В древности проституток побивали до смерти камнями. А как часто старперы в сердцах кричат: «Эх, пристрелил бы я вас всех! Гады!» Вот что значит — человек завнушен, несвободен, идиотичен, дурен. Он готов и других уничтожить и сам вымереть, лишь бы отстоять свои принципы. Свои цепи, свои кандалы, которыми его сковали со всех сторон. И закозлили. Сделали честным- безотказным быдлом. Му-у-у!!!
Чтобы человеку было хорошо, он должен отказаться от всех своих принципов, от всех дурацких установок, от желания быть «хорошеньким» в чьих-то глазах. Он должен опираться на свои собственные реальные желания и ощущения. Если человек реально чувствует, что ему тухло, когда он работает на заводе, а хорошо тогда, когда он отдыхает, то он и должен следовать своему ощущению. А кто и что про него скажет — ему должно быть абсолютно на это наплевать! Он должен просто жить для своего удовольствия, а не для того, чтобы быть «хорошим мальчиком». Вот тогда ему будет по-настоящему хорошо-о-о!!!
* * *
— Женя! Женя! Вставай! К нам лезут воры!
Старая маразматичка стала долбиться в дверь спящего семейства.
— Что?! Какие воры? — не понял спросонок Евгений. Взлохмаченная шевелюра и помятая физиономия создавали в нем ощущение дремучести и запущенности.
— Женя! Женя! Они уже дверь выламывают! Они ногами ее пинают!
Евгений подошел к двери и прислушался. В нее кто-то тихо постучал.
— Опять! Опять! — закудахтала старая маразматичка. — Вот видишь, я же говорила!
— Да Вы что, мама, это же обычный стук. — Вы совсем с ума сошли?!
— Ну почему мне никто не верит? Ну почему Вы надо мной смеетесь?!
— Да ну Вас, мама, к чертовой матери! Вы несете просто какой-то бред!
Евгений еле сдерживался, чтобы не начать тузить старую маразматичку. В конце концов, он махнул на нее рукой, развернулся и пошел открывать дверь.
На пороге стояла «сладкая парочка». Высокая черноволосая смуглая женщина лет тридцати восточной национальности и коренастый мужчина со светлыми волосами чуть моложе ее и ниже ростом.
— О! Кого я вижу! — обрадовано воскликнул Евгений, но тут же осекся, как будто подумал о чем-то плохом. А затем, сделав вид, что ничего не случилось, с ледяной маской на лице пропустил гостей в дом.
— Проходите! Проходите! Очень будем рады вам! Какими судьбами? — расшаркивался он.
— Да вот, соскучились! Давно тебя не видели! — радушно произнесла женщина. Это была Света Баседбаева.
Жене польстило это высказывание.
Мужчина приветливо улыбнулся, его сальные глазки забегали, изучая всех присутствующих. Увидев Рыбу, он заинтересованно оглядел ее.
— Александр Холмогорцев, — представился он. — Поэт.
— А меня зовут Рыба, — расплывчато произнесла хиппушка. — Бешенный Сов.
— Что? — не понял тот.
— Да, ее так зовут, Рыба, — вмешался в разговор Евгений, спасая положение, — она вообще-то хорошая девчонка. Песни хорошо поет.
— А, песни, это хорошо, — немного ошарашено произнес он и замолчал.
— А вы проходите, гости дорогие, — суетился Евгений, — мы только вот пока еще не встали, но это не беда!
Тут из комнаты высунулась заспанная физиономия Ольги и пробуравила:
— А что тут происходит? Кто это у нас?
— Оленька, это Света и Саша…, - вставил было Евгений, но тут же осекся и насупился.
— А! Саша! — кокетливо произнесла Ольга. — Подождите, я пока еще не готова! Одну минуту.
Ольга закрыла дверь в свою комнату. За ней послышалась какая-то возня, шорохи и через пять минут хозяйка вновь появилась перед гостями при «полном боевом параде». На ней было надето светлое ситцевое платье, сшитое в стиле «прощай молодость», но с глубоким вырезом, через который виднелась тощая, похожая на стиральную доску грудь. На голове у нее была прическа в духе «взрыв на макаронной фабрике». На ушах болтались бежевые пластмассовые белые клипсы, на шее — бабушкины бусы из хрусталя. В довершение всего ансамбля на ногах у нее были высокие «копыта» на квадратных каблуках, физиономия раскрашена голубыми тенями и красной помадой, а приторным запахом духов «Красная Москва» от нее разило за километр.
— А вот и я! — радостно воскликнула Ольга, призывно глядя на белобрысого гостя. Евгений ревниво передернул плечами:
— А ты куда это так вырядилась?
— Как куда? У нас, как-никак, все-таки гости в доме! — парировала она.
— Что-то ты никогда так раньше при гостях не наряжалась, — упрекнул он ее.
— Ну и что, а вот теперь взяла и нарядилась!
