двадцать минут смывает, но волосы начинают пробиваться через два-три дня, а на коже появляются незаживающие красные волдыри. Настя идет в кожно-венерологический диспансер, думая, что заразилась СПИДом, потому что они занимались сексом без презика, и теперь она умрет. Пока ждет в очереди, размышляет, как сообщить об этом Никите и сообщать ли: вдруг он решит, что это она его заразила. Врач долго слушает ее сбивчивые оправдания и говорит, что это химические ожоги.
Летом Настя идет работать в магазин косметики, два через два, на выходные ездит к бабушке на дачу, с Никитой почти не видится, и звонить он перестает. Бабушка мажет ее голову яичным желтком, смешанным с крошками черного хлеба, укутывает полотенцем и говорит:
– Завтра горчицей намажем, и на ночь оставишь.
Настя загорает на дачном солнце, волосы на ногах и руках отрастают и выцветают, и она перестает их замечать. Гоняет на велосипеде до сельского магазина, где по вечерам собираются только деревенские алкоголики, – кроме них, продавщицы, бабушки и соседок, ее никто не видит. Волосы между ног можно заплетать – лежа по вечерам на кровати, она иногда играет с ними: то тянет, то зарывается пальцами, прикидывая, сколько времени займет отрастить их такой же длины, как на голове. Нюхает подмышки: вечером они пахнут потом, а отросшие волоски становятся жирными, Настя ногтями тянет их по одному, но вырвать не получается, они выскальзывают из пальцев. На работу она надевает форму – футболку и брюки черного цвета, они закрывают подмышки и ноги, и никто не замечает, что она не бреется. Взяв любовный роман с полки в туалете и разложив полотенце около грядок с клубникой, чтобы позагорать, Настя читает о жаре тел и водоворотах страсти и думает: «Почему с Никитой было не так?»
Приехав к бабушке в конце июля, она видит, что на их участке Лёша, сын соседки, которого она помнит с детства, копает яму для погреба. Бабушка, не дожидаясь ее вопроса, объясняет, что Лёша на даче у своей бабушки прячется от армии: не поступил, а денег купить военник у родителей нет. Настя выносит стакан воды, наклоняется и протягивает ему. Он берет его грязными от земли пальцами, коснувшись ее пальцев, она смущается, и он говорит:
– Приходи вечером на пруд, искупаемся.
Лёша целует ее ногу, а мурашки разбегаются по рукам и плечам.
«В темноте не видно, что там все заросло, но на ощупь он сейчас все поймет», – в панике думает Настя. Она начинает извиваться и выворачиваться, но Лёше, кажется, все равно: он пробирается внутрь нее сначала пальцами, потом языком. Настя лежит, глядя на звезды, одной рукой вцепившись в Лёшины кудри, а другой упираясь в землю, – они съезжают с покатого берега все ниже и ниже к воде.
На следующий день Лёша, разглядывая ее ноги, говорит:
– Красота в естественности. Нет ничего красивого ни в каблуках, уродующих женские ноги, ни в гладко выбритой коже – сила в волосах, в информации, они помнят все.
Настя качает ногой в такт музыке из его магнитофона; он привел ее в свою комнату на чердаке с удобным отдельным входом по приставной лестнице – не надо подниматься и спускаться мимо его бабушки. С артритом и варикозом та ни за что не полезет по шаткой лестнице, с дороги за дубом их не видно, так что Насте спокойно и уютно.
Мамины предостережения, похоже, оправдались, и волосы после долгого бритья растут с удвоенной силой. Насте кажется, что она зарастает шерстью, как животное, но это уже не беспокоит: Лёша любит играть с ее волосами, сворачивая их в колечки или заплетая в короткие косички, пока она гладит его мокрые плечи. Целыми днями они сплетаются и расплетаются на колючем пледе, которым накрыта его кушетка. Утомившись, засыпают, склеившись спермой, застывающей у Насти на животе. Спустя короткое время Настя просыпается, слушает Лёшино посапывание, улыбается тому, как иногда он во сне дергается всем телом. Идет мыться в теплый летний душ – из черной бочки, нагревшейся за день: мыльные потоки, смешиваясь со спермой, стекают по животу вниз, повисая каплями на волосках между ног.
Лёшу забирают в армию случайно – ловят без билета в электричке. Денег у него нет, его отводят в полицию, а оттуда – сразу в военкомат.
Настя покупает в аптеке напротив работы один за другим тесты на беременность, каждый раз отказываясь верить результату. Вернувшись на предпоследней электричке на дачу, говорит бабушке:
– Мама меня убьет.
Бабушка твердо отвечает:
– Вырастим. Поживешь у меня в квартире, поспишь пока на раскладном кресле, а потом посмотрим.
Бабушка учит ее вязать, и зимой Настя под бубнящий телевизор вяжет пинетки и шарфы, шапочки и кофточки из светло-серой шерсти со своей спины, рук и ног. Бабушка подслеповато присматривается к пряже и спрашивает:
– Собачья шерсть, что ли? Или верблюжья?
Иногда Насте снится, что она плетет кокон для себя и ребенка, наворачивает все новые слои шерсти, укрепляя его стенки, – где-то на кухне телевизор бормочет, что человеческие волосы выдерживают вес в несколько тонн. Во сне ребенок у нее на руках полностью покрыт шерсткой, Настя гладит его мягкое теплое тельце, как кошку. Проснувшись, она разглядывает себя в зеркале в ванной, взвешивает в руках потяжелевшую грудь, гладит большой живот и представляет себя львицей или обезьяной из передач про животных. Вспомнив Лёшу, мастурбирует флакончиком дезодоранта, изогнувшись и подперев ногой дверь в ванную, чтобы бабушка не могла зайти: щеколда не закрывается.
Мама, придя к ним и поставив продукты в холодильник, кладет на комод крестильную рубашку, постельное белье и полотенца из Настиного приданого, останавливает взгляд на животе дочери и говорит:
– Перед роддомом побрейся там, а то санитарки станком всухую будут скрести. Я на выписку отца твоего приведу, может, он тебя простит, когда ребенка увидит.
Настя берет два стула из кухни и ставит их в прихожей перед большим зеркалом в деревянной раме. Наполняет эмалированный тазик теплой водой и, стараясь не расплескать, приносит его из ванной и ставит на стул. Намыливает волосы между ног и садится на другой стул. Разводит ноги пошире перед зеркалом и, споласкивая станок в тазике, долго все сбривает – черные волосы, сворачиваясь в колечки, плавают на поверхности воды, серая мыльная пена, растворяясь, тонет. Настя выливает таз в туалет, смывает один раз, потом второй, смотрит, как волосы уносит в воронку канализации.
Медсестра в роддоме, зайдя в палату, спрашивает первым делом:
– У тебя там выбрито?
Настя кивает, улыбаясь про себя.
Растущая луна
Лена привычным движением поднимает руку, но за ухом нет сигареты; она поправляет волосы, смотрит Ване в глаза, улыбается, спрашивает: «Есть сиги?» – зажимает между передними зубами штангу в языке и
