— Так уж и всегда? — прищурился он.
— Всегда! — храбро соврала я.
— В таком случае, позвольте мне предложить вам бокал холодного шампанского.
«Ну вот, начинается», — подумала я и отвернулась, собираясь вставать.
— Вы меня неправильно поняли, — в его голосе проскользнула смешинка. — Я вас никуда пока не приглашаю. Настоящее французское шампанское из винограда урожая прошлого года. Здесь и сейчас.
Я оглянулась.
В тяжелых запотевших бокалах резного хрусталя искрилось вино. Один бокал он протянул мне. Мы чокнулись. Нежный звон растаял между нами.
— За что пьем? — осведомилась я, стараясь держать себя в руках.
— За нашу встречу, разумеется, — улыбнулся он.
Шампанское оказалось настоящим, холодным и удивительно вкусным.
— Если ты разлюбил шампанское, ты разлюбил жизнь, — изрек он, смакуя напиток.
— Где-то я уже это слышала.
— Я вовсе не претендую на авторство.
— А! — воскликнула я и поставила бокал рядом на скамейку. — Вы фокусник экстра-класса, да?
— Увы, — его глаза погрустнели. — К сожалению, это не фокус. Кстати, меня зовут… Иван. А вас?
— Светлана, — призналась я.
Он допил шампанское и протянул мне бокал:
— Возьми, в хозяйстве пригодится.
Я попыталась протестовать.
— А как же принцип? — настаивал он. — И потом, не выбрасывать же такую красоту!
— Себе возьми.
Как-то незаметно мы перешли на «ты».
— Я бы взял, да некуда. У меня, видишь ли, нет постоянного места жительства.
— То есть?
— То есть, сегодня, например, мне совершенно негде ночевать. Впрочем, есть вариант, что ты пустишь меня к себе… Ведь ты не замужем, верно?
— Нет, — ляпнула я машинально и тут же спохватилась. Каков нахал, однако!
— Это с какой же стати я пущу в дом совершенно незнакомого мне человека? — заряд иронии, как мне казалось, был достаточен даже для того, чтобы смутить носорога.
— Ну, во-первых, мы знакомы. Я — Иван, ты — Света. Так? А во-вторых, я могу решить несколько твоих проблем, скажем так, материального порядка, и ты за это пустишь меня к себе жить.
Я засмеялась, осознав, наконец, всю нелепость нашего разговора.
— У тебя красивый смех, — сказал он.
— И только?
— Не только. Ты вообще одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо встречал. И сердце у тебя доброе…
— Наглый подхалимаж…
— По-моему, это ошибка — считать красивых женщин изначально злыми. Все как раз наоборот. Просто им слишком часто приходится защищаться.
— Ты говоришь общеизвестные вещи, — заметила я. — Общеизвестно, например, что я красива…
— И добра. Правильно. И умна. А повторение общеизвестных истин… Мир держится на этих самых истинах. Простых и общеизвестных.
— По-твоему, жизнь проста?
— Я этого не говорил. Истины просты, а жизнь как раз сложна именно в силу недостаточного понимания простых истин.
— Парадокс. Получается, что чем проще истина, тем сложнее ее понять.
— Конечно, — охотно согласился он. — А иначе как бы осуществлялось развитие? В основе любого прогресса лежит какой-нибудь завалящий парадокс. Возьмем, к примеру, развитие наших отношений…
— Ну?
— С одной стороны — беседа о смысле жизни, а с другой — очень хочется есть. Мне, во всяком случае.
— Если это намек, — злорадно оживилась я, — то знай, что холодильник у меня пуст и денег тоже нет.
— Ага, — казалось, он услышал именно то, что хотел. — Тогда пойдем.
— Куда?
— К тебе, конечно. Не на лавочке же этой нам обедать. Хотя, если желаешь, можно и на лавочке.
— Я же тебе сказала, что в доме хоть шаром кати.
— Это уже не твоя забота.
Впоследствии ничем иным, кроме как наваждением и кратковременным помешательством рассудка, я не могла объяснить того факта, что мы под ручку отправились прямиком ко мне домой.
А впрочем — к чему лукавить? — был, был у меня и некий интерес к нему, такому симпатичному и загадочному.
Под шушуканье старушек-соседок — в подъезд и на третий этаж. Ключ скрежещет в давно требующем смазки замке. Потерпи, дружок, вот выйду удачно замуж…
Мой синеглазый спутник скидывает в прихожей сандалии и шлепает босыми ногами на кухню к холодильнику.
— Так. Пустой, говоришь. А это что?
Я заглянула через его крепкое плечо и обмерла — мой старый, вечно полупустой холодильник был забит едой до отказа.
— И что тут у нас… — пробормотал Иван и потянул на себя какую — то незнакомую мне кастрюлю.
