следом; смотрит на себя в пыльную витрину бывшего мебельного и понимает, что за вечер и ночь в отделении стал каким-то помятым, побитым, кривым, и снова бежит, оглядывается, дергается от сирены скорой, которая пробирается через пробку.
Телефон жужжит – это Вероника пишет, как строчит из пулемета: «Саша», «привет», «как ты», «кошмар конечно», «тебя уже выпустили?», «увидела», «твой пост», «ответь», «как сможешь», – он ненавидит ее привычку писать по одному слову, обычно выключает уведомления и потом читает десять сообщений разом, но сейчас он рад: она искренне о нем волнуется, значит, и остальные скоро напишут. Сделают статью, снимут репортаж, запишут интервью по «зуму», покажут на «Ливне», выложат на «Горгоне» – а, их же заблокировали на прошлой неделе, ну ладно, кто там остался из независимых, везде напишут о нем, опубликуют в своих YouTube-каналах. Саня давно мечтал попасть в ленту к топовым блогерам, но они не хотели делиться популярностью и боялись его, более талантливого, а его отметки и сообщения игнорировали, зато теперь пожалеют.
Дома сразу идет в душ, телефон кидает на стиралку, рядом, на случай, если кто-то будет звонить, включает звук на максимум. Пока моется, прислушивается, но телефон молчит. Саня долго с удовольствием намыливает голову, потом грудь, руки, подмышки, ему кажется, что он весь грязный и что запах въелся, намыливает даже ноги, хотя обычно так не старается. Вдруг находит царапину на ступне – судорожно прикидывает, не мог ли пораниться в ментовке, вспоминает, как снимал ботинки, острую боль от чего-то, на что наступил, сразу думает про столбняк: не могла ли инфекция проникнуть через царапину за ночь. Решает сделать анализ крови и на всякий случай МРТ головы: его вчера толкали, он бежал, падал на асфальт, снова бежал, что-то успевал писать, потом его винтили, и он на адреналине не чувствовал боли. Домывается уже по-быстрому, сплевывает зубную пасту под ноги, вытирается, выходит, берет телефон, проверяет: под постом не прибавилось комментариев, но есть немного лайков – он смотрит, чьих именно: бывшая институтская преподавательница, коллега с прошлой работы, две девчонки, с которыми он мутил когда-то, и Вероникина подруга.
До вечера Саня пишет друзьям – спрашивает, есть ли знакомый адвокат, надо посоветоваться. Смотрит, куда летают самолеты: Тбилиси с пересадкой; читает статьи: через Турцию то не пускают, то пускают; думает, сможет ли вообще улететь, да и где он там будет жить, кем работать; проверяет счет: зеленое приложение долго загружается – неужто заблокировали, суки? – потом открывается; денег хватит на два-три месяца, если по-скромному, а что делать потом – непонятно.
Друзья отвечают не сразу и неохотно: «спрошу», «узнаю», «ну ты встрял, конечно», «нахрена ты нарываешься», «чем тебе плохо живется, не пойму».
Саня проверяет: ни репостов, ни новых лайков, ни сообщений. Думает, может, каждому лично написать, чтобы все узнали о нем, но потом понимает, что это невозможно: слишком много людей, социальная сеть заблокирует его за спам.
Видимо, все боятся, думает он, проверив телефон утром, и решает позвонить маме. Репетирует, что ей сказать: «Мам, да все нормально, приболел, отлежался, вот звоню тебе», – но как только слышит мамин голос, не может соврать. Мама сначала долго переспрашивает, потом, судя по голосу, начинает плакать.
Звонят с незнакомого номера – Саня думает, что наконец-то журналисты, но это мошенники. Сане больше не хочется издевательски отвечать «вечер в хату», и он просто кладет трубку.
Снова звонит дяде Валере: тот адвокатов не знает, но обещает поспрашивать, хотя, говорит, все сослуживцы бывшие уже на пенсии, огороды обрабатывают и внуков воспитывают, помочь никто не сможет. Саня гуглит симптомы столбняка, рассматривает царапину, пшикает на нее одеколоном, который подарила Вероника. Звонит ей – она в офисе, ей неудобно, но довольна, сбегает куда-то в коридор разговаривать с ним. Они давно так не говорили, он даже забыл, почему она его так раздражает: своими сообщениями вечными, несобранностью, навязчивостью, влезает просто в его телефон через плечо, заглядывает в глаза, хочет проводить с ним все свободное время, распланировала их жизнь на год вперед, а ему тошно сказать ей, что он не хочет с ней дальше оставаться, тошно, и жалко ее, и он трусит – понимает, что начнется после этого: скандалы, истерики, обвинения, сольет еще их переписку, скажет, что он абьюзер, у них куча общих друзей. «Зайчик, солнц, ну не переживай, – говорит он ей, – спроси у папы своего, может, у него остались какие-то связи, чтобы кто-то мое дело смог закрыть».
Мама звонит с новостью: ей посоветовали адвоката, предоплату уже перевела. Адвокат Анжелика – аватар в вотсапе: женщина в короне, на мотоцикле, показывающая фак, – пишет: «Созвонимся и обсудим, в соцсетях молчите, последний пост удалите». Значит, погуглила его. Во время созвона говорит «наше дело», а не «ваше», чем сразу располагает к себе. Пообедав старыми пельменями из морозилки, Саня засыпает, и ему снится, как Анжелика в латексной куртке подъезжает к нему на мотоцикле, он ловко запрыгивает на сиденье и крепко обхватывает ее за талию.
Анжелика оказывается дочерью какого-то генерала, она протаскивает его за собой по коврам, паркетным полам, мимо бюстов и уже не благодарностей в рамочках, а дипломов, грамот и наград президента, и Саня ощущает себя как под стеклом. Его рассматривают, направив на него яркий свет: спрашивают, кто он по жизни, что умеет, чего добился, кого знает; те, кто помоложе, интересуются, сколько у него подписчиков. Сидя на стуле в кабинете и глядя на край площади, о которой он недавно писал, что без памятника она разваливается по композиции, но чей памятник на ней устанавливать – непонятно, Саня хочет сделать фотографию вида из окна, но вовремя спохватывается.
Через пару лет он постит фото из автозака с подписью: «Забрали на митинге, смотрите, в какой я компании, весь цвет русской культуры и науки со мной вместе»; они улыбаются и, пока едут, поют то «у любви у нашей села батарейка», то Цоя, то Летова, и кажется, что они снова школьники, выпускной класс, и везут их в автобусе на теплоход, где они продолжат праздновать, водку пронести не удалось, но они надеются ею затариться около теплохода; а пока они стоят, покачиваясь, как на волнах, в пробке в вечерней Москве, Саня засыпает, прижавшись спиной к прутьям решетки автозака, он ни о чем не волнуется, знает, что его встретят свои и разместят, и утром его выпустят, а остальных оставят до суда, а потом будет новый митинг, и ему снова напишут, и он снова будет репостить, и так будет, пока не закончится его контракт с этим государством.
Второе пришествие
Маша ходит мимо забора
