лесничий сидит на кухне и его поведение выходит за рамки приличия, — ответил Чернокрыс. — Она сказала, что Тьодольв пугает Сема глупыми байками.
Брунхильда заложила лапы назад, с тревогой ожидая, куда повернёт разговор.
— Итак, Тьодольв? — спросил Чернокрыс.
— Я только хотел рассказать мальчику пару забавных охотничьих баек, — пробурчал медведь. — Я не хотел его пугать.
Молчание. Чернокрыс сузил глазки.
— Интересно, как её милости понравится, что ты сидишь на кухне и столь непринуждённо рассказываешь охотничьи истории. Может быть, мне стоит спросить её?
Тьодольв торопливо замотал головой. Странно было видеть, как такая громадина съёживается — покорная, напуганная.
— Нет-нет. — Медведь схватил свою шапку и надвинул пониже на лоб. — Хватит историй. Мальчику они не понравились. Мне пора.
Он прокосолапил через кухню и распахнул дверь. Дождь лил не переставая. Перед тем как скрыться, медведь обернулся и посмотрел на меня, но что он хотел сказать этим взглядом, я не понял. Наверное, ничего хорошего.
Когда Тьодольв ушёл, Брунхильда взялась за уборку. Конечно, медведь вытер пол не так хорошо, как, по её мнению, следовало бы.
— О-хо-хо, — вздохнула она. — Такой уж он есть, наш старый лесничий. Что тут ещё скажешь.
— Он злой. Хотел заманить нас с Иммером в лес, и чтобы никто не узнал.
— Ты про что это? — спросил крыс.
— Он так говорил. Чтобы мы пошли в лес, не спрашивая разрешения. Он какую-то гадость задумал, это точно!
Чернокрыс долго смотрел на дорожку, по которой ушёл Тьодольв.
— Странно, очень странно, — пробормотал он, после чего подобрал на полу полуобглоданное рёбрышко и принялся объедать с него мясо и плёнки. Видно было, что в крысиной голове роятся какие-то мысли. Приняв решение, он швырнул рёбрышко через плечо и сказал:
— Не думаю, что тебе стоит обращать внимание на россказни Тьодольва. Забудь их и живи дальше. Но на всякий случай, — тут он серьёзно взглянул на Брунхильду, — договоримся, что сегодня Тьодольв ужинал на кухне в последний раз. Пусть остаётся, где ему полагается, и не причиняет нам хлопот. А Сему больше не придётся слушать охотничьи истории. Так будет лучше всего, верно?
Брунхильда закивала: да, она тоже думает, что так лучше всего. Она сказала, что ей очень нравится самой относить еду в сторожку лесничего и всегда нравилось. Барсучиха сложила лапы на круглом животике, и вид у неё стал привычно умудрённый.
— Может, хочешь взять молоко с собой? — спросила она. — Я вскипячу ещё.
Я помотал головой. Желание выпить горячего молока улетучилось без следа. Я пошёл к двери, которая вела в коридор, но на пороге обернулся и посмотрел на Чернокрыса и Брунхильду.
— Тьодольв ещё говорил, что медведь, которого он убил… что тот медведь что-то защищал. Вы не знаете, что он защищал?
Чернокрыс улыбнулся.
— Припоминаю, что всё дело вышло из-за черники.
— Черники?..
— Да-да. Медведи любят чернику до безумия. Ты разве не знал? Спокойной ночи.
— А, спасибо.
Я возвращался к себе по извилистым коридорам, и над головой у меня горели в люстрах свечи из пчелиного воска. Я всё ещё дрожал, руку саднило после хватки Тьодольва. Какой он всё-таки страшный. Страшный, коварный, жуткий. Если в лесу и правда есть что-то, что он хочет нам показать, то зачем он меня так уговаривал? Нет, тут какая-то хитрость. Он хотел заманить нас в лес. Интересно, что он собирался сделать, когда мы окажемся у него в лапах совсем одни? Обошёлся бы с нами, как с тем оленем? Я покрылся гусиной кожей. Нет, ни за что, никогда я не пойду в лес с Тьодольвом. Я с самого начала догадывался, что он нас ненавидит. А теперь знаю это наверняка. Вот только не понимаю почему.
Иммеру хочется поиграть
Из-за бесконечного дождя обитатели замка сделались вялыми. Мы перетащили игрушки и еду в обеденную залу и целые дни проводили там. Брунхильда бросила убирать грязную посуду. Казалось, прежние бодрость и упорство покинули её без следа. Барсучиха, сгорбившись, сидела на подоконнике и, прижав носик к стеклу, со вздохами смотрела на дождь. Рыжий Хвост вышивала. Она гоняла иголку с ниткой туда-сюда по лоскуту ткани и то и дело колола лапы до крови. Гримбарт и Чернокрыс подтащили к камину подушку и сидели у огня, поедая конфеты и орехи. Ели они с тем страдальческим, тоскливым видом, с каким едят, когда давно уже насытились, но остановиться нет сил. Вокруг них валялись сладкая посыпка и ореховая скорлупа — все ругались, перешагивая через этот мусор. Посеревшая Индра свернулась в углу.
Мы с Иммером играли в настольную игру вроде шахмат — их я когда-то видел в витрине табачной лавки. Однако наша игра немного отличалась от шахмат. Много зелёных фигурок, несколько красных фигурок и одна красная фигура побольше. Мы, конечно, не знали, как в неё играть, но я придумал правила: зелёные фигуры — это враги-захватчики, они хотят сбить большую красную фигуру князя. Красные фигуры его защищают. Ходить можно только прямо, наискосок ходить нельзя.
— Ходи, твоя очередь, — сказал я.
Свою фигуру я передвинул уже давно и теперь ждал, когда Иммер сделает ответный ход. Иммер полулежал на столе, подперев щёку рукой.
— Смотри. — Я показал пальцем. — Если ты сходишь вот так, то собьёшь мою фигуру.
В ответ Иммер пустым взглядом посмотрел на пешки и вдруг смешал фигуры.
— Надоело, — сказал он. — Хочу играть в зверей.
— Да, да, да! — Рыжий Хвост бросила своё рукоделие. — Я тоже хочу!
— Но мы же играем. — И я снова начал расставлять фигуры. — Без терпения ничему не научишься.
Но Иммер уже убежал играть к Рыжему Хвосту. Они сдвинули вещи и грязную посуду в сторону и разбросали по полу подушки с лавок. Я подошёл к ним и осторожно спросил:
— Вы в каких зверей играть будете?
— Какие в лесу живут, — сказал Иммер.
Брунхильда навострила уши и повернулась к Иммеру:
— А ты умеешь играть в зверей?
Иммер не ответил: он как раз сооружал нору из диванных подушек. Я припомнил, как в хлеву слышал из сена странное урчание.
— По-моему, Иммер знает, как играть в зверей, — сказал я. — Рыжий Хвост его научила.
Рыжий Хвост бросила встревоженный взгляд на Чернокрыса в надежде, что он ничего не слышал. Как бы не так.
— Какая наглость! — фыркнул крыс. — Какая неслыханная наглость! Теперь эта пропащая лиса потащит за собой дитя!
— Не обижай Рыжий Хвост, — сказал Иммер, — она тебе ничего не сделала.
— Прошу прощения? — запыхтел крыс, но Иммер его уже не слушал. Он живо опустился на четвереньки и принялся обнюхивать всё вокруг. Рыжий Хвост последовала его примеру. Оба стали бегать по зале и на пару обнюхивать стулья, тарелки и
