Как бы там ни было, перефразируя Гашека, можно сказать, что на тот момент в кругу ученых мэнээс Гриша Мамченко стал считать себя равным высшим чинам и требовать от Игоря, чтобы тот подтверждал этот факт как продвижением Гриши по службе, так и предоставлением ему выигрышной тематики и подчиненных сотрудников. Пусть хоть дипломников. В качестве основного мотива для своих требований Грицько выдвигал вовсе не качество своей научной работы, а то, что он работает с Игорем давнее всех, искренне полагая, что все положенные карьерные и другие блага он должен получать просто, так сказать, по выслуге лет. Игорь с этим не соглашался, но Гриша получил неожиданную поддержку, ни много ни мало, от самого Директора, который стал неожиданно упрекать Игоря в зажимании молодежи и даже в ревности, что было уже полным идиотизмом, поскольку своего за Гришей не водилось ни капли и все его достижения полностью базировались на идеях и работах Игоря и других его сотрудников. Впрочем механизм возникновения директорского интереса сомнений у Игоря не вызывал. В какой-то мере, он винил в этом самого себя, понимая, что именно его находчивость обратилась сейчас против него самого.
Дело в том, что как раз он сам и был изобретателем автором забавного подхода к решению многих обычно трудно решаемых у них в Институте вопросов. Схема “неформального” решения самых разнообразных проблем, тщательно продуманная и периодически воплощавшаяся в жизнь Игорем, базировалась на хорошем к тому времени знании институтских порядков и достаточном понимании параноидального склада характера Директора, насколько такой характер вообще можно понять. Поскольку Директором многократно и вполне открыто декларировалась приверженность известному принципу “разделяй и властвуй” в своей повседневной директорской практике, то он постоянно отслеживал все имеющие место конфликты в отделах и лабораториях между сотрудниками и их заведующими или между завами соседних подразделений, чтобы, умело поддерживая их, создавать полезное для него напряжение в системе.
На этом Игорь и играл. Надо ему, к примеру, выбить для кого-то повышение или отправить кого-то на месяцок в импортную лабораторию поработать, так он сам к Директору соваться и не думает - клянчить и унижаться придется безмерно, да тот еще непрерывно будет свои безумные версии проверять на предмет того, почему Игорю именно того надо повысить, а именно этого отправить. То есть, все это относится не только к Игорю, но и к кому угодно другому, если только инициатива не исходит от самого Директора, но Игорю-то от этого не легче и потраченного - и нередко совершенно напрасно - времени жалко не меньше. Вот тут-то его выдумка и начинает действовать. С ведома и одобрения Игоря, тот сотрудник, для которого, собственно, и нужны были это повышение или эта командировка, идет прямым ходом к Директору, добивается приема, намекнув секретарше, что пришел жаловаться на своего непосредственного начальника, после чего Директор принимает его практически немедленно, и в директорском кабинете начинает жаловаться на то, что Игорь именно его притесняет и зажимает, никуда не посылая и никак не повышая, тогда как многие другие всеми этими благами пользуются во всю. Директора просят как отца родного вмешаться, разобраться и заступиться.
Поскольку в такой ситуации Директор видит отличную возможность вбить клин в отношения между сотрудником и завлабом, то два раза его просить не приходится. Он тут же вызывает Игоря, распекает его в хвост и в гриву за необъективность, несправедливость и неумение работать с людьми, после чего приказывает ему немедленно именно этого несчастного повысить или командировать, после чего выставляет их обоих из кабинета в полной уверенности, что в лице облагодетельствованного сотрудника приобрел себе верного сторонника и возможно даже информатора, а заодно уел и Игоря. В свою очередь, Игорь с сотрудником дружно направлялись обратно в лабораторию, унося в клювике желаемое. Конечно, элемент риска в таком деле всегда присутствовал, но Игорь здраво рассудил, что самим сотрудникам продавать его схему начальству невыгодно, а даже если она в какой-то мере вскроется, то польза от его работы начальственный гнев в конце концов должна пересилить. В общем, обойдется.
Естественно, в курсе этой тактики был и Грицько, тем более, что именно с ее помощью Игорь выбил ему не только поездку на хороший конгресс во Францию, но даже и квартиру в доме, построенном их Институтом на паях с министерством. И на этот раз он использовал ее в обратном, так сказать, варианте, пойдя к Директору, нажаловавшись на всевозможнейшие зажимы с игоревой стороны, да еще, похоже, и продав все прошлые игоревы авантюры. Именно к такому выводу пришел Игорь, когда Директор с жутким скандалом не только потребовал обеспечить Гришу большей частью требуемого, но и намекнул, что никакие лже-жалобы больше с ним не пройдут, и вообще Игорь теперь у него на особом контроле. Было очень обидно, но работать с Гришей и над Гришей Игорь продолжал.
