых воинов мне уже было не остановить…
— Но ты одержал поистине историческую победу! — воскликнул Двацветок.
— Не может быть.
— Господина Коэна провозгласили императором!
— Правда?
— Ну, не совсем провозгласили, на самом деле никто его никем не провозглашал, он просто пришёл и сел на трон. Но теперь все говорят, что он предвоплощение первого императора. А сам Коэн говорит, если ты хочешь стать главным волшебником империи, то пожалуйста, он не возражает.
— Прошу прощения? Я, наверное, что-то упустил…
— Ты вёл Красную Армию, верно? Ты сделал так, что в трудный для империи час, когда она, империя, в ней нуждалась, Красная Армия восстала из-под земли.
— Ну, я не стал бы безоговорочно утверждать, что…
— И теперь император хочет воздать тебе по заслугам. Ну разве это не мило с его стороны?
— То есть как это — воздать по заслугам? — с подозрением спросил Ринсвинд.
— Вообще-то, я не в курсе. Но сказал он… — Уставившись в небо, Двацветок погрузился в воспоминания. — Сказал он примерно следующее: «Иди и разыщи Ринсвинда и передай ему, что он, может, малость и со сдвигом, но мыслит правильно, так что, если он того пожелает, можно назначить его главным волшебником Агатовой империи, или как он там хочет называться, потому что вам, заграничным…» — Силясь вспомнить точные слова Коэна, Двацветок прищурился. — …Дом благоприятствующей стороны… сосновый аромат… Вспомнил! «Вам, заграничным педрилам, я не доверяю».
Слова сладким нектаром просочились сквозь уши Ринсвинда, скользнули ему в мозг и громко заколотили по стенкам черепной коробки.
— Главный волшебник? Я? — переспросил он.
— Так он сказал. Ну… Вообще-то, буквально он сказал, что готов назначить тебя сгустком в черепашьей рвоте, но это только потому, что вместо высокого тона голоса он использовал низкий. Но он определённо имел в виду волшебника.
— Я буду главным волшебником империи?
Ринсвинд поднялся на ноги.
— Сейчас произойдет что-то очень плохое, — бесстрастным голосом констатировал он.
Небо теперь стало совершенно чистым и синим. Несколько крестьян рискнули выйти на поле боя, чтобы перевязать раненых и забрать мёртвых. Терракотовые воины, недвижные, как камни, застыли под различными углами.
— В любую минуту это может случиться, — продолжал Ринсвинд.
— Может, пойдём, а?
— Наверное, упадёт метеорит, — сказал Ринсвинд.
Двацветок поднял глаза на безмятежно мирное небо.
— Ты меня знаешь, — произнёс Ринсвинд. — Как только какое-нибудь счастье идет прямо ко мне в руки, вот-вот я его схвачу, появляется сам Рок и выхватывает главный приз прямо из-под моего носа.
— Но я не вижу никаких метеоритов, — возразил Двацветок. — Или стоит подождать?
— Ну, или не метеорит. Значит, что-то ещё случится, — откликнулся Ринсвинд. — Из кустов выпрыгнет какое-нибудь чудовище, или случится землетрясение. Так или иначе, что-то произойдёт.
— Ну, если ты так настаиваешь, — вежливо промолвил Двацветок. — Гм. Ты предпочитаешь дожидаться этих ужасов здесь — или, может, вернёмся во дворец, ты примешь ванну, переоденешься, а там уже посмотришь, что будет?
