Но правители были мудрее и более удачливы. Мудрее, потому что они усилили наш народ крепкими людьми с морских побережий и выносливыми горцами Эред Нимраса. И они заключили перемирие с гордыми северянами, которые часто нападали на нас, людьми свирепого мужества, но нашими дальними родичами, непохожими на вастаков или жестоких харадримцев.
И случилось так, что в дни Кириона, Двенадцатого Правителя (а мой отец двадцать шестой), они прискакали к нам на помощь и на большом Поле Келебранта уничтожили наших врагов, захвативших наши северные провинции. Это были ристанийцы, как мы называем их, господа лошадей, и мы уступили им степи Каленардона, которые с тех пор называются Роханом, потому что земли эти издревле были мало населены. И они заключили с нами союз и всегда оставались верны нам, помогая в случае нужды и охраняя наши северные границы и Ристанийское ущелье.
Они переняли наши знания и понравившиеся им обычаи, и их лорды при необходимости говорят на нашем языке, однако по большей части они следуют образу жизни своих отцов и хранят собственные предания, и между собой они общаются на собственном северном языке. И мы любим их: высокие мужчины и красивые женщины, одинаково доблестные, золотоволосые, ясноглазые и сильные, — они напоминают нам юность человечества, какими были люди в Древние Дни. Действительно, наши сказители говорят, что они, как и мы, происходят из тех же Трёх Домов Людей, что и нуменорцы в их начале: не от Хадора Золотоволосого, друга эльфов, быть может, но от тех его сыновей и подданных, которые не ушли за Море на Запад, отвергнув зов.
Ибо в наших преданиях мы делим людей так: Высшие, или Люди Запада, которыми были нуменорцы; Средний народ, Люди Сумерек, каковы ристанийцы и их род, что всё ещё живёт далеко на севере; и Дикари, Люди Тьмы.
Однако сейчас, когда ристанийцы стали во многом похожи на нас, овладев дополнительными умениями и смягчившись, мы тоже стали больше похожи на них и едва ли можем долее притязать на титул Высших. Мы стали Средними людьми, Людьми Сумерек, но сохранили память о былом. Ибо, как и ристанийцы, мы теперь любим войну и доблесть саму по себе, как веселье и венец всему; и хоть мы ещё считаем, что воин должен уметь и знать больше, чем просто как убивать и владеть оружием, мы, тем не менее, ставим воинов выше других мастеров. Таково требование наших дней. Таков был даже мой брат, Боромир: удалец, который считался за это лучшим человеком в Гондоре. И он действительно был очень доблестным: ни один наследник Минас Тирита за долгие годы не был столь вынослив в трудах, столь первым в битве и не мог столь громко играть на Большом Роге.
Фарамир вздохнул и на время замолк.
— Вы почти совсем ничего не рассказали об эльфах, сэр, — внезапно набравшись смелости, подал голос Сэм.
Он отметил, что Фарамир, судя по всему, говорит об эльфах с почтением, и это даже больше, чем его вежливость, а также его угощение и вино, завоевало уважение Сэма и успокоило его подозрительность.
— Конечно, нет, мастер Сэммиум, — подтвердил Фарамир, — потому что я не знаю эльфийских преданий. Но здесь ты коснулся ещё одного момента, в котором мы изменились, спустившись от Нуменора к Средиземью. Ибо, как вы можете знать, если Митрандир был вашим спутником и вы беседовали с Элрондом, эдаины, давшие начало нуменорцам, в первых воинах сражались рядом с эльфами, и в награду им было даровано королевство посреди моря, откуда была видна Обитель Эльфов. Но в Средиземье люди и эльфы в Чёрные годы начали отдаляться друг от друга, благодаря коварству Врага и медленным переменам времени, поскольку каждый род продолжал двигаться дальше своими, всё расходившимися дорогами. Ныне люди боятся и не доверяют эльфам, хотя очень мало знают о них. И мы в Гондоре перестали отличаться в этом от прочих людей, подобно людям Рохана, поскольку даже они, враги Чёрного Властелина, остерегаются эльфов и со страхом говорят о Золотом Лесе.
Однако среди нас ещё находятся те, кто общается с эльфами, когда выпадает случай, и время от времени кто-нибудь тайно уходит в Лориэн, редко возвращаясь обратно. Не я. Ибо я считаю, что в наше время опасно для смертных людей намеренно искать встреч с Древним Народом. Тем не менее, я завидую тому, что вы разговаривали с Белой Леди.
— Владычица Лориэна! Галадриэль! — воскликнул Сэм. — Вам следовало бы увидеть её, непременно следовало бы, сэр. Я всего-навсего хоббит, ухаживаю дома за садом, сэр, если вы понимаете меня, и я не силён в поэзии, то есть, не пишу стихов, — ну, может, знаете, немного комических куплетов время от времени, но не настоящие стихи, — так что я не могу сказать вам, что имею в виду. Это нужно воспеть. Вы могли бы обратиться за этим к Бродяжнику, то есть, Арагорну, или к старому мистеру Бильбо. Но как бы я хотел сочинить песню про неё! Она прекрасна, сэр! Восхитительна! Временами подобна большому дереву в цвету, а временами — белой чашечке нарцисса, скромной и тонкой. Тверда, как алмазы, и мягка, как лунный свет. Тепла, как лучи солнца, и холодна, как мороз под звёздами. Горда и далека, как снежные горы, и весела, как любая девчонка с маргаритками в волосах, попавшаяся мне навстречу весенней порой. Только вот всё это сплошная чепуха и даже близко не попадает в то, что я хочу сказать.
— Тогда она должна быть действительно восхитительна, — сказал Фарамир. — Опасно прекрасна.
— Я не знаю, как насчёт опасно, — возразил Сэм. — Мне сдаётся, что народ приносит в Лориэн свою опасность с собой и находит её там, потому что сам принёс её. Но, вероятно, вы можете называть её опасной, потому что она очень сильна внутренне. Ты, ты можешь разбиться об неё на кусочки, как корабль о скалу, или захлебнуться, как хоббит в реке. Но ни скалу, ни реку нельзя обвинять. Вот и Боро…
Он запнулся и покраснел.
— Да? Вот и Боромир, хотел ты сказать? — спросил Фарамир. — Что ты хотел сказать? Что он принёс опасность с собой?
— Да, сэр, прошу вашего прощения, и ваш брат был прекрасным человеком, если мне позволительно так выразиться. Но вы уже давно взяли правильный след. Да, я следил за Боромиром и прислушивался к нему всю дорогу из Раздола, — присматривая за своим хозяином, как вы понимаете, и не имея в виду ничего плохого для Боромира, — и, по-моему, так в Лориэне он впервые ясно понял то, что я отгадал раньше: чего он хочет. С того момента он впервые понял, что ему хочется получить Кольцо Врага!
— Сэм! — воскликнул Фродо в ужасе.
На какое-то время он отключился от происходящего, глубоко погрузившись в собственные мысли, и внезапно пришёл в себя, но слишком поздно.
— Ох, ты ж! — ахнул Сэм, побелев, а затем резко алея. — Ну вот, опять! Стоит тебе разинуть свой большой рот, как тут же и влипнешь, как говаривал мой старик, и совершенно справедливо. Ох, ты! Ох, ты!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