Вот тут обе линии и сошлись.
VII
И сошлись резко и неожиданно.
Как-то раз, войдя в здание Института и неторопливо направляясь по широкому безлюдному коридору к лифту, Игорь чуть не был сбит с ног Роговым, который буквально скатился с широкой лестницы, которая вела на второй этаж к шикарно оборудованному отсеку, где располагались чертоги лично Генерального и его канцелярии. На Рогове практически не было лица, так, бледные остатки. И даже выглядел он не так элегантно, как обычно, хотя коньячного духа Игорь на этот раз не учуял.
- Чего с тобой, Фомич? - участливо поинтересовался Игорь, - Хвораешь, а тебя к начальству дергают работой загружать?
В ответ воспитанный и обычно сдержанный Рогов разразился потоком совершенно несвойственной ему до того момента чудовищной ругани. Из густого облака мата постепенно прояснилось, что всего несколько минут назад Генеральный уволил Рогова в связи с многократными нарушениями трудовой дисциплины. И поскольку дело уже, как оказалось, согласовано с руководством отдела КГБ, по которому числился находящийся в резерве Рогов, то правды искать больше негде. А искать надо новую работу, поскольку и погоны и мозги пока еще при нем. А съинициировал увольнение – представляешь? – районный клоп-гебешник, которому страсть как хотелось бы занять роговское место. И вот этот мудак решил, что он под наблюдением как раз Рогова обтесался уже достаточно, чтобы выполнить любое задание партии и правительства, и не нашел ничего лучшего, чем настучать главному начальнику про роговскую привычку к дорогому коньяку в рабочее время и страсть запираться в кабинете с секретаршами и опять же в рабочее время. Тому, в общем-то, может, и наплевать, поскольку и сам не мимо коньяка и девочек, но дело уже вышло наружу, и, значит, надо было принимать меры. Вот он и принял – самые радикальные, мать их….
Игорь ситуацию понял, Рогова сильно пожалел, хорошо зная, что Босс от своих решений не отступает, на маленького райотдельского куратора столь же сильно понегодовал и даже, пытаясь хоть как-то Рогова утешить, заметил, что ждать благодарности от учеников обычно не приходится и чем к ним лучше, тем... увы…
- Да уж, - злобно откомментировал все еще горячившийся Рогов, - их засранцев подбираешь и растишь… А они тебя только и норовят подсидеть и продать… И эта мандавошка туда же. И ведь как все подал-то – ни крестом, ни пестом не отмахнешься. А Генеральный и рад схавать. Забыл, ссучий кот, сколько я ему добра сделал, на каких людей вывел, какие загранки устраивал, от каких неприятностей отмазывал! Ведь если бы не я…
- Ну что тут сделаешь, - специально перебил его Игорь, не желая посвящаться в дела и секреты заоблачных сфер, куда его мог, разгорячившись, ненароком втащить Рогов, - Иногда и профессионал вроде тебя разглядеть не может, кто рядом пасется. Обидно, конечно, но все как-то устаканивается…
- Мне, значит, обидно! А себя, небось, инженером человеческих душ чувствуешь? Думаешь, что ты-то сам людей без ошибок подбираешь? Как же! Знаешь, чьими доносами на тебя у меня весь стол завален? Знаешь?
Хотя поворот разговора был совершенно неожиданным, но вот тут уж Игорь действительно заинтересовался.
- Так и чьими же?
- А Гришки твоего мордатого! Стучит и стучит, сволочь хохлацкая! Уж даже мне надоел. Я ему говорю, да что ты мне всякие мелочи по сто раз таскаешь – будет о чем действительно сказать, так скажи, а остальным подотрись! А он в ответ – нет уж, примите, пожалуйста. И, главное, я ему толкую, что нечего на тебя капать – ничего уж такого все равно нет, а сидишь ты прочно. А он все своё, гаденыш. А ты, небось, считаешь, что раз твой выкормыш, так надежнее у тебя человека нет!
- Слушай, так ты мне все это официально говоришь? Я ведь тогда с ним сам потолкую! Или опять секреты?
- Да насрать мне – хочешь говори, хочешь – не говори, мне все равно отсюда уходить. Пора в полную отставку. Так что стукачей своих пусть теперь эта мандавошка бережет или новых заводит. А мне теперь не до них. Тем более, что Грицько твой никаких официальных подписок не давал, а значит агентурой не является. Так, добровольная гадина.