— Послушай! — мне, наконец, удалось выйти из оцепенения. — Я… я не знаю, откуда это все взялось! Это не мое!
— Бывает, бывает… — он поставил кастрюлю на стол, снял крышку и принюхался.
— Борщ, — удовлетворенно констатировал. — Украинский. Люблю, знаешь ли, украинский борщ. С пампушками и со сметаной. У тебя есть пампушки и сметана?
Я потрясенно молчала.
— Ну чего ты стоишь? — воззрился на меня Иван своими пронзительно-синими глазами и достал из хлебницы свежеиспеченные пампушки, от которых по кухне сразу же волной пошел вкусный чесночный дух. — Иди, переодевайся к обеду и мой руки. Я сам накрою на стол.
Вы когда-нибудь пробовали настоящий украинский борщ с пампушками?
Такой борщ умела готовить моя покойная бабушка, и я уже основательно успела позабыть его божественный вкус.
Вопросы, как обиженные пчелы, роились в моей бедной головушке, но я решила сначала насытиться, раз уж представилась такая возможность.
— Кофе? — предложил он, когда с борщом было покончено. — Или желаете второе блюдо? Можно, скажем, подогреть отбивные. Я там заметил в холодильнике.
— Благодарю покорно.
— Тогда кофе.
Все ясно, соображала я, наблюдая, как Иван открывает несуществующий у меня еще сегодня пакет молотого кофе, щедро насыпает его в джезву, добавляет сахар, заливает кипятком и ставит джезву на малый огонь. Все ясно, он — гипнотизер и все это происходит только в моем воображении. Но зачем? С какой, извините, целью? Завладеть моей душой и телом?
Но он достаточно интересен сам по себе, чтобы не испытывать недостатка в женщинах. Вот именно. Тобой этот недостаток и восполняется сейчас. Нет, постой. Я ведь сама к нему обратилась, а он просто сидел на скамейке летним погожим днем. Сидел себе, значит, на скамейке. Отдыхал. И тут подхожу я. Молодая длинноногая натуральная блондинка. Он, что совершенно естественно, теряет голову и, полностью отдавая себе отчет в том, насколько малы его шансы обратить на себя мое благосклонное внимание, прибегает к запрещенному приему. То бишь, гипнозу. Бред.
И тут в дверь настойчиво позвонили.
Я сразу определила, что это приперся мой бывший муж и что он почти наверняка в изрядном подпитии. Черт, этого только мне не хватало!
— Открою? — полувопросительно глянул на меня Иван.
— Нет уж, — решительно поднялась я из-за стола. — Сиди.
Ну, точно. Муж. Да еще в агрессивной стадии опьянения.
— Чего тебе надо?
— Дай взаймы…
— Нет у меня денег.
— Тогда чего-нибудь выпить.
— Выпивки тоже нет. Иди, откуда пришел.
— А-а! У нас гости! — это он заметил мужские сандалии в прихожей.
— Представь себе.
— А ну-ка…
Надо сказать, что мой бывший при росте метр девяносто и соответствующем весе обладал недюжинной силой, так что мои пятьдесят четыре килограмма он просто отодвинул рукой к стене и вломился на кухню.
Я бросилась вперед, готовая повиснуть на его медвежьих плечах, но бывший супружник, уставившись на спокойно пьющего кофе Ивана, вдруг как-то сник, пробормотал нечто вроде извинения, пятясь, покинул квартиру и загрохотал вниз по лестнице.
— Что ты ему сказал? — поинтересовалась я, наблюдая в окно за быстро удаляющейся по улице фигурой бывшего мужа.
— Ничего, — пожал он плечами. — Странный какой-то тип. Кто это?
— Когда-то был мужем.
— А!
— Что значит «а»?
— Нет, ничего. Деликатный, наверное, человек. Увидел, что место занято, ну и решил без шума удалиться.
— Деликатный он, как же, — горько усмехнулась я. — Нет, если ты не фокусник, то, значит, гипнотизер. Только вот не пойму, что тебе нужно от бедной девушки.
— Доброй и красивой, — добавил он. — Я же тебе сказал: мне негде жить на теперешний момент, а ты мне понравилась.
— Все так просто?
— А зачем усложнять? — Он отнес чашки в раковину и принялся мыть посуду.
— Понимаешь, я не люблю гостиниц.
— И все-таки, кто ты? — спросила я его спину.
Он обернулся, держа в руках только что вымытую тарелку. Капли воды медленно падали на линолеум.
— Ты уверена, что тебе очень хочется это знать? — тихо спросил он, и я почему-то испугалась.
Вечерний ветерок путался в легкой занавеске, пытаясь пробраться в комнату сквозь открытую дверь балкона. Мы сидели в креслах возле журнального столика и пили херес.