— Воспитал я тебя на свою голову! — взбесился он. — Ты была такой скромной, забитой, такой тихой. Я нарадоваться не мог, что у меня такая хорошая жена. А теперь из тебя вон что получилось.
— А что тут такого особенного? Я же хочу красиво выглядеть при гостях!
— Интересно, как бы ты выглядела у себя там в тайге, из которой я тебя вывез?
— А зачем об этом думать?
— А затем, что я тебя из твоей глуши вытащил, из комсомолочки забитой тебя человеком сделал, а ты налево и направо гуляешь!
— А я не налево и направо, а всего один раз с Сашей, — выпалила Ольга и тут же заткнулась и сконфузилась.
— Ага! Вот ты и проговорилась, тварь! — взбесился Евгений. — Попалась, птичка!
Зеленый от ярости, вне себя от гнева, он стал искать, что потяжелее в комнате.
— Это не я! Я не виновата! Он сам первый начал! Он ко мне пристал! — оправдывалась блудница, инстинктивно ища то, за что бы спрятаться.
— Не ври! Курица не захочет — петух не вскочит! — орал Евгений, хватая в руку скалку.
Тут в ситуацию вмешался Александр:
— Послушай, Женя, ну с кем не бывает. Ведь главное — это же не это…
— Это не главное? А ты вообще сиди и помалкивай! Получил свое и радуйся!
— Послушай, Женя, но ведь это же не мужской разговор. Это ведь все формальности…
— Подожди, я пока с ней разберусь, ты меня не отвлекай, пожалуйста, — оборвал его Евгений и
повернулся к Ольге.
Она к тому времени уже успела прошмыгнуть к двери и уже была готова к бегству. Сейчас она больше была похожа на затравленного зверя, а не на красотку, настроенную на флирт.
Евгений бросился за ней, размахивая скалкой, как шашкой на скаку. Ольга как запуганная мышь бросилась наутек и понеслась по огородам в развевающемся светлом платье.
— Стой! Стой! Неверная жена! Стой, кому говорю! — орал как бык вслед ей Евгений.
Но бежать за ней он не решился, чтобы не опозориться перед соседями.
А Ольга скакала и скакала по огородам, пока не влипла в крапиву. И не зная как вернуться назад, она так и осталась стоять среди зарослей, боясь вернуться домой, пока не стемнело. Евгений вернулся в дом, закрыл за собой дверь и опрометью бросился в свою комнату.
Тут в дело вмешалась Светлана. Пока шла вся эта нелепая сцена, она согрела чайник, сделала заварку, нарезала щербет. Прямо как у себя дома. И теперь она подошла к Евгению, который заламывал себе руки, стоя у окна, нежно обняла его и пропела:
— Не стоит расстраиваться из-за пустяков! Это все мелочи жизни! Если из-за каждой из них переживать, то когда же тогда жить?!
— Что?.. — рассеянно глядя на нее и думая о чем-то своем, произнес Евгений.
— Пойдем пить чай! Вот что! — повелительно и нежно произнесла Светлана.
— Какой чай? — ни во что не врубался идиот.
— Обыкновенный цейлонский, — рассмеялась ведьма, — тот, что ты нам недавно заваривал.
— Да мне не до чая.
— Если так много из-за ерунды переживать, то и жизни не хватит, а когда же жить?
— А жить — это значит переживать! — спорил идиот.
— Нет! Жить — это значит наслаждаться, — радостно возразила гостья. — Пусть страдают и переживают другие. А мы будем наслаждаться, радоваться и пить чай! Пойдем! Пойдем! Потом будешь переживать!
— Когда? — механично переспросил он.
— А в следующем перерождении! — радостно рассмеялась ему в лицо Светлана. — Пошли! И тут же схватила его за руку и потащила за собой на кухню.
Размякший от ее женского обаяния, он по инерции поплелся за ней как телок на привязи. Все в его жизни было механично. Механично он ревновал. Потому что ему какие-то дураки внушили, что нужно ревновать. Механично он размякал от женского внимания. Механично бесился, и все он делал как тупая заведенная, запрограммированная машина.
Нажми на кнопку — получишь результат.
И твоя мечта осуществится.
Нажми на кнопку — ну что же ты не рад?
Тебе больше не к чему стремиться!
Евгений сел за стол и тупо уставился в чашку с чаем. Его длинные патлы свесились и чуть ли не заваривались в чаю.
— А ты что стоишь в сторонке? — приветливо улыбнулась Светлана Рыбе. — Иди к нам! Чай пить.
Рыба неуверенно прошла к столу и тихонечко села в уголочке. Во всех ее движениях сквозила мамкина закозленность.
Все скучились у стола и стали наворачивать щербет, чай и печенье. Холмогорцев жадно, с большим аппетитом наяривал здоровые куски, похотливо поглядывая то на Светлану, то на Рыбу. Евгений был «ни жив, ни мертв».
